Глеб едва ее дослушал: раздувшийся мочевой пузырь, очевидно, заблокировал нервные импульсы во всем теле и лишил мозг способности адекватно воспринимать информацию. Зато вечером, оставшись в квартире один, он вдруг вспомнил о задании и решил сделать его. Просто из любопытства. Казалось бы, чего проще? Все мы чего-то боимся. Однако за двадцать с лишним минут Глеб с трудом наскреб три пункта (тараканы, неловкие ситуации, агрессивные женщины), а потом и вовсе скомкал бумажку в приступе необъяснимого раздражения. Конечно, он и сам понимал, что дело вовсе не в том, что он весь из себя такой бесстрашный.
Просто Глеб до чертиков боялся лезть к себе в душу.
Сильные чувства, серьезные отношения, разговоры о личном… Бр-р-р! Глеб обходил их по широкой дуге и скользил по жизни легко и беззаботно, словно солнечный блик по волнам. Ни к кому и ни к чему он не привязывался настолько, чтобы страдать, если этого вдруг не станет, и никого не подпускал к себе по-настоящему близко.
И вот теперь…
Куда уж ближе, если Таби со своим поцелуем ворвалась ему прямо в сердце?
Ошалело оторвавшись от нее, Глеб повел себя как полный мудак и всю следующую неделю старательно убеждал себя, что ничего не было. Что он не помнит, как она поцеловала его у подъезда и какими горячими и мягкими были ее губы. Податливыми, нежными и сладкими настолько, что он, забывшись, откликнулся на поцелуй и первым скользнул в рот Таби языком. Он не хотел помнить и того, как отозвалось его тело, когда она дрожащей рукой ухватилась за его плечо, а он в ответ притянул ее ближе. Таби не то застонала, не то тихонько всхлипнула, и этот неожиданно робкий звук заставил его очнуться и отскочить, оставив ее стоять с припухшими от поцелуев губами. Девушка быстро и коротко дышала, не сводя с него потемневшего взгляда.
Глеб не знал, что сказать, поэтому выдал, пожалуй, худший из возможных вариантов:
– Какого?.. Карина, не знаю, что на тебя нашло, но ты фактически ребенок и…
Таби вздрогнула. На мгновение Глебу показалось, что она вот-вот расплачется, но девушка выпрямила спину, вздернула нос и, прежде чем скрыться в подъезде, холодно произнесла:
– Ребенок здесь только ты.
Подъездная дверь за ней с грохотом захлопнулась, и Глеб решился пойти домой только пару минут спустя. Медленно поднявшись по лестнице и потянувшись за ключами, он вдруг понял, что стиснул коробку с витаминами с такой силой, что смял ее в комок.
Прискорбно, но мармеладные мишки не выжили.
Страшась встречи с Таби, Глеб пропустил две лекции. Позвонил заведующей кафедры, покашлял в трубку и, сгорая от стыда и неловкости, наврал с три короба о том, что заболел.
Следующие несколько дней он только и делал, что переживал и волновался, и теперь, придя на питчинг идей, чувствовал себя дураком.
Таби вообще не смотрела в его сторону и, кажется, приятно проводила время, общаясь с однокурсниками. Глеб и не подозревал, что так соскучился по ней, пока не увидел, как она заходит в аудиторию. «Черт, какие ножки…» – рассеянно подумал он и едва не отвесил самому себе звонкую пощечину. В узких серых джинсах, коротком топе без бретелек и клетчатой рубашке, которая все время сползала, открывая обнаженные плечи, Таби была умопомрачительно хороша. Глеб чувствовал себя озабоченным подростком, потому что невольно бросал взгляд на ее грудь, когда Таби наклонялась над партой. А потом настолько разозлился на студента, который едва не сел мимо стула, пока пожирал Таби взглядом, что почти сломал пополам свой планшет. Оторвать бы ему голову или, на худой конец, выдавить большими пальцами его похотливые глазки.
Таби хрипло рассмеялась, а Глеб с досадой потер лоб. Вот поэтому он избегает сильных чувств!
Конечно, он и раньше замечал, что Таби выросла красивой. Очень красивой. Глаза-то у него есть. Более того, где-то в глубине души он подозревал, что она в него влюблена (точнее, думает, что влюблена). Однако никогда, даже будучи в стельку пьяным, Глеб не позволял себе относиться к ней иначе, чем к любимой родственнице. Дело было не только в том, что ее мама, сама того не ведая, стала для него не просто соседкой, а почти родным человеком. Просто…
Так было удобнее и проще.
Глеб этим не гордился, правда. И все-таки знал себя достаточно хорошо, чтобы не питать иллюзий на тему собственного благородства. Во всем, что касалось чувств, он был типичным трусом, и раз уж для Таби этот поцелуй, судя по всему, не был чем-то особенным… С трудом подавив раздражение, Глеб встряхнулся и наконец объявил о старте первого этапа челленджа – питчинга идей.
– Как вы знаете, в этом году участвовать в челлендже могут все студенты МИМИ, без ограничения по факультетам и курсам. Ребят, это квартальная бойня, тут все по-взрослому. – Он сдвинул брови, надеясь, что студенты отнесутся к его словам со всей серьезностью, и нагнал еще немного страху: – Более того, при определении победителей мое слово не будет иметь вообще никакого значения. Решение будут принимать Полина и команда Dragon Fly, а ваши работы попадут к ним без имен. Только честная выборка, только хардкор.
