– Не пойми меня неправильно, – осторожно начала Таби, когда Катя закончила рассказ, – я на твоей стороне, правда, но это видео правда выглядит очень… убедительно. Если бы я целовалась с Глебом, а потом получила видео, где он целуется с другой, я бы тоже, вероятно, вспылила.
– И все равно он должен был меня выслушать! – набычилась Катя. – Я бы все объяснила, но он… Ой, все! – Она с яростью набросилась на остатки десерта и ожесточенно заработала челюстями. – Почему ему можно вести себя как капризная принцесса, а мне нет? Потому что он вся из себя такая сложная личность? Знаешь что, я теперь тоже буду сложная. Гордая и неприступная, прямо как ты!
В завершение своей мятежной речи Катя громко высморкалась и отбросила скомканную салфетку в сторону. Слезы ушли и унесли с собой сильные чувства, оставив лишь блаженное оцепенение. Смыли из души все хорошее и плохое. За окном снова пошел не то дождь, не то мокрый снег (октябрь, ты серьезно?), но в теплой кафешке было уютно и сухо, словно в любимом старом свитере. А еще до странного тихо. Катя перевела взгляд на Таби, которая сосредоточенно крутила в руках пустую чашку.
– По моему опыту, – медленно начала она, – это не самая лучшая стратегия.
Катя притихла.
– Возможно, если бы я сразу призналась в своих чувствах, а не копила злость на то, что их не замечают, у меня был бы шанс. – Таби оттолкнула от себя чашку. – Так что не бери с меня пример. Будь не гордой и неприступной, а искренней и настойчивой. Поняла? Так хотя бы у одной из нас будет шанс.
– Я думаю, у тебя тоже еще есть шанс.
Таби скривилась.
– Вали уже к своему Захару! А то твой оптимизм действует мне на нервы.
– Не притворяйся злючкой, – поддразнила ее Катя. – Я знаю, что ты на стороне добра.
Таби закатила глаза и изобразила рвотный позыв. Рассмеявшись, Катя быстро ее обняла и выскребла себя из мягкого кресла. На душе посветлело. Таби права. Все эти игры в неприступность совсем не в ее характере. Лучше сразу расставить все точки над i и во что бы то ни стало заставить Захара ее выслушать. Даже если ей для этого придется привязать его к стулу и сунуть в рот кляп из любимых носков с куриными лапками.
Притормозив у стеклянной двери на улицу, Катя обернулась к Таби:
– А ты правда на самом деле такая же рыжая, как Илья? – Этот вопрос мучал ее с самого утра! Таби, фыркнув, показала ей средний палец, и Катя, хохоча, выскочила под дождь.
В электричке было полно свободных мест, но ей не сиделось на месте. Катя едва не подпрыгивала от нетерпения, а до дома и вовсе неслась со всех ног. Она запыхалась, промокла, но в квартиру ввалилась с улыбкой на лице. Все будет хорошо, это же Захар! Ну да, они оба вспыльчивые идиоты, и это не лечится, но зато отлично купируется искренними разговорами.
– Захар? – позвала она. – Ты тут?
Только тогда она сообразила, что мчаться нужно было не домой, а в университет. Сегодня вообще-то учебный день, а Захар бы ни за что не пропустил занятия! Ну почему умные мысли всегда приходят с опозданием?
Кляня себя за глупость, Катя на всякий случай заглянула в ванную, сунула нос на кухню и устремилась к уже-не-тайной комнате Захара, скрестив пальцы на руках. Ну же, удача, не подведи! Она схватилась за ручку, но та вдруг сама дернулась вниз. Дверь распахнулась, и Катя от неожиданности едва не столкнулась лбом…
С Женей!
– Ой, мы тебя не ждали! – ахнула та, прижав руки к груди.
Мы? Мы – Евгения Калюжная? Она о себе во множественном числе теперь говорит? Платиновые локоны Жени были растрепаны, а пуговки на рубашке застегнуты неправильно, словно их застегивали впопыхах. Да и рубашка явно была мужской.
Катя видела такую у Захара.
Женя качнулась в сторону, и из-за ее плеча выступил сам Захар. Он был одет так же, как и вчера – серые джинсы, белая рубашка – а вот серебристо-белое платье в его руках ему явно не принадлежало. Или Катя еще чего-то о нем не знала?
– Держи, – Захар протянул платье Жене и даже не взглянул на Катю, которая таращилась на него, открыв рот.
– Спасибо!
Женя забрала платье. Ее лицо прямо-таки излучало восторг и благодарность, словно Захар только что накормил голодающую страну. Слегка прижавшись к нему бедром, она перевела взгляд на Катю и озабоченно сложила бровки домиком.
– Да ты вся мокрая! В ванной есть сухое полотенце. Иди скорее, а то заболеешь.
Какого?.. Катя почувствовала, что снова начинает закипать. Это ее дом! Она знает, где тут лежат полотенца, потому что сама раскладывала их по местам!
– Я сейчас, – улыбнулась Женя, юркнув за спину Захара и скрываясь в уже-не-тайной комнате. Прежде чем дверь за ней захлопнулась, Катя успела заметить на полу смятое одеяло и подушку.
Наверное, это и был идеальный момент для того, чтобы расставить все точки над i. Но у Кати внезапно кончились все слова. Голова стала такой пустой и легкой, что она вполне могла улететь на ней в кругосветное путешествие, как на воздушном шаре. Захар с безразличным видом разглядывал потолок в ожидании Жени, которая выпорхнула из комнаты спустя несколько минут, на ходу поправляя платье. То самое, в котором вчера была на White Party.
