– Вообще-то ты мне это каждый год припоминаешь, – пробормотала Катя себе под нос.
– Чего-чего? – не расслышала мама.
– Спасибо, говорю, мамуль!
– Опять небось мать у тебя в чем-то там виновата, – голос мамы стал подозрительным. – Погоди минутку.
До Кати донеслись отголоски родительского спора. Наверное, папа попытался тонко намекнуть маме, что поздравления плохо сочетаются с упреками, и ей это не понравилось. Ну просто классика клана Сиротиных! Мама повысила голос, и Катя обреченно упала на подушку. Судя по всему, своих поздравлений она сегодня так и не дождется.
– Нет, ну а что я такого сказала? – Мама возмущалась за тысячу километров, а ощущалось так, будто она в соседней комнате. Будто они снова живут все вместе в Воронеже, и вечером ее ждет толпа родственников, ради которых они с мамой весь день будут резать салатики.
Катя рассмеялась. Судя по всему, родители в пылу ссоры благополучно о ней забыли, так что можно отключаться и спать дальше. Все равно они потом перезвонят: ближе к обеду, когда помирятся и решат все-таки не разводиться.
Широко зевнув, Катя потерла слезящиеся глаза, повернулась на бок и… оказалась почти нос к носу с Захаром. Просто удивительно, как это его не разбудили ее вопли. Но вот он, спит как младенец, свернувшись калачиком. Весь в Катиной власти.
Катя замерла, боясь пошевелиться и случайно его разбудить. Раньше она бы точно воспользовалась случаем и как-то над ним подшутила, а теперь чувства сыграли злую шутку с ней самой. Катя рассматривала Захара так, словно видела впервые. И неудивительно, ведь он каждый день открывался для нее с новой стороны. Плоский и картонный Захар из детских воспоминаний стал живым человеком. Хуже того, он стал живым парнем…
Катя пробежалась взглядом по руке Захара, которая лежала поверх одеяла. Тугие мышцы, широкая ладонь с выпуклыми венами на тыльной стороне, красивые длинные пальцы… Мужская рука. Катя вдруг представила, как эта рука крепко ее обнимает. Как ложится ей на живот, прижимая к дивану, грубо сминает ткань трусиков, скользит под резинку…
– Сиротина, – едва слышно прошептала она, уткнувшись покрасневшим лицом в сгиб локтя. – Ты сошла с ума.
А Захар все спал.
Интересно, что все-таки означает иероглиф на сережке в его ухе? А татуировка на груди? Захар спал в футболке, так что Катя видела только крошечный черный хвостик какого-то символа, выглядывающий из-под воротника. От этого только сильнее хотелось увидеть больше. Коснуться кожи на его груди, развести пальцы в стороны.
– Если ты проснешься прямо сейчас, я тебя поцелую, – шепнули Катины губы.
Захар моргнул. Попытался сфокусировать на ней взгляд, и Катя пулей слетела с дивана. Еще бы чуть-чуть и… Она сбежала в туалет, хлопнула дверью и вцепилась в волосы, с трудом подавив вопль ужаса. Это же надо быть такой идиоткой! А если бы он и правда ее услышал?!
А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!
Торопливо закрыв дверь ванной на замок и слегка отдышавшись, Катя просмотрела сообщения от родни (о, эти чарующие гифки с церковными куполами, розами, голубями и котятами!), проверила соцсети и мессенджеры (м-м-м, спасибо магазину бытовой техники за сердечные поздравления и купон на триста рублей) и со вздохом юркнула в душ. Ничего интересного. Кроме, пожалуй, коротенького сообщения от Таби с просьбой о встрече, которое пришло ночью, пока Катя спала. Вот это звучало интригующе!
Таби ждала ее в торговом центре возле ближайшей станции метро. Катя заметила сначала черный воздушный шарик с надписью «Еще на год ближе к смерти», а потом и саму Таби. Та со скучающим видом стояла возле эскалатора на второй этаж, спрятавшись внутри огромной черной куртки, и пила кофе из бумажного стаканчика. Тоже, скорее всего, черный.
– С дэ-рэ, – коротко сказала Таби и, протянув Кате шарик, скупо улыбнулась. – Живи долго и процветай.
– Спасибо, – серьезно кивнула Катя. Носки их кроссовок соприкоснулись. – И какой у нас план? Захватить мир? Если да, я сначала тоже хочу кофе.
– Перебьешься.
И Таби без лишних слов потащила ее на второй этаж. Катя хотела было потребовать объяснений, но в итоге решила просто следовать за белым (точнее, черным) кроликом на поиски приключений. Удачи тебе, Алиса! Опасайся шляпников, курящих гусениц, улыбчивых котов, безумных королев и всего остального на всякий случай тоже опасайся.
Катя хихикнула.
Вместо кроличьей норы черный кролик привел ее в один из молодежных магазинов одежды. Катя, конечно, знала этот бренд, но ни разу ничего там не покупала, потому что вещи здесь были слишком… уф, сексуальными. Даже базовая одежда была рассчитана на то, чтобы обтягивать тело, как перчатка, а Катю жизнь (и многочисленные съеденные тортики) к такому не готовила.
– И что мы тут делаем? – уточнила Катя, пока Таби с недовольным лицом двигала вешалки с одеждой по рейлу.
– Выбираем тебе наряд на вечеринку, – ответила та, сунув Кате в руки какое-то платье. – Примерь. И это. И это.
Слоеный пирог из одежды стал толще на несколько «коржей».
– Ты про нее знала? Про вечеринку.
