Я доложил им обстоятельства аварии главной энергоустановки на «К-162» и свое решение по устранению ее последствий, а также рассказал о бедах атомного флота. Н.С. Хлопкин доброжелательно выслушал мой доклад, пригласил меня на атомные ледоколы, чтобы сравнить организацию эксплуатации и обеспечения ледокольного атомного флота и подводного. Мы с ним провели несколько дней в беседах о насущных проблемах атомной энергетики подводного флота. В конечном итоге Николай Сидорович обещал все, о чем мы говорили, доложить президенту АН СССР.
Через несколько дней на флот пришла телеграмма, в которой меня приглашали к 14.30 3 января 1981 года академику А.П. Александрову. Я понимал, что речь пойдет не только о конкретной аварии энергетической установки, но и о проблемах, накопившихся за десятилетия на атомном флоте. Процент установленной боеготовности атомного флота зависел непосредственно от количества перезарядок реакторов, а те, в свою очередь, от возможностей хранения отработанных атомных сборок и их транспортировки.
На совещании у президента присутствовало семь человек, старшим от ВМФ был заместитель Главкома адмирал Василий Григорьевич Новиков. Я еще раз убедился в том, что Анатолий Петрович хорошо знает проблемы ВМФ и глубоко в них разбирается. Помимо ядерной безопасности, на совещании были затронуты и вопросы обитаемости личного состава подводных лодок. Президент АН СССР собрал еще одно, уже расширенное, совещание, на которое был приглашен личный состав подводных лодок, только что возвратившихся из Индийского океана, а также представители Института космической медицины. Результатом этих двух совещаний явилась записка в ЦК КПСС за подписью академика А.П.Александрова. Эта записка стимулировала решение целого ряда проблемных вопросов в ВМФ, в том числе и создание службы ядерной безопасности.
Что же касается дальнейшей судьбы уникальной скоростной лодки, то сейчас «К-162» выведена на боевого состава и решается вопрос о ее утилизации. Конечно, на счету Субмарины есть и походы на полную автономность, и другие выходы в море. Однако недостатки оружия, высокая шумность, длительный срок строительства, устаревание оборудования привели к тому, что в серию этот проект не был запущен.
Зашкалил прибор!
Зашкалил прибор!
«Не видно, не слышно, не больно и только зашкалил прибор», - так флотский поэт охарактеризовал «атомный вирус», появляющийся в отсеках подводной лодки при «тихих», не заметных, на первый взгляд, авариях атомной установки. Таких, к примеру, как газовая течь парогенератора, которая может быть предвестником больших течей - свищей и разрывов трубопроводов. В июне 1964 года в океане, на подводной лодке проекта 658, которой командовал капитан 2 ранга Борис Громов, произошла авария, которая нигде не зафиксирована. Хотя по той же причине, течь парогенераторов, аварии случались практически на каждой атомной лодке первого поколения. А это ни много ни мало более 50 единиц. Кстати, такая же картина наблюдалась в то время и у наших соперников, англичан, французов и американцев.
... Летом 1964-го субмарина проекта 658 с баллистическими ядерными ракетами на борту вышла на боевое патрулирование у берегов Соединенных Штатов Америки. Предстояло долгое подводное плавание, выматывающее своей монотонностью. В те годы перед выходом в море командир, старпом и заместитель по политчасти получали по «сов. секретному» пакету. В каждом пакете находилась одна треть кода. Только соединенные вместе кусочки кода позволяли произвести разблокировку для пуска ядерных ракет. От первой до последней минуты похода личный состав пребывал в состоянии повышенной готовности. В любой момент мог поступить сигнал о нанесении ракетного удара. Получив этот условный сигнал, командир обязан был сыграть боевую тревогу, пригласить к себе обладателей указанных пакетов, плюс командира ракетной боевой части, вскрыть пакеты и действовать далее по указанному в них предписанию.
Тысячи миль прошла лодка через Атлантику, подвсплывая на перископную глубину для связи. Связь была односторонняя, только на прием: исключение делалось лишь в случае чрезвычайных ситуаций.
В один из дней плавания поступил доклад о повышении радиоактивности в турбинном отсеке. Специалистам было понятно, что это авария атомной энергоустановки — текут парогенераторы. В то время еще не было эффективных способов диагностики текущих парогенераторов, не было надежной системы по их отключению, По инструкции следовало возвращаться в базу и становиться в ремонт. Конечно, командир понимал свою ответственность перед экипажем: на борту сто тридцать два здоровых молодых человека.
