Патрик сел рядом со мной. Я увидела, как он сунул руку в потертый карман джинсов и вытащил смятую салфетку… ту самую, с «Куска», где он написал список слов. Он зажал колпачок ручки в зубах и развернул салфетку. Затем, не глядя на меня, он аккуратно перечеркнул первое слово из списка.
Отрицание
Я изо всех сил пыталась сдержать слезы.
— Почему я? — закричала я, обращаясь к небу. — ПОЧЕМУ? Чем, черт возьми, я заслужила такое? Заслужила все это?!
Я прильнула к нему, рыдая. Горячие, злые слезы струились по лицу, падая на песчаную, сырую землю.
— Все в порядке, — произнес Патрик, его голос был мягок и серьезен. На этот раз. — Я здесь, с тобой.
Он позволил мне выплакаться, держа меня на коленях, не знаю как долго, прямо под гигантской секвойей на краю шоссе № 1. Он гладил меня по волосам. Говорил, что все будет в порядке. Над нами появились звезды: мерцающие и сияющие; а земля отсырела еще больше. Я почувствовала, как он отодвинулся и расстегнул куртку. Он укрыл меня ею, и я прижалась к нему еще ближе. Я была так зла и расстроена, что едва могла разлепить глаза, как маленький ребенок после истерики.
— Могу поспорить, — прошептала я, — однажды ты сделаешь кого-нибудь очень, очень счастливым.
Если Патрик и ответил мне, я его не услышала. Я уже провалилась в темный, далекий, тревожный сон.
Часть 3. Гнев
Глава 15Ты — гончий пес, не более
Я была из тех людей, которые не запоминают свои сны. Я перепробовала буквально все: журналы; запись на кассету; спрашивала у девчонок, говорила ли я во сне — но нет, ничего, абсолютно. Жутким исключением из правил был жуткий кошмар с мотоциклом а, кроме этого, больше ничего не всплывало в памяти.
Но не на этот раз.
По какой-то непонятной причине, в ту самую ночь, что-то подсказывало мне, что я запомню приснившийся мне сон. И когда я, наконец, проснулась следующим утром, все еще свернувшись на коленях у Патрика, догадайтесь что?
Это случилось. Мне приснился Хамлоф.
Или, конкретней, мне приснился тот раз, когда Хамлоф съел мою любимую плюшевую игрушку — кролика, которого я звала Миссис Пух. Я голос сорвала, пока лазила по кровати в ту ночь в поисках моей возлюбленной Миссис Пух, пропавшей без вести прямо из-под одеяла. Ее пушистый розовый нос, мягкие розовые ушки. Самые мягкие на свете.
Растворилась без следа.
Поначалу, Мама и Папа сказали, что я, должно быть, где-нибудь оставила его. У Сейди дома. В прачечной. Под кроватью. Я опровергла все их домыслы. Потому что я знала правду. Миссис Пух пропала… Миссис Пух украли. Хаос обернулся столпотворением, когда Папа заметил странные следы из слюнявого хлопка, ведущие по коридору и вниз по ступеням в гостиную, прямо к лежанке Хамлофа.
Да. Это была правда. Собака слопала моего кролика. Он съел его розовый носик, который я целовала тысячу раз. Он съел его мягкие розовые ушки. Он даже съел его красивые голубые глаза. (Один пару дней спустя все же вышел наружу, но уже не такой голубой и не такой сияющий.)
— Все, — прошептала я. — Я помню все.
Я вспомнила Миссис Пух. Вспомнила, как Хамлоф лежал с оттопыренным животом, в котором наверняка был кролик. Я вспомнила, как разозлилась как никогда за всю свою юную, короткую жизнь; меня не пронял даже полный раскаяния взгляд милых щенячьих глаз, когда пес увидел, что я плачу. А потом, я почему-то вспомнила, как Мама качала меня на руках в ту ночь и рассказывала, что Хамлоф еще щенок. И что он не нарочно. Я вспомнила запах ее волос и тепло ее махрового халата. Я вспомнила, как от ее особой маминой заботы я почувствовала себя лучше, и что никому на земле такое больше не под силу.
Но это было не больше, чем воспоминание. Причем тоскливое. Неожиданное, всепоглощающее чувство. По тому, как она держала меня на руках, когда я была маленькой, и мы вдвоем в глупых пижамах воскресными утрами. Это печалило нас обеих, поскольку мы были лучшими подружками, но постепенно стали отдалятся друг от друга из-за злости и обид, и никто из нас не пытался удержать все на плаву… в конце концов, дети вырастают. То были чувства, которые я бережно схоронила в капсуле времени, закрыла в надежном, секретном месте, где их никто не найдет. А это место, каким-то образом, со временем забылось. Я скучала по моей семье. Я скучала по маме.
Я открыла глаза, опухшие от слез и посмотрела на Патрика.
— Ангел? — произнес он.
— Я хочу домой.
— Хочешь поговорить почему?
Я помотала головой. Потянулась и поднялась на ноги. В груди возникло ощущение тяжести, словно мне налили туда бетон, пока я спала. Но помимо этого возникло кое-что еще. План, который походил на руководство к активным действиям.
Но сперва, домой.
— Итак. — Он говорил воодушевлённо, словно пытался поднять настроение. — Я тут подумал, что хотел бы показать тебе нереально крутое местечко здесь неподалеку…
— Я хочу домой, — снова сказала я. — Сейчас же.
Он одарил меня веселым взглядом.
— Мы этим утром немного властные, да?