– Шутишь? Меня даже не пригласили. Пришлось вытрясти детали из одного белобрысого хорька.
– Ты приглашена.
– Спасибо.
Таби раздраженно пробормотала что-то себе под нос и широкими шагами направилась в противоположный конец отдела. Катя с охапкой одежды посеменила следом.
– Я не очень люблю выбирать шмотки, – смущенно призналась она.
В подобных магазинах Катя вечно чувствовала себя так, словно заявилась в ресторан в старых трениках с пузырями на коленках и заляпанной майке. Неуместной. Нелепой. Несоответствующей. Хуже того, Катя была на сто процентов убеждена, что все остальные тоже так думают. Посматривают на нее и недоумевают: что такая, как она, тут забыла?
Вот бы ей такую уверенность в себе, как у Таби… хотя бы маленький ломтик!
– А ты и не выбираешь, выбираю я. Это тоже примерь.
Очередная вешалка упала в Катины объятия, и та не смогла сдержать улыбки.
– Божечки, какая прелесть, крестная фея собирает меня на бал! А хрустальные кеды будут?
– Нет. Но если будешь слишком много ныть, превращу тебя в тыкву.
Катя нерешительно погладила темно-зеленую фатиновую юбку, и Таби мгновенно впилась в нее взглядом.
– Нравится?
– Да, но…
Не дав ей договорить, Таби сдернула юбку с вешалки и сунула ее Кате в руки. Какое-то время они молча ходили по отделу. Таби выбрала еще одно платье, с презрением отвергла предложение помочь от хорошенькой продавщицы и наконец позволила Кате двинуться к примерочным. В очереди перед ними стояли две девушки, хихикавшие над телефоном, и Катя с Таби пристроились за ними, остановившись возле закутка с аксессуарами и нижним бельем. Поролона в них было столько, что его хватило бы на целый матрас.
– Мне просто кажется, – неловко попыталась оправдаться Катя, – что мне такое не очень-то подходит. – Таби тут же подняла голову от телефона. – И потом, мама всегда говорила, что красивая одежда – не главное.
– Ну, с этим не поспоришь. – Таби ткнула Катю в солнечное сплетение. – Главное – что у тебя вот здесь.
– Ты про лифчик пуш-ап?
– Я про твою душу, тупица! Главное, чтобы ты сама себе нравилась.
Рассмеявшись, Катя принялась отплевываться от складок фатина, которые назойливо лезли ей в лицо. Она только теперь заметила зеркало сбоку от примерочной и задумчиво оглядела себя от макушки до торчащих из-под широких джинсов кроссовок. Она, кстати, сама расписала эти джинсы смайлами еще в девятом классе. Получилось, может, и не идеально, но ей они всегда поднимали настроение. А в безразмерных футболках и толстовках было так спокойно и комфортно, что Катя физически не способна была от них отказаться. И потом, это было практично: при желании Катя могла бы спрятаться в них целиком, как в палатке.
– Думаешь, это плохо – быть смешной? – робко спросила она.
– Думаю, что плохо – быть не собой.
Катя рассеянно подергала шарик за веревочку и посторонилась, пропуская девушку, которая вышла из примерочной. Таби буравила ее взглядом.
– Послушай, – наконец сказала она. – Ты можешь носить абсолютно любую одежду, какую захочешь. И выглядеть так, как нравится тебе.
– Если бы это правда было так, я бы точно отрезала свою идиотскую косу! – поморщилась Катя.
– Вжух, – сказала Таби, больно треснув ее пустой вешалкой по голове.
– Ты совсем?!
Примерочная как раз освободилась, но, вместо того чтобы подтолкнуть к ней Катю, Таби выхватила из ее рук ворох одежды и бросила его поверх корзины с носками и резинками для волос.
– Пошли, – сказала она. – Я знаю, где раздобыть немного волшебной пыльцы.
Таби притащила ее в какой-то мутный салон красоты у черта на куличках. Им пришлось сделать две пересадки на метро и потом еще двадцать три минуты тащиться пешком до неприметной пластиковой двери с многообещающей вывеской «У Арпине». В крошечном помещении ютились два парикмахерских кресла перед простыми зеркалами без рам, умывальник и большой старый диван возле развесистого фикуса. Перед ним на стене висел плоский телевизор: Шварценеггер на экране как раз обещал вернуться.
– Это Аркадий, – представила Таби фикус. – А это Сурен.
С дивана поднялся смуглый нервный парень с бегающими глазками под широченными черными бровями. Катя тут же попыталась смыться, но Таби с невозмутимым видом усадила ее в кресло и укутала в парикмахерскую накидку, будто в смирительную рубашку. Чтобы не дергалась.
– Режем? – с сильным акцентом спросил Сурен, двумя пальцами приподняв Катину косу за растрепанный кончик. Выражение его лица лучше всяких слов говорило о том, что о Катинах волосах он не слишком-то высокого мнения. Впрочем, как и сама Катя.
«Мама меня убьет», – с трепетом подумала она и тут же пискнула:
– И красим.
Эх, сгорел сарай – гори и хата! Гулять так гулять. Таби за Катиной спиной одобрительно хмыкнула.
Понадобилось почти шесть часов, чтобы мышиная косичка превратилась в каскад длиной до лопаток. Слегка вьющиеся укороченные прядки у лица красиво подчеркивали скулы, о существовании которых Катя даже не подозревала! А челка-штора стала идеальной рамочкой для радостно распахнутых глаз, но круче всего, конечно, был новый цвет.