– …удивительная, – шепнул Захар, целуя ее пальцы. – Ты уди-ви-тель-на-я. Только ты можешь заставить меня корчиться одновременно и от возбуждения, и от смеха.
Он тоже снял с футболку. Сдернул ее одним движением, и Катя, раздвинув пальцы, осторожно окинула одним глазом его тело.
– Иди ко мне, – шепнул Захар.
Когда Катя подвинулась ближе, он опрокинул ее на спину и опустился на колени между ее ног. Его взгляд скользил по ее телу, и жар, который в них разгорался, был красноречивее любых слов.
Они целовались.
Они снимали друг с друга оставшуюся одежду и белье и снова смеялись, когда нога Захара застряла в джинсах, и он затряс ею в воздухе, пытаясь избавиться от штанины. Они были собой. Наверное, поэтому, в тот момент, когда он лег сверху, Катя не почувствовала ни страха, ни стыда. Только свет и огонь, который был в глазах Захара, в его прикосновениях и у Кати внутри…
Глава 27
Да здравствует ночной дожор!
Таби как раз слизнула с вилки остатки лазаньи и потянулась за пачкой чипсов с солью, когда в дверь настойчиво позвонили. Чертыхнувшись, она неуклюже выбралась из кресла-груши и поспешила в коридор. Мама только-только заснула!
На носу были какие-то выборы, так что Таби на девяносто девять целых и девять десятых процента была уверена, что обнаружит за дверью очередную бабку или студента, агитирующих за какую-то мутную партию. И это сегодня, когда у нее было столько поводов праздновать! Попадание в топ финалистов – раз, воссоединение трагической парочки (Таби скрестила пальцы) – два, и незабываемое выражение на Женином лице, когда она вернулась из туалета и обнаружила, что Захар ушел, – это три.
– Не нужны мне ваши… – начала Таби, раздраженно распахивая дверь. – О!
На лестничной клетке, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял Глеб. Красная шапочка (боже, она что, приклеена к его голове? Или там намечается ранняя лысина?), рубашка в клетку, синие джинсы, резиновые шлепки – все как обычно, не считая огромного шоколадного торта, в котором торчала свечка в виде цифры один. На кончике фитиля теплился оранжевый огонек.
– Еще не спишь? – улыбнулся Глеб.
– Как видишь.
Повисла неловкая пауза. Свечка начала плавиться.
– Это же ты? – Глеб перехватил торт одной рукой, а другой вытащил из кармана телефон и повернул его экраном к Таби. – Твоя работа?
Таби наклонилась, придирчиво рассматривая фотографию комикса на экране. На страничке мама, папа и двое детей сидят на приеме у врача, который рассказывает о рассеянном склерозе. Разветвленная трещина, похожая на корневую систему, отделяет их друг от друга, оставляя наедине со страхом потери.
Таби выпрямилась.
– Прости, не имею права разглашать конфиденциальную информацию. Один противный дядька сегодня запретил нам деанонимизироваться и рассказывать о своих комиксах.
– Сильно противный? – На щеке Глеба появилась маленькая ямочка – она всегда возникала, когда он пытался сдержать улыбку. – Я про дядьку.
– Невыносимый, – с серьезным видом кивнула Таби.
Глеб, не удержавшись, все-таки рассмеялся и посмотрел на нее таким взглядом… Восхищенным? Полным гордости? Сердце Таби сделало сальто назад.
– Конечно, это была ты, – выдохнул Глеб и, чертыхнувшись, прикрыл ладонью затрепетавший огонек. – Я понял это еще по обложке, а уж когда прочитал… Это же на сто процентов твой стиль, твоя рука. Твоя боль.
Таби отвернулась.
– Почему… – Она прочистила горло и оперлась плечом о дверной косяк, скрестив руки на груди. – Почему единичка? – Она показала глазами на торт и недоверчиво фыркнула. – Я что, выгляжу в твоих глазах НАСТОЛЬКО маленькой?
– Конечно, нет, дурочка, – рассмеялся Глеб. – Просто челлендж – это только первый шаг. – Его голос посерьезнел. – Ты хотя бы понимаешь, насколько ты талантлива? Черт, да я уверен, что ты добьешься небывалого успеха и станешь такой крутой, что я через десять лет в интервью буду хвастаться нашим знакомством как главным достижением в своей никчемной жизни!
Он сказал это так, будто был уверен, что через десять лет его уже не будет рядом. Словно она, Таби, станет только воспоминанием. Поводом рассказать друзьям смешную историю о глупой студентке, которая была в него влюблена и вела себя как сумасшедшая сталкерша. Таби поморщилась, а Глеб торопливо продолжил:
– Я просто хотел тебя поздравить и…
Придержав руками волосы, Таби резко дунула, погасив оплывшую свечу, и выпрямилась.
– Это все? – спокойно спросила она. – Поздравил?
Глеб молча буравил ее взглядом. Он выглядел, пожалуй, немного бледным и осунувшимся, но Таби не собиралась о нем беспокоиться. По крайней мере вслух.
– Спасибо, что зашел, – сдержанно кивнув, она потянула на себя дверь, но Глеб придержал ее, не позволив закрыться.
– Погоди, я… – Он запнулся, лихорадочно пытаясь подобрать нужные слова. – Я… Карина, я…
Таби молча смотрела на него, стараясь не дать глупой надежде превратиться в пожар, потому что на этот раз она точно сгорит дотла и больше не возродится. Она ни фига не феникс. Скорее глупый мотылек.
Глеб смотрел на нее с мольбой в глазах. Время отсчитывало минуту за