Студенты, проникшись его словами, почтительно побледнели, и Глеб милостиво смягчился:
– Только не паникуйте раньше времени, ладно? В этом есть и свои плюсы: например, ничто не помешает мне помочь вам на каждом этапе работы над вашим комиксом, если вы, конечно, сами этого захотите. Не стесняйтесь ловить меня в коридорах между лекциями, а лучше активно участвуйте в тренировочных питчингах и давайте друг другу обратную связь. Напоминаю, сегодня просто в неформальной обстановке обсуждаем идеи. Если есть какие-то наброски, несите сюда мне, если нет – можете отвечать прямо с места. Напоминаю: тема – страхи, жанр – автофикшн, то есть личная история, обязательное условие – рисуем человеков. Вроде все?
В дверь постучали. Глеб обернулся на звук и дернулся, намереваясь открыть, но в аудиторию, благоухая духами и печатая что-то на ходу, ворвалась…
– Полина? – искренне обрадовался Глеб. – Вот так сюрприз!
– Надеюсь, приятный? – поддразнила Полина, приобняв его и смачно расцеловав в обе щеки. – Упс, испачкала тебя помадой, дорогой. – Она рассмеялась, явно не чувствуя за собой ни капли вины, и, послюнявив большой палец, принялась безжалостно мять и тереть его лицо. Ни дать ни взять заботливая мамочка. – Решила не оставлять этот корабль без капитана. Проезжала мимо, глянула на список встреч и подумала, что, раз уж я рядом, могу ненадолго заглянуть на огонек. Не смогла отказать себе в удовольствии до усрачки напугать твоих птенчиков.
Сколько Глеб помнил, Полина всегда была такой – бесцеремонной и резкой. Когда они учились в универе, ее в основном побаивались, но Глебу всегда с ней было безопасно и легко. Полина прекрасно знала, что он не ищет любви, потому что не хочет страдать. А он прекрасно знал, что она не ищет ее, потому что и так слишком много страдала. Глеб уважал Полину и никогда не расспрашивал о личной жизни, а она в ответ не пыталась сводничать и заводить с ним разговоры по душам. Невосприимчивость к чарам друг друга сделала их отличными друзьями и партнерами в бизнесе. И ничуть не мешала время от времени приятно проводить время в одной постели. Это ли не идеальные отношения?
– Ну, знаешь ли! – Глеб упер руки в бока и, состроив нарочито возмущенную гримасу, покачал головой. – Я вообще-то только что с жаром и пафосом рассказывал им о том, что челлендж будет честным и анонимным!
– Не волнуйся, для меня они все на одно лицо. Пусть не представляются. – Оглянувшись по сторонам, Полина заприметила стул. Ухватила его за спинку, со скрежетом подтащила к краю подиума и уселась, расслабленно откинувшись назад и закинув ногу на ногу. – К тому же я уже здесь и совершенно точно не собираюсь уходить только потому, что тебя не радует мое присутствие.
«Полина такая Полина», – подумал Глеб.
– Конечно, радует. – Его улыбка, пожалуй, вышла несколько неискренней, но ему совершенно точно не хотелось спорить с Полиной на виду у студентов. В особенности на виду у Таби.
Не удержавшись, Глеб бросил на нее быстрый взгляд и с трудом скрыл удивление. Он что-то сделал не так? Таби явно была зла не на шутку. На покрасневшем от гнева лице сверкали злые глаза, а нежные губы сжались в тонкую нитку. Глеб невольно вспомнил, как ее пальцы легли на его грудь. Как ее губы раскрылись под его губами…
Черт.
Черт!
О чем он вообще думает?
Стараясь не обращать внимания на легкое волнение в груди, Глеб тщательно сложил разбросанные по столу бумажки ровной стопочкой и сделал несколько глубоких вдохов.
Главное – оберегать свой внутренний штиль.
– Кто начнет?
Он едва успел осторожно присесть на подлокотник Полининого стула, когда на заднем ряду взметнулась тонкая рука. Глеб едва не грохнулся на пол. Карина!
– Мой комикс, – сказала она, не дожидаясь разрешения говорить, – будет про студентку и преподавателя. Она любит его много лет, но, когда набирается храбрости в этом признаться, он ведет себя словно трус.
Глеб на мгновение прикрыл глаза, только бы не видеть эту маленькую… Каждый мускул в его теле напрягся, а руки едва не задрожали от желания схватить Таби за плечи и как следует встряхнуть! Полина, ощутив его напряжение, повернула голову, и он, поспешно расслабившись, ответил ей вежливым кивком.
– И что дальше? – полюбопытствовала Полина. Теперь она смотрела на Таби с явным интересом и, что еще хуже, кажется, была искренне заинтригована.
– Пока не знаю, – ответила Таби, воинственно выдвинув подбородок. – Но посторонним в их отношения точно лучше не вмешиваться.
О-о-ох… Глеб чуть не застонал от отчаяния. В воцарившейся тишине стало слышно, как в соседнем кабинете кто-то не то ругается, не то громко декламирует стихи.
– Хо-хо-хо, – пробормотала Полина с такой радостью, словно заполучила долгожданный подарок. Она посмотрела на Глеба. Потом на Таби. Потом на Глеба. А потом улыбнулась так широко, что Глебу стало не по себе. – Что скажешь, Глебушек-Хлебушек? Есть у этой истории… потенциал?