— Называй, как хочешь.
Он почесал затылок.
— Дело в том, что…
— Что? — спросила я. — В чем дело?
— С этим может возникнуть небольшая проблемка, — сказал он.
— С чего бы это?
Патрик вздохнул и сунул руки в карманы.
— Послушай, Сладкая. Знаю, тебе это не понравится, но сейчас все по-другому. Ты не можешь пойти туда, куда тебе вздумается…
— Кто такое сказал?
— Серьезно?
Я бросила на него взгляд.
— Похоже, что я шучу?
— Черт, — пробормотал он. — Кто-то встал не с той полосы дороги сегодня.
— Взмой нас, или как там это делается. — Я протянула ему руку. — Я готова.
Он скрестил руки на груди.
— Позволь мне напомнить, что я не твой личный шофер.
— Забавно, — ответила я. — Потому что именно так я и думаю.
— Ты не та, за кого себя выдаешь, — пробормотал Патрик, хватая меня за руку.
Я ощутила, как сквозь меня прошел электрический разряд.
— Ауч! — взвизгнула я, отдергивая руку. — Боже! Ты долбанул меня током?!
— Оуу, — произнес Патрик. — Между нами пробежала искра. Я балдею.
Я потерла руку, проворчав:
— Никто уже не говорит «балдею», придурок.
— Послушай, — сказал он. — Не казни гонца за вести. У тебя есть полное право злиться, но не забывай.
— Не забывать что? — огрызнулась я.
Он сильно пнул камень, и тот перелетел аж через дорогу.
— Не забывай, что я — это все что у тебя есть на данный момент, ладно?
Его слова жалили, и я не сдержала удивления от увиденного только что. Каким-то образом, Патрику удался этот маневр. Ногой. Он смог контактировать с предметом из Реального Мира. Не смотря на то, что сам он к нему больше не принадлежал. Я была совершенно ошеломлена.
— Как ты это сделал?
— Извини? То есть ты еще не прочла ДУ целиком? Вот это шокирует.
— Ладно, ладно, — простонала я. — Я поняла. Мне жаль.
— Сперва признай.
— Ты — единственный, кто у меня остался, — пробормотала я.
— Я тебя не слышуууу….
— Ты — единственный, кто у меня остался! — Я ощутила, как мое лицо вспыхнуло. — Теперь, покажи мне как ты, черт подери, это сделал?
Он улыбнулся.
— Сперва важное. — Он схватил меня за руку, притягивая ближе. Прежде чем я поняла что происходит, у меня возникло ощущение, будто я оказалась на тошнотворных американских горках, и мы на скорости вращаемся по кругу, как безумные; все мои мысли свелись к одной: как бы меня не стошнило. Мой желудок оказался где-то в районе горла, и от ветра я даже не слышала своего голоса, который вопил, чтобы все это прекратилось. Затем, внезапно, это произошло.
— Дом, милый дом, — произнес Патрик.
Я открыла глаза. Чувствуя, как мое тело дрожит и сотрясается в спазмах, когда силы гравитации и инерции все же взяли свое.
— Б-б-больше никогда т-т-ттак не д-д-делай.
— Сделаю себе пометку, Ангел, — сказал Патрик.
Мне не нравилось, что он зовет меня Ангелом. Сырные прозвища я тоже не оценила, или же просто меня раздражало то, что он никогда ничего не рассказывал о себе, позволяя мне додумывать все самой. Но сейчас, все это было не важно. Потому что мы стояли на моей подъездной дорожке.
Магелан Авеню 11.
Весь дом был скрыт в тени. Все окна закрыты. Занавески опущены. Словно там никто не жил уже давным-давно. Либо просто перестал обращать на это внимание. Прошло всего несколько недель с моей смерти, что по меркам Вечности было всего ничего. Но видеть, как прохладный осенний свет озарял крышу… грязный, пожелтевший, неухоженный двор; сухие листья свалялись и загнили; в нескольких кварталах к западу раздавался зловещий шепот океана… казалось, прошло гораздо больше времени. Все место казалось неправильным. Исковерканным. Призрак былого величия.
Как и я.
Я не могла отвести взгляд.
— Что здесь произошло? — спросила я.
— Что и всегда, — ответил Патрик. — Они кого-то потеряли.
Звук открывающейся двери привлек мое внимание. Маленький мальчик с темными волосами, джинсах и черной толстовке вприпрыжку спустился по ступенькам, даже не удосужившись закрыть за собой дверь. Он бросил футбольный мяч на подъездную дорожку и с силой пнул его о металлическую гаражную дверь.
БАМ!
БАМ!
БАМ!
Это был Джек. В мгновение ока по телу пробежали мурашки. Он был так близко. Он был таким настоящим. Щеки ярко-красные, а нос заложило от холодного осеннего воздуха. Я хотела подбежать к нему, обнять и не отпускать. Я наблюдала, как он вытер нос рукавом. Он бросал мяч в гаражную дверь.
БАМ!
Я сделала шаг по аллее, но остановилась, поняв всю сволочную ситауцию происходящего.
— Он меня не видит.
— Верно, — согласился Патрик. — Но в этом есть и положительная сторона — у тебя ужасная прическа, так что, быть может, это и к лучшему.
Я потянулась к непослушным кудряшкам, чтобы пригладить их, но остановилась, когда поняла, что Патрик лишь дразнит меня. Снова. Я злобно уставилась на него как обычно, но после услышала, как дверь открывается во второй раз.