Возвращение в базу означало срыв поставленной задачи. Его подводную лодку надо будет заменить другим кораблем, а их на флоте мало, да и не все в строю. Докладывать об аварии или нет? Командир с докладом медлил и офицеры это понимали. Понимали как подводники, как профессионалы. Досрочное возвращение с моря, срыв боевого патрулирования - позор для экипажа, нежелательный ярлык для корабля. Выход избрали один - бороться с активностью, хотя задача усложнялась тем, что течь прогрессировала. Локализовать радиоактивность в турбинном отсеке не удалось, людей из него вывели, а управление турбинами перевели на пульт главной энергоустановки. Паники не было, аварию «не видно, не слышно», она не пугает наглядными потерями, непосредственной опасности никто не ощущал. В общем победили «ползучего врага». Через 30 суток, выполнив задачи боевого патрулирования, соблюдая скрытность, лодка всплыла в той же точке, в которой погрузилась. Месяц сознательного пребывания в аварийном состоянии. Пришли в базу, доложились. Налетели комиссии. Что? Как? Почему? В первую очередь с каждого члена экипажа взяли подписку о неразглашении. А затем документы об аварии упрятали под грифом «Совершенно секретно».
Участником этого похода был ныне в отставке капитан 1 ранга В. Симаков. Годы вместе с «дозами» берут свое. Попробовал В. Симаков хлопотать льготы, положенные ему по постановлению Правительства РФ от 11 декабря 1992 года «Об участии в ликвидации радиационных аварий или их последствий на атомных подводных лодках ВМФ», но пробить бюрократические заслоны не смог...
Неконтролируемый пуск реактора
В феврале 1965 года в Северодвинске на предприятии «Зведочка» производилась перезарядка реактора, внезапно реактор вышел на мощность, начался пожар в отсеке, переоблучились люди, лодка выведена из строя на многие годы.
Подводная лодка «К-11» проекта 627А была построена на Северном машиностроительном предприятии 23 декабря 1961 года. Первый командир Юрий Николаевич Калашников, командир БЧ-5 Семен Иванович Вовша.
В декабре 1964 года «К-11» пришла на предприятие «Звездочка» в г. Северодвинске для перезарядки реакторов и производства текущего ремонта. Предприятие «Звездочка» с атомным флотом еще особенно не сталкивалось, и поэтому Главное техническое управление ВМФ прислало «своего человека» для наблюдения за ходом работ, капитана 2 ранга Е. Сидорова. К тому времени это был уже довольно опытный специалист в области перегрузки реакторов. Перегрузку реакторов предстояло выполнить силами технической базы Северного флота, ранее производившей подобные работы, в частности на подводной лодке такого же проекта «К-14». А все сопутствующие манипуляции — вырезку легкого и прочного корпусов, демонтаж оборудования поручили коллективу «Звездочки». 10 февраля планировалось выполнение операции № 1. Именно так в Военно-Морском флоте именуется перезарядка реакторов.
Ничто не предвещало беды. Стояла морозная, безветренная погода. Прожекторы раздвигали сумерки полярной ночи. Слегка парили калориферы и коммуникации обогрева. В отсеке возились специалисты, одетые в защитные костюмы. Над крышкой одного из реакторов, как клюв громадной сказочной птицы, навис плавучий кран, готовый по команде отделить эту крышку от тела реактора.
Безусловно, реактор был надежно заглушен. Однако в нем оставался невыгоревший энергозапас ядерного горючего. Этот остаток блокировало специальное устройство, называемое компенсирующей решеткой. Поскольку крышку реактора предстояло отделить от корпуса, на решетке должны были быть специальные калиброванные упоры. Такие упоры были установлены, но... не той длины. А определенные должностные лица не проверили, как выполнена эта ключевая операция.
Клюв плавучего крана ухватил крышку реактора - и вместе с ней начала подниматься и компенсирующая решетка, высвобождая «атомного джина». Блеснула нейтронная молния, вырвались клубы активного пара и газа, но реактор тут же заглох. Крановщик оставил пульт управления краном, крышка с перекосом рухнула на реактор. В отсеке начался пожар...
Я служил в соседней бригаде подводных лодок заместителем командира соединения по ЭМЧ, по тревоге поступил в распоряжение командира Беломорской ВМБ капитана 1 ранга Бориса Ефремовича Ямкового (впоследствии адмирала, главного инспектора Министерства обороны по ВМФ). К утру, с флота прилетел начальник технического управления Ю.В.Задерман, а с флотилии - Михаил Михайлович Будаев. К этому времени пожар удалось потушить. Пострадавший личный состав, в том числе командира БЧ-5 С.И. Вовшу и представителя Москвы Е.В. Сидорова, госпитализировали. Но надо было срочно решать другой вопрос: как предотвратить распространение радиоактивного заражения?
В периодической печати, особенно после Чернобыля, много писали о том, что специфика водо-водяных реакторов исключает ядерный взрыв и в случае бесконтрольного мгновенного повышения мощности произойдет только тепловой взрыв. Как видно из повествования этой главы, физику реакторов на тепловых нейтронах «успешно» подтвердили на практике специалисты перегрузчики ВМФ и, к сожалению, не один раз (взрыв в Чажме).
Но хотя худшего и не случилось, радиационная обстановка на «К-11» внушала немалую тревогу, а откровенно говоря была опасной, но тогда это были первые шаги в использовании атома, что такое лучевая болезнь и радиоактивные ожоги знали по картинкам.