— Джек!
Голос моей матери.
А потом я увидела ее, она высунулась из-за двери. В зеленом супер-мягком свитере, что бабушка подарила на Рождество. Ее черепаховые очки. Темные волнистые волосы, собранные в конский хвост. Вроде они стали короче, чем в моих воспоминаниях?
Мама.
У меня перехватило дыхание, а на затылке защипало кожу. Хотелось подбежать к ней. Так сильно хотелось подбежать к ней.
— Джек, милый, прошу, не стучи так сильно по гаражу. Слишком громко. Папа пытается поспать.
— Поспать? — повторила я. — До сих пор? Который час?
Должно было быть уже не меньше одиннадцати утра. А мой отец ранняя пташка. Он всегда просыпался на рассвете, чтобы часок позаниматься серфингом, прежде чем ехать на работу. Не может быть, чтобы он до сих пор спал! Он вечно ворчал на нас, когда мы спали до половины девятого в выходные дни.
— Ладно, — голос Джека был отстраненным. Будто он не слушал вовсе, и ему было плевать.
Не встречаясь с ней взглядом, он бросил мяч, разбежался и пнул снова. На этот раз, еще сильнее, чем прежде.
БАМ!
Мама покачала головой. Она была сердита, насколько я могла судить, но она ничего ему не сказала. Только хлопнула дверью и ушла обратно в дом.
— Большая счастливая семья, — произнес Патрик.
Я пропустила его слова мимо ушей. Прошла по аллее и села в десяти футах от того места, где Джек пинал мяч.
Джек Чеддер.
Он был красив. Красивый, милый, угрюмый мальчик. Через несколько месяцев ему исполнится девять. Промелькнула в моей голове мысль.
Что если он забыл обо мне?
Он снял толстовку и бросил ее на землю. Затем сел на траву, скрестив ноги, сунул руку в карман и вытащил колоду карт. В течении лета я учила его тасовать колоду. У него почти получалось. Но руки по-прежнему были слишком малы, чтобы карты помещались целиком. Он разделил колоду пополам, как показывала я (когда карт меньше, получается легче), но когда он согнул карты, чтобы сделать мост, колода выскользнула из пальцев и разлетелась по траве.
— Дерьмо, — пробормотал он.
— Попробуй еще раз, — произнесла я. — На этот раз используй пальцы.
Он повторил те же самые шаги, но, как и прежде, карты разлетелись.
— Проклятье! — Он бросил это занятие и стал снова пинать мяч.
Я ничего не могла поделать. Я была совершенно бесполезна. Пустая трата пространства.
— Ну, технически, с тех пор как ты лишилась тела, ты не можешь занимать пространство, — вставил Патрик. — Знаешь, если с технической точки зрения.
Я шлепнула себя ладонью по лбу.
— Боже мой, ты КОГДА-НИБУДЬ заткнешься?
Он улыбнулся.
— Не совсем.
Я уже собиралась придумать какой-нибудь остроумный ответ, когда крик привлек мое внимание. Я встала и направилась в сторону кухонного окна, чтобы получше рассмотреть. Вот они. Мама и Папа. Они сидели за столом друг напротив друга. Рядом с ним стояла нетронутая чашка кофе; непрочитанная газета и пустая тарелка перед ней. Она плакала. Он закрыл лицо руками.
— Ты должен остановиться, — сказала она. — Как долго ты будешь заставлять проходить нас через это? Как долго ты будешь заставлять Бри проходить через это?
Я? Они ругаются из-за меня?
— Я должен понять, — сказал он. — Я не смирюсь, пока не пойму.
— Ты одержим, — сказала Мама, ее голос срывался. — Ты не сможешь вернуть ее. Она умерла, Дэниэл. Когда ты, наконец, поймешь это?
— Это бессмысленно, Кэти.
— Она умерла, Дэниэл, послушай себя. — Она встала из-за стола и отнесла тарелку в раковину. Затем включила горячую воду, так что скоро окно, где я стояла, начало покрываться конденсатом и мне пришлось прильнуть к стеклу.
— Она была здорова, — продолжил Отец. — У нас все было хорошо. Ее сердце было здорово.
— Или не было. — Мама снова заплакала. Она замолчала, чтобы утереть слезы. — Быть может, мы ошибались.
— Нет! — Папа внезапно ударил кулаком по кухонному столу, перевернув сахарницу. Мама и я подпрыгнули от резкого звука. — У пятнадцатилетней девочки острый обширный коронаротромбоз? Ткани не так-то просто разорвать, Кэти. Сердце не может просто расколоться, черт его дери, пополам!
— Успокойся, — сказала Мама. — Тебя может услышать Джек.
Папа сделал глубокий вдох. Похоже, он пытался собраться.
— Моя бригада ничего подобного в жизни не видела, — произнес он, потирая глаза. — Бри могла помочь нам спасти жизни других людей… чтобы удостовериться, что подобное больше не произойдет.
— Это не твоя вина, Дэниэл, — прошептала Мама. — Никто не виноват.
— Тот парень имеет к этому какое-то отношение, — Папа покачал головой. — Я знаю, он причастен.
Ты прав, Папа. Ты близок к истине.
— И что же ты намерен делать? — потребовала Мама. — Посадишь в тюрьму шестнадцатилетнего парня за то, что тот поругался с твоей дочерью? Он ребенок, Дэниэл. Ты ведь видел ее сердце… — Ее голос дрогнул.
— Ты видел его своими глазами. Мы все видели. Неужели ты смеешь говорить мне, что Джейкоб Фишер повинен во всем этом. — Она замолчала, рыдая.
Больше, чем ты думаешь.
— Ты днями ночуешь на работе. — Мама повернулась к нему лицом, слезы текли по ее щекам. — Ты нужен нам, Дэниэл. Ты нужен Джеку и мне.
— А как же Бри? — произнес он. — Ей мы уже не нужны?
— Она УМЕРЛА! — закричала Мама изо всех сил, ее плечи задрожали.
Нет, нет, нет, прошу, не ругайтесь, прошу, не надо.
Хотелось закрыть глаза и уши… хотелось убежать и никогда больше не возвращаться. Но я не могла оторваться от окна.
— Я близок, — произнес Папа. — У меня есть теория.
— У тебя есть мы, — всхлипнула Мама. — Разве этого не достаточно? — Она попыталась обнять его, но он оттолкнул ее.
— Нет. — Он поднялся. — Прямо сейчас не достаточно. — Он взял ключи от машины со стола. — Я один из лучших кардиохирургов в мире, Кэти. Как думаешь, все это выглядит? Как все это выглядит, когда я даже не могу ответить на вопрос, что произошло с моей собственной дочерью?
В этом весь мой папа. Безнадежный реалист. В конце концов, это у него получается лучше всего. Он верит фактам. Он говорит правду. Люди со всей страны, даже со всего мира, просят у него помощи. Его убивало то, что он не смог спасти свою собственную дочь.
С мамой же все было иначе. Она была человеком творческим. Свободная душа. Она давала уроки рисования в Художественном Институте. Когда они впервые встретились, их различия лишь сделали их сильнее. Теперь же, эти различия разрывали их на части.
— Я нужен в больнице, — ответил Папа.
— Ты нужен нам здесь, — сказала Мама.
Прекратите, хватит, не надо ругаться, не из-за меня. Мне так жаль.
— Постараюсь не задерживаться.
— Что на счет ужина? — горько спросила Мама. — Это ее день рождения, Дэниэл. Ты правда задержишься допоздна сегодня?
Я замерла. Мой день рождения. Я повернулась к Патрику.
— Шестнадцать, — произнес он. — С днем рождения, Бри.
Папа вздохнул.
— Я постараюсь.
— Твоего постараюсь недостаточно.
— У меня есть обязанности, Кэтрин. — Его голос был холоден. Сердит. Я не могла припомнить, когда он в последний раз называл маму полным именем.
Она выбежала из кухни.
— Делай что хочешь. Мне плевать.
Я метнулась от кухонного окна через двор. Я вбежала по ступенькам к входной двери. Я должна была попытаться поговорить с ними. Я должна позволить им узнать, что им не нужно переживать из-за меня. Я зайду внутрь и все будет хорошо. Я попытаюсь все наладить. Это была моя семья. И им была нужна моя помощь.
Ты не можешь, прошептал Патрик у меня в голове.
Не могу что? Хватит уже говорить мне что можно, а что нельзя.
Я протянула руку, приготовившись почувствовать прикосновение холодного металла и дерева, как уже было ранее. Но вместо этого, я схватила дверную ручку и попыталась повернуть ее, ничего не произошло.
Какого…?
Я попыталась снова. Затем снова. Заперто.
— Ненавижу этот глупый дом! — закричала я, пытаясь пнуть дверь.
По-прежнему ничего. Не важно, как сильно я пыталась пройти сквозь дверь, это не срабатывало.
— Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — закричала я изо всех сил, слова обжигали горло, словно раскаленные угли. Через минуту, я рухнула на ступени, тяжело дыша.
Я была так зла, что из рук и спины появились крошечные стручки пара. Я, буквально, пылала.
Патрик медленно поднялся по ступенькам.
— Лучше?
Я должна попасть внутрь.
Ты НЕ МОЖЕШЬ.
— Это безумие! — закричала я. — Почему нет? — Я развернулась и с прыжка врезалась в дверь. Закричала, пожалуйста… кто-нибудь, пожалуйста, впустите меня.
— Ты не готова, Бри. Пока нет.
— Что ты имеешь в виду, пока нет? — огрызнулась я. — Я была на вечеринке у Джейкоба. Почему я не могу попасть домой? Смотри, я сосредоточена. — Я скосила глаза на дверь и сосредоточилась так сильно, как только смогла. — Я сосредоточена. Но все это бессмысленно.
Патрик говорил тихо.
— Не нужно, Ангел.
Джек прошел мимо меня и потянул ручку одним быстрым движением, ничего сложного. Я попыталась проскользнуть вместе с ним. Пытаясь ступить ногой за порог. Все что угодно, лишь бы оказаться внутри. Но дверь захлопнулась у меня перед носом.
Мне тут не рады.
Я опустилась на колени, прижав голову к одному из окошек на входной двери. Они снова кричали. Голос Отца громко и четко раздавался по дому, Хамлоф вторил ему лаем.
Я молотила по двери кулаками.
— Я здесь! Хватит, вы двое! Хватит ругаться!
Я заглянула в окно. Внутри все было как и всегда. Тот же деревянный пол, те же шкафы, тот же китайский шкафчик в столовой, те же большие удобные диваны в гостиной; и полки, полки, полки в библиотеке. Мамина рассада на застекленной веранде, вся дикая, неухоженная и засохшая. Но с этим я ничего не могла поделать. Лишь беспомощно наблюдать, как моя милая, когда-то идеальная семья разваливалась у меня на глазах. Я зажмурилась и приникла лбом к стеклу. Я ненавидела это. Ненавидела очень сильно. Все было так несправедливо.