Ну и ладушки.
Катя чувствовала странное облегчение оттого, что ей больше не нужно придумывать тысячу и одну причину, по которой она должна хотеть быть со Стасом. Положа руку на сердце, ее мысли сейчас занимал совсем другой парень… Катя смущенно поерзала, чувствуя, как внутри – в самой сердцевине ее существа – разгорается маленькое солнце.
Захар не просто увел ее из клуба, бросив своих друзей и заставив разъяренную Женю работать официанткой. Он вынес ее оттуда на руках.
Пинком ноги распахнул дверь и так рявкнул на пьяную парочку, которая собиралась сесть в такси, что их словно ветром сдуло. Захар бережно усадил Катю на заднее сиденье и назвал водителю адрес их дома в Долгоречном. Катя была уверена, что уж теперь-то он точно вернется к друзьям, но Захар уселся на сиденье рядом. Снял с себя свитер, натянул его на вяло сопротивлявшуюся Катю, которая, конечно же, забыла куртку в клубе, и всю дорогу смотрел в окно, отвернув от нее лицо. Не задавал никаких вопросов. Не лез с утешениями. Просто держал ее руку в своей.
Как в детстве.
Чувство защищенности обрушилось на Катю, словно теплый душ после промозглого дня. Она уткнулась носом в плечо, чтобы он не видел ее слез, и тихо ревела всю дорогу до дома, вцепившись в его руку так, что побелели пальцы. Захар ничем не показал, что ему некомфортно или больно, но Катя, выбравшись из такси, заметила, как он встряхивает кистью и задумчиво рассматривает следы от ее ногтей на тыльной стороне ладони.
В квартире Катю снова начало знобить, поэтому Захар молча набрал для нее ванну, сунул в руки свою теплую пижаму и также молча скрылся в своей уже-не-тайной комнате. Катя пролежала в горячей воде больше часа, а когда нашла в себе мужество вылезти, увидела, что Захар оставил подушку и одеяло на ее стороне дивана, а плед и диванный валик сгрузил на кресло, подвинув к нему кофейный столик. Из-под двери его комнаты доносилось стрекотание швейной машинки – размеренное, убаюкивающее… Под него она в ту ночь и уснула.
Захар ни о чем ее не спрашивал, и Катя была ему за это благодарна. Они вообще старались по возможности не пересекаться, хотя Катя частенько ощущала на себе его задумчивый взгляд, который о многом спрашивал без слов. Что ж… Она пока не была готова ответить. Не сегодня. Не завтра. И, скорее всего, не в ближайшую тысячу лет.
Почувствовав себя лучше, Катя наконец встала с коврика в ванной и вернулась в комнату, обойдя листочек со списком страхов по широкой дуге. «Не шаркай, ты же не старый дед!» – грозно окликнул ее мамин голос откуда-то из подсознания. Катя показала ему язык и позволила ногам привести ее к комнате Захара.
Дверь беззвучно открылась.
Катя не ожидала, что она и правда будет не заперта, поэтому замерла на пороге, держась за ручку, как за спасательный трос. Зайти или не зайти – вот в чем вопрос… Поколебавшись и виновато оглянувшись в сторону входной двери, Катя нащупала на стене кнопку выключателя. Щелк! В комнате стало светло.
Нет, просто удивительно, как это свин по имени Захар умудряется поддерживать здесь такую безупречную чистоту!
Может, он, как в диснеевских мультиках, танцует и поет, призывая птичек и мышек убирать мусор вместо себя? Катя погладила рулоны тонкой бумаги, исчерканные какими-то непонятными линиями. Ободряюще похлопала по плечу манекен, который лишился костюма горничной, а затем сунула любопытный нос в одну из картонных коробок на стеллаже. Это же…
– Пикачу, я выбираю тебя! – завопила Катя, с восторгом погладив плюшевый капюшон с мордочкой любимого покемона. В детстве она его просто обожала!
Не удержавшись, Катя подцепила ногтем крышку коробки побольше и удивленно охнула. В пене черной упаковочной бумаги утопал расшитый бисером красный корсет с бархатными лентами вместо завязок. Идеально для вампирской вечеринки на Хэллоуин! К нему бы еще ботфорты на каблуках, чулки и плетку…
По Катиным плечам побежали мурашки. Смущенно хихикнув, она осторожно вытащила корсет из коробки. Приложила его к груди, оглянулась в поисках зеркала и…
– Ой, – пискнула Катя.
В дверях стоял Захар. Опершись плечом о косяк и сложив на груди руки, он рассматривал ее с абсолютно непроницаемым лицом. Его взгляд скользнул по ее щеке, спустился по шее и, наконец, замер на груди, к которой Катя прижимала корсет.
– Тебе такое не подходит, – медленно произнес Захар.
Катю словно ударили в солнечное сплетение. То, как искренне и просто он это сказал, было больнее самого ядовитого комментария. Она и сама знала, что совсем не сексуальная. Ни фигуры, ни умения флиртовать, ни пресловутой женской энергетики. И все же услышать такое от Захара было…
– Я знаю. – Катя скорчила насмешливую гримасу, надеясь, что Захар не заметит легкой хрипотцы в ее голосе. Это был ее способ самозащиты: смеяться вслух, чтобы никто не услышал, как она плачет внутри.