– Я тебя провожу. – Захар сложил губы в скупую улыбку и любезно пропустил Женю вперед, а потом неохотно перевел взгляд на Катю. – Ты хотела мне что-то сказать?
Катя уставилась на него, нахмурившись. Не может такого быть, чтобы он и Женя… Чтобы они с Женей…
– А ты мне? – напряженно спросила она.
Захар пожал плечами:
– Нет.
– Ну и пошел тогда в жопу! – рявкнула Катя.
А Захар просто взял и ушел.
Глава 22
Глеб чувствовал себя полным идиотом.
Хуже того, за последнее время это состояние стало для него абсолютно привычным. Так же, как и мысли о Таби, которая просто не желала выходить у него из головы. Она не просто поселилась там, а расположилась с комфортом, явно не планируя в ближайшее время покидать обжитое пространство.
Сразу после питчинга Полина приперла его к стенке, а потом так затерроризировала шуточками про старых извращенцев, что он почти уже начал заикаться.
– Хочешь, притворюсь, что я твоя подружка? – с воодушевлением предложила она, вытянув из Глеба признание в том, что он сохнет по малолетней соседке. Господи, «сохнет» – слово-то какое. Будто он и правда какой-то старикашка, подглядывающий за молоденькими девушками в охотничий бинокль!
– Это еще зачем?
– Если верить любовным романам, она тебя приревнует и сама бросится на шею.
Скорее уж он по этой самой шее получит. Глеб не стал говорить этого вслух, но вздохнул так тяжело и обреченно, что прозрачные стикеры, которые он использовал для переноса изображения, разлетелись во все стороны.
– Да не волнуйся ты так, – фыркнула Полина, взглянув на него поверх ноутбука. В последнее время она часто заглядывала в гости без предупреждения и превращала его диван в рабочий штаб. Глебу это не особо нравилось, но она приносила с собой круассаны и пончики, и это делало ее чуть более желанным гостем. Он-то все время забывает поесть. – У вас все равно ничего не получится. Ты же трус.
Глеб оскорбился:
– С чего это ты так решила?
– Потому что именно по этой причине ничего не получилось у нас с тобой. – Полина на него даже не смотрела, продолжая сосредоточенно отвечать на рабочие письма. Он покосился на нее с легким недоумением. Раньше она никогда не поднимала тему их студенческой «дружбы», и это его полностью устраивало. И уж тем более Глеб не собирался обсуждать их отношения сейчас, когда их «дружба» осталась в прошлом и покрылась вековым слоем пыли.
– Что и требовалось доказать. – Полина захлопнула ноутбук. – Посмотри, как ты напрягся при одном только намеке на серьезный разговор. Что уж говорить о серьезных отношениях.
Глеб снова предпочел промолчать. Полина была права гораздо в большей степени, чем ему бы хотелось, но он определенно не собирался ей об этом говорить.
– Заберешь меня из аэропорта в четверг? – Полина затолкала ноутбук в сумку и, присев на корточки, почесала кошку за ушком. – Веди себя хорошо, Лапонька.
Лапонька… Глеб дал бы ей более подходящую кличку. Например, Чудовище.
– Кстати, спасибо, что согласился за ней присмотреть.
Как будто у Глеба был выбор, когда Полина приперлась к нему домой с кошкой и годовым запасом влажного корма.
Поворковав с Лапонькой еще немного, Полина вызвала такси, и Глеб наконец остался наедине со своими мыслями о Таби. Она тревожила его. Неудержимо привлекала. И, что самое неожиданное, вызывала странное и неконтролируемое желание заботиться и оберегать. Он беспокоился за нее, и это было совершенно новое для него чувство. Чертовски пугающее, а Таби, как нарочно, весь день игнорировала его звонки. Хорошо хоть ее мама ответила и просветила его насчет случившегося.
А он, болван, и не знал, что ей стало настолько хуже…
На часах была уже почти полночь, когда в дверь внезапно постучали. Глеб узнал комбинацию – два стука, пауза, три стука. Они придумали этот код вместе с Таби, когда она была подростком, и изредка перестукивались через стенку ради забавы. Что-то вроде шифра только для них двоих.
Стук раздался снова. Глеб с силой потер лицо. Насколько все было проще, когда она была диким подростком, шарахавшимся от него по углам!
Он распахнул дверь и уставился на Таби так, словно видел впервые. Она стояла у него на пороге такая чертовски соблазнительная и невинная. Маленькая дурочка с копной распущенных спутанных волос, умопомрачительно длинными ногами, едва прикрытыми черными шортами, и серебристыми колечками пирсинга во всех возможных и невозможных местах.
«Даже не смей думать о том, где еще у нее может быть пирсинг», – свирепо одернул себя Глеб.
Таби прижимала к груди подушку и смотрела на Глеба исподлобья.
– Я сегодня посплю у тебя, – отрезала она тоном, не терпящим возражений. Глеб открыл рот. Закрыл. Снова открыл. И молча посторонился, пропуская ее в квартиру. В крошечном коридоре было так мало места, что ей пришлось на мгновение прижаться к нему плечом, и Глеб с трудом подавил желание сделать глубокий вдох, чтобы ощутить запах ее влажных волос. Или прикоснуться к ее голому плечу, чтобы ощутить, настолько ли нежная у нее кожа, как кажется со стороны.