Бои за Москву
24 июля к Москве отправились первые отряды нижегородского ополчения численностью в 400 человек во главе с воеводами Михаилом Самсоновичем Дмитриевым и Федором Левашевым. Основной причиной, по которой Пожарский принял решение о начале похода, стали известия о приближении к столице гетмана Ходкевича. Отряд Ходкевича насчитывал 10 тысяч человек, не считая значительного обоза. Перед лицом этой угрозы внутренние распри должны были утихнуть. Ранее королевскому гарнизону уже удалось воспользоваться тем, что блокада Москвы была неполной. 27 июня Госевский вывел уставших солдат, которых сменили 11 хоругвей польско-литовской кавалерии и пехоты и 4 сотни запорожцев. Новым командующим стал полковник Николай Струсь. Вслед за Дмитриевым к Москве был послан и второй отряд – князя Д. П. Лопаты Пожарского численностью 700 всадников (2 августа).
Отряды М. С. Дмитриева и князя Д. П. Лопаты Пожарского встали под Москвой – отдельно от «таборов» Трубецкого – в особых «острожках» у Петровских и Тверских ворот Белого города. Их появление спасло дворян «украинных» городов: они укрылись в острожке Дмитриева, спасаясь от казаков Заруцкого, намеревавшихся их перебить.
Через несколько дней в подмосковных «таборах» произошел раскол. Заруцкий понимал, что с приходом ополчения может лишиться не только своего влияния, но и жизни. 28 июля, увлекши за собой «мало не половину войска» (примерно 2,5 тысячи казаков), он отступил к Коломне, где находились Марина Мнишек и ее «царенок» со своим «двором», а затем, ограбив город, двинулся в Рязанскую землю и занял Михайлов. Атаман объявил себя слугой «царицы Марии Юрьевны и царевича Ивана Дмитриевича». Современники свидетельствуют, что между Заруцким и Мариной возникла личная привязанность. По словам Авраамия Палицына, атаман «припряжеся законом сатанинским» к вдове двух самозванцев. Согласно «Пискаревскому летописцу», Заруцкий «жену свою постриг, а сына своево послал на Коломну к ней, Маринке, в стольники, а хотел на ней женитца, и сести на Московское государство, и быти царем и великим князем». «Лукавая мысль» посадить Ивана Воренка на царство возникла у Заруцкого еще в 1611 году, но тогда он не решился ее воплотить; дальнейший поход на Рязанскую землю и Астрахань был попыткой исполнения этого плана.
Одновременно с уходом Заруцкого из-под Москвы выступил из Ярославля во главе основных сил князь Д. М. Пожарский (27 июля). По дороге он передал командование шурину князю Никите Андреевичу Хованскому и К. Минину, а сам отправился в суздальский Спасо-Евфимиев монастырь – по обычаю того времени, поклониться могилам предков перед началом великого дела. В Ростове Пожарский догнал ополчение, и 14 августа войско прибыло в Троице-Сергиев монастырь. Под Троицей Пожарский попытался вступить в переговоры с Трубецким, но согласие между ними не было достигнуто. Получив известия о приближении Ходкевича, Пожарский отправил к Москве отряд князя Василия Туренина, а следом двинулся и сам.
Князь В. И. Туренин встал у Чертольских ворот. 20 августа к Москве подошло основное войско во главе с Пожарским. Князь приказал строить острог и укрепляться у Арбатских ворот. Вечером следующего дня гетман Ходкевич подошел к столице и остановился на Поклонной горе. Трубецкой неоднократно предлагал Пожарскому остановиться в его укрепленном лагере и объединить силы. Но тот по-прежнему не доверял вождю подмосковного ополчения. Кроме того, концентрация всех сил на юго-западе, где располагался лагерь Трубецкого, открывала Ходкевичу путь в Кремль по Смоленской дороге, откуда тот и двигался. Свои войска Пожарский расставил от Арбата до Остоженки, перекрыв путь к Чертольским и Арбатским воротам Белого города и Боровицким воротам Кремля.
В войске Трубецкого, состоявшем в основном из казаков, было примерно 2,5 тысячи человек. Ополчение Пожарского и Минина было заметно многочисленнее – около 10,5–12,5 тысяч, из которых примерно 3 тысячи казаков. Отряд Ходкевича ненамного уступал по численности обоим ополчениям, но русские были разделены взаимным недоверием и враждой, что едва не погубило все дело.
22 августа Ходкевич перешел Москву-реку у Новодевичьего монастыря и обрушился на войско Пожарского. Битва развернулась в районе Арбатских и Чертольских ворот Белого города. Князь Д. Т. Трубецкой стоял за Москвой-рекой у Крымского двора. Ранее он просил у Пожарского подкрепление, чтобы напасть на поляков. Пожарский отправил к нему пять конных сотен, но боярин не вступил в бой. Казаки Трубецкого отказались сражаться: «Богатые пришли из Ярославля и сами одни отстоятся от гетмана».
Ратникам нижегородского ополчения пришлось тяжело. По словам «Нового летописца», на улицах они не могли сражаться в конном строю и спешились. В бою русские «едва за руки не брались между собой». Одновременно с напором со стороны Ходкевича в тыл ополчению ударили солдаты кремлевского гарнизона, выступившие на вылазку. Ослабевшие от голода, они, однако, еще могли атаковать. Неожиданно на помощь ополченцам устремились из‐за реки конные сотни, ранее посланные Пожарским к Трубецкому. Вслед за ними переправились через реку и вступили в бой казачьи атаманы Филат Межаков, Афанасий Коломна, Дружина Романов и Марк Козлов со своими отрядами. Внезапный удар свежих сил во фланг ошеломил нападавших. Ходкевич отступил к Поклонной горе. Обе стороны понесли большие потери.
Ночью гетману удалось оказать помощь соотечественникам. Русский изменник Григорий Орлов провел 600 гайдуков[49] и «поставил» их у церкви Георгия в Ендове (на севере Замоскворечья, напротив Кремля), а сам прошел в «город», то есть в Кремль. Прорыв Орлова стал подготовкой к новой атаке со стороны Замоскворечья. Там у русских не было укрепленных позиций, поскольку стены Земляного города были разрушены еще во время мартовских боев 1611 года. Гетман выдвинулся к Донскому монастырю и сосредоточил все свои силы против «таборов» Трубецкого.
В помощь Трубецкому князь Дмитрий Пожарский отправил полки под командованием князей Лопаты Пожарского и Туренина. Они встали вдоль рва, по линии бывшего Земляного города. Там же расположились стрельцы и часть казаков. Острог князя Д. М. Пожарского находился на левом берегу Москвы-реки, у церкви Ильи Обыденного, неподалеку от Остоженки, в Земляном городе. Сам воевода переправился через реку и разместился со значительными силами в Замоскворечье. Трубецкой стоял у Лужников. Рядом с церковью Климента Папы Римского на Пятницкой в Замоскворечье был поставлен казацкий острожек.
Утром 24 августа гетман начал наступление. Мощным ударом польско-литовское воинство сбило русские полки с линии рвов Земляного города. Под натиском неприятеля не устоял и Пожарский: он был вынужден отступить со своими полками за реку. В этом бою князь был ранен пулей в руку. Был вытеснен за реку к своим «таборам» и Трубецкой. Русские пехотинцы залегли по «ямам и кропивам». Воины Ходкевича вступили в Замоскворечье, укрепились у церкви Святой Екатерины на Ордынке и захватили Климентовский острожек. Гетман, считая свою победу решенной, двинул к Кремлю обозы с продовольствием. Полковник Иосиф Будило (Будзилло), сидевший в ту пору в Кремле, вспоминал:
После этого трудного дела гетман рад бы был птицей перелететь в крепость с продовольствием, но так как ему мешали поделанные русскими частые рвы, ямы и печи, то наши войска стали отдыхать, приказав купцам ровнять рвы.
В это время в бой вновь вступили казаки. Они встретили обоз огнем из пищалей, а затем вернули себе Климентовский острожек. Победоносное шествие в Кремль остановилось, но ситуация оставалась критической.
Свидетель и участник событий Авраамий Палицын сообщает, что казаки, заняв Климентовский острожек, вскоре оставили его. В обиде на дворян, не оказавших им помощи, они вновь отказались сражаться. Служилые люди были в «великом ужасе» и безуспешно просили казаков не оставлять поля боя. Тогда по просьбе Пожарского к казакам отправился Авраамий Палицын. Часть казаков он застал у Климентовского острожка, других – у переправы через Москву-реку, третьих – в «таборах». Казаки пьянствовали и играли в зернь, не обращая ни на что внимания. Троицкий келарь воздействовал на казаков не только пламенной проповедью. По сообщению «Нового летописца», Палицын посулил им монастырскую казну.
Есть сведения, что агитировали казаков также архимандрит Троице-Сергиева монастыря Дионисий и Кузьма Минин. Согласно «Повести о победах Московского государства», «выборный человек» обратился к казакам с гневным укором: «Вы праздны стояще, кую честь себе обрящете <…> Помощь учинити не хощете и вражде-злобе работаете?»
Вняв призывам, казаки с криком: «Сергиев! Сергиев!» – переправились через реку и вступили в бой. В церквях зазвонили в колокола. Клементовский острожек был вновь отбит у поляков. Пошли в атаку и дворянские полки. Решающим моментом в наступлении стала вылазка, которую возглавил Минин. Взяв три дворянские сотни и роту поляка П. Хмелевского, воевавшего на стороне ополчения, он напал на гетманские отряды, караулившие брод у Крымского двора, и обратил их в бегство. Поляки бежали, преследуемые Мининым, вплоть до своего стана, увлекая за собой и другие части. Замешательство противника стало сигналом к общему наступлению. Пехота вылезла из «ям» и напала на вражеские укрепления на рву Земляного города. Пожарский выступил со стороны «государевых садов», Трубецкой – со стороны Лужников. По словам Авраамия Палицына, казаки нападали на них «ови убо боси, инии же нази, токмо оружие имуще в руках и побивающе их немилостиво». Гетман лишился значительной части войска, а также 400 возов с продовольствием и отступил. Сил для новых атак у Ходкевича уже не было. Он передал польско-литовскому гарнизону просьбу потерпеть еще две недели и удалился (28 августа).
Казалось бы, обессиленный польско-литовский гарнизон представлял собой легкую добычу. Однако рознь в русском стане не прекращалась. Более того, в войске начались новые нестроения. 5 сентября в полки к князю Трубецкому приехали братья Иван и Василий Петровичи Шереметевы. Старший из них уже проявил себя как враг нижегородского ополчения. Теперь же они, объединившись со «старыми заводчиками всякого зла», тушинцами князем Г. П. Шаховским, И. В. Глазуном Плещеевым и князем И. Засекиным, начали подговаривать казаков на бунт. «И по Иванову наученью Шереметева, атаманы и казаки учинили в полках и по дорогам грабежи и убивства великие». Шереметев также подговаривал казаков убить князя Пожарского, ограбить ратных людей и идти воевать Ярославль, Вологду и иные города. Об этом сообщала грамота нижегородского ополчения на Вологду, к архиепископу Сильвестру и воеводам князю И. И. Одоевскому и князю Г. Б. Долгорукову, призывая их «жить с великим опасением». Даже если в грамоте содержались какие-то преувеличения, ясно одно: вражда между двумя ополчениями продолжалась.