Фыркнув, Катя небрежно бросила корсет обратно в коробку и с трудом подавила желание поправить его, чтобы лежал аккуратно. Захар никак не прокомментировал ее действия: подойдя к стеллажу, он достал с верхней полки коричневый бумажный пакет и вытащил из него что-то воздушное, почти невесомое.
– Вот такое тебе подойдет.
Катя даже не поняла, что это платье, пока он не встряхнул его, подцепив за тонкие бретельки. Сшитое из мерцающего голубого кружева, оно было настолько тонким, что казалось сотканным из крылышек бабочек или фей!
Голубое…
Катя почувствовала, как у нее защипало в глазах. Когда она гадала по цветным маркерам на себя, то почти всегда вытягивала голубой. Это был ее цвет!
– Хочешь примерить? – делано-равнодушным тоном спросил Захар.
Искушение было так велико, что Катя почти сдалась. Вот она снимает толстовку и футболку. Стягивает через голову спортивный топ и надевает кружевную прелесть, позволяя ткани трепетно скользнуть по груди. Вот поворачивается к Захару спиной и перекидывает косу вперед, чтобы ему было удобнее застегнуть молнию, а дальше…
Дальше он смеется над тем, что она выглядит как ребенок, который стащил сорочку из маминого ящика с нижним бельем. Или комментирует ее родинки, размер груди, смешные выпуклые лопатки…
Ни за что!
– Ни за что, – повторила Катя вслух и пропихнула сквозь глотку шутливый комментарий: – К тому же у тебя все равно нет зеркала. Кстати, чего это у тебя нет зеркала?
Она ударила Захара кулачком в плечо, и тот, поколебавшись, положил голубую прелесть (отныне Катя могла называть платье только так) на место.
– А зачем? Я-то все это не примеряю.
– Зря, тебе пойдет, – не удержалась от шпильки Катя. Захар не улыбнулся. – Тогда для будущих клиенток.
– Да не будет никаких клиенток. Я завяжу, как только закончу с учебой и найду нормальную работу. Это же несерьезно. Чисто ради денег! И потом… – Он замолчал, подбирая слова, но в последний момент решил ничего не объяснять. – Пусть будет моей маленькой грязной тайной.
– Но она вовсе не грязная!
– Да неужели? – в голосе Захара появилась жесткая насмешка. – Не ты ли в последние несколько дней называла меня не иначе как мистер Я-шью-развратные-костюмчики-горничных? Нет. – Он покачал головой. – Не хочу, чтобы все смотрели на меня так, как ты, когда обо всем узнала. Я для этого недостаточно толстокожий.
Катя не нашла что сказать. Она же не знала, что он относится к своему делу так серьезно. Она просто… ох. Просто повела себя с ним так же, как другие обычно ведут себя с ней, узнав о комиксах. Насмешки, ироничные замечания, скептицизм… Только Катя пошла еще дальше и прибавила к этому сомнительному списку шантаж.
Ее пронзило острое чувство вины.
– Знаешь что, давай-ка выйдем отсюда, – поморщившись, Захар вдруг качнул головой в сторону двери. – Насколько я помню, у нас был уговор, запрещающий тебе входить в мою комнату.
– Насколько я помню, – сумничала Катя, подняв вверх указательный палец, – договор запрещал мне входить в закрытую комнату, но дверь-то была открыта.
Захар вместо ответа закатил глаза и выставил ее за дверь. Теперь он был почти таким же, как и всегда – уверенным, собранным, – и Катя ухватилась за эту «нормальность» как за соломинку. Если она сделает вид, что он всего лишь бесчувственный чурбан, всем будет только проще. Потому что этот новый, глубоко уязвленный ее насмешками Захар был слишком… слишком…
Не сговариваясь, они двинулись на кухню.
– Чая? – спросила Катя, включая чайник.
– Да, пожалуйста.
Захар опустился на стул, а Катя схватилась за сердце и изобразила сердечный приступ.
– Что это с тобой?
– Потрясена твоей вежливостью до глубины души, – захихикала Катя и поставила на стол пакет с сушками и две чашки.
Вот так. Не смотри на него. Не замечай, как он напряжен и расстроен.
Чайник вскипел. Катя наполнила чашки кипятком и кинула в них чайные пакетики: черный – для себя, зеленый – для Захара. Некоторое время они молча дули каждый на свою чашку.
– Ты смотри-ка! – Катя слабо улыбнулась и покачала головой. – День почти прошел, а мы еще ни разу не поссорились!
– Думаешь, это дурной знак?
– Определенно! – Кате наконец удалось с громким хлюпаньем отпить из чашки. На лице Захара возникло мученическое выражение, которое всегда появлялось, стоило Кате пренебречь правилами этикета или сделать что-то такое, что, по мнению Захара, не стоило делать девочкам.
Может, ей стоит нарисовать комикс об этом? О девочках, которые имеют право вести себя как хотят, невзирая на гендерные стереотипы. Но какой сюжет взять? То, что она любит смешные носки и не носит женственные платья? Мелко. Слишком мелко! Катя стиснула чашку так, что побелели пальцы, и…
От ее щеки вдруг отскочила сушка. Катя удивленно посмотрела на Захара, который, судя по всему, и метнул в нее этот хлебобулочный заряд. Тот с невозмутимым видом помешивал новой сушкой чай, но от его взгляда – внимательного и серьезного – ей стало не по себе.
– Поговорим о том, что случилось в клубе.
Звучало как утверждение, а не вопрос. Катя поежилась и покачала головой, но Захар проигнорировал ее отказ сотрудничать.