Уничтожение природы может находиться как в прямой, так и в косвенной связи с войной. В XVIII веке британцы вовсю грабили леса в Северной Америке — им было необходимо дерево для строительства кораблей (в конце концов это стало одной из причин американской войны за независимость в 1775–1783 годах). Аналогично ливанские кедровые леса, не уничтоженные более чем двухтысячелетними порубками, пошли на дрова для турецкой железной дороги во второй мировой войне; после такого удара они уже не оправились.
Во время первой мировой войны только во Франции при боевых акциях, артобстрелах, возведении оборонительных сооружений, коммуникаций и т. п. подверглись опустошению 100 000 гектаров сельскохозяйственных угодий и 600 000 гектаров леса. Но больше всего французские леса пострадали от чрезмерных вырубок. В течение четырех военных лет можно было получить около 100 миллионов кубометров древесины. Но 18 миллионов кубометров были загублены в ходе военных операций, 12 миллионов вырубили для гражданских нужд, немецкие оккупанты забрали еще 22 миллиона кубометров и 11 миллионов пошли на военные нужды союзников. Франция еще не залечила свои раны, как разразилась следующая война, принесшая новые потери. В годы второй мировой войны прямыми военными акциями уничтожено 400 000 гектаров леса, еще 100 000 гектаров сгорели во время партизанских действий. Для восстановления этого богатства понадобятся десятки лет.
Вершину целевого уничтожения природы представляла собой вторая вьетнамская война (1961–1975). Еще никогда в истории умышленная дестабилизация среды обитания не была важной составной частью военной стратегии. Если в войне против Японии в конце 1944 года адмирал Уильям Леги не согласился уничтожить урожай противника, поскольку это «противоречило бы христианской этике и всем законам войны», то во Вьетнаме для американской армии этих моральных запретов уже не существовало.
Соединенные Штаты впервые в истории употребили во Вьетнаме методы планомерной деструкции среды обитания и провоцирования экологической катастрофы. Американцы обрушили на вьетнамскую землю 14 миллионов очень мощных бомб и артиллерийских снарядов. Это в два раза больше, чем взорвано в течение всей второй мировой войны (тогда было израсходовано 3,1 миллиона тонн авиационных бомб, 3,6 миллиона снарядов в наземных боях и 1 миллион тонн на море). США распылили над Вьетнамом 57 000 тонн гербицидов «эйджент орандж» и около 23 тысяч гони других дефолиантов, при этом растения всех видов либо уничтожались полностью, либо лишались листьев и получали тяжелые повреждения. С самолетов было сброшено по меньшей мере 170 килограммов диоксина — ядовитого соединения, которое даже в минимальном количестве вызывает у людей нарушения в генетическом аппарате, что впоследствии ведет к рождению детей с различными уродствами — микроцефалией, волчьей пастью, деформациям конечностей. Часть лесов систематически перепахивалась огромными бульдозерами, которые сровняли деревья с землей и перерыли почву так, что на поверхности оказались нижние, неплодородные слои.
Главные удары приходились на Южный Вьетнам. Токсические вещества и механическое уничтожение лесов применялись практически только в зоне боев в окрестностях Сайгона (сегодня Хошимин). 71 процент взрывчатых веществ был сброшен в этом районе (16 процентов пришлось на Лаос, 8 — на Северный Вьетнам и 5 процентов — на Кампучию).
В целом было уничтожено 17 миллионов гектаров растительности (это приблизительно на треть больше, чем вся территория бывшей Чехословакии). Из них 5,9 миллиона гектаров составлял взрослый лес с бесценными запасами строительной древесины.
Подсчитано, что при бомбардировках и обстрелах лес был полностью истреблен на площади 104 000 гектаров. На 4,9 миллиона гектаров он получил сильные повреждения (в основном осколками) и в результате оказался пораженным грибками и гнилью, что означало неизбежную гибель в течение двух лет.
Химикалиями вытравлено 202 000 гектаров леса, из них 151 000 гектаров мангрового леса, который очень чувствителен к токсичным веществам. В ряде районов уничтожено от 85 До 100 процентов деревьев.
Было испорчено 19,6 миллиона кубометров древесины. Ущерб на территории в 1,11 миллиона гектаров, подвергшейся химическому нападению, может быть возмещен только через 40 лет. Через десять лет после окончания войны в лесах Южного Вьетнама все еще встречались только 10–15 процентов видов млекопитающих и около 15 процентов видов птиц по сравнению с довоенным состоянием. В прибрежных мангровых заводях полностью исчезли креветки и рыбы, глубоко нарушены экологические связи. Хотя жизнь возвращается в пострадавшие места, но до сих пор существует опасность попадания в организм с пищей диоксина со всеми вытекающими последствиями. В целом положение нормализуется, вероятно, не раньше, чем через сто лет.
Систематически уничтожались и каучуковые плантации. Из 135 тысяч гектаров в Южном Вьетнаме осталось не более 85 000, а производство сырого каучука упало на 60 процентов.
Регулярные «битвы с урожаем» проводились армией США как обычные военные операции. Американские солдаты с удовольствием выполняли подобные приказы, поскольку все делалось легко, быстро и без большого риска. Гражданское население не могло оказать серьезного отпора.
По сей день отсутствует официальная информация о размерах причиненных убытков. Военные действия начались в 1961 году и постепенно расширялись. По некоторым оценкам, вьетнамцы ежегодно недосчитывались такого количества пищи, которого хватило бы для 1,6 миллиона человек, то есть для десятой части населения Вьетнама. Группа научных советников верховного главнокомандования американских вооруженных сил подсчитала, что в 1967 году на неприятельской (то есть не занятой армией США) территории Южного Вьетнама пропало 80 процентов урожая. В их сообщении подчеркивалось, что «уничтожение урожая является весьма важной и эффективной составной частью военных действий во Вьетнаме».
Нет сомнений, что основными жертвами американской военщины были старики, дети, беременные женщины и их нерожденные дети, кормящие матери и больные. Опыты на эмбрионах и животных позволяют заключить, что нехватка продовольствия, страдания, эмоциональные стрессы проявятся и в следующем поколении в виде повышенной утомляемости, низкой сопротивляемости болезням и вообще пониженной способности к адаптации. Последствия экономической войны, которую США вели против безоружного гражданского населения Вьетнама, будут, таким образом, ощущаться вплоть до следующего тысячелетия.
Бульдозеры «проутюжили» сотни гектаров вьетнамской территории. С лица земли стиралось все подряд: поля, оросительные системы, каналы, селения, дома, хозяйственные постройки и больницы. В одной из корреспонденции американского журналиста Петерсона с места «боевых» действий приводится ответ сержанта, командира группы бульдозеристов, на вопрос, разрушают ли они жилые дома: «Как мы поступаем с домами? Если в них никого нет, то мы их, конечно, "сдуваем"».
Известна и документально подтверждена трагедия деревни Беи Сук. В ней жили земледельцы, всего 3800 человек. «Ликвидация» этой деревни в провинции Бин-Дуонг стала началом операции «Сидер Фолз» — большой и широко разрекламированной карательной акции, начавшейся в январе 1967 года. От Бен Сук не осталось практически ничего — население было изгнано, все вокруг сровняли с землей. Уцелевшие после варварского нашествия еще шесть лет спустя жили в других местах в крайне бедственном положении.
Уничтожение Бен Сук не отличается от уничтожения Лидице, Орадура и сотен населенных пунктов в СССР во время второй мировой войны. От уничтожения Карфагена римлянами его отличает только большая основательность — и не удивительно, ведь оно опиралось на достижения науки. Для сравнения процитируем историка Скулларда: «…Наступила последняя агония Карфагена… Римляне наступали шесть дней и ночей… бились между домами, которые захватывались, сжигались и уничтожались один за другим. Пожары Карфагена пылали еще целых десять дней, после чего весь город был перепахан плугами; в борозды была насыпана соль; торжественно было произнесено проклятие против его восстановления; Карфаген был разрушен».
Пример Бен Сук свидетельствует, что человечество с тех пор очень продвинулось в техническом отношении. А насколько далеко оно ушло в моральном? Поистине, нет на Земле большего врага окружающей среды, чем сам человек…
(Дворжак Й. Земля, люди, катастрофы. — Киев: Вища школа, 1989.)
АРАЛЬСКАЯ КАТАСТРОФА
Теперь уже трудно установить, кому первому пришла мысль сделать из коренных животноводов и рыбаков земледельцев, заставить их растить рис, хлопчатник, вместо того чтобы выращивать лошадей, овец, коров, разводить и ловить рыбу. Кстати, и переориентация целых регионов производилась, видимо, для того, чтобы люди смогли сами себя обеспечить всем необходимым продовольственным набором, а не для того, чтобы выращивать один лишь рис и один лишь хлопок и иметь только половину продуктов, необходимых человеку для поддержания жизнедеятельности. Но это уже случилось…
Распашка пастбищ, вырубка тугайных биокомплексов, осушение озерно-болотистых угодий привели к резкому снижению увлажнения в этих краях. По руслу Сырдарьи создано свыше 16 различных водохранилищ. Скорость течения воды в реке замедлилась в 3–4 раза. Весенние паводки, которые промывали, очищали русло реки прекратились. Естественные протоки пересохли, природные озера, формируемые этими протоками, высохли. Появились солончаки, многочисленные такыры, что ухудшило природно-климатические условия области. Интенсивное высыхание Аральского моря и гибель биоценоза вокруг привели к деградации, истощению среды обитания человека.
Считается, что централизованным водоснабжением в области обеспечено около 60 процентов населения. Половина водопроводов берет начало в Сырдарье. Но очистные сооружения, самые примитивные, имеются только в Аральске, Ленинске (космодром Байконур) и Кзыл-Орде, а остальные города, поселки, аулы снабжаются водой прямо из реки, без всякой очистки. Три четверти проб воды даже приближенно не соответствуют ГОСТу. Кроме высокой бактериальной загрязненности (2,5 миллиона кишечных палочек в литре), в ней содержится много ядохимикатов и поверхностно-активных веществ (ПАВ), как правило, синтетического происхождения. Используемые методы обработки (если они проводятся) не освобождают воду от этих химических веществ. Но даже такой загрязненной речной воды кызылординцы получают в пятьдесять раз меньше нормы. Вода глубоких скважин Аральского, Казалинского, Кармакчинского и других сельских районов имеет очень высокую минерализацию, отличается значительной жесткостью и без опреснения практически не пригодна для питья. Но ее пьют, потому что другой нет. Если все это увязать еще и с отсутствием канализации (она имеется лишь в Кзыл-Орде, и только у половины населения), налицо чрезвычайная эпидемиологическая ситуация. В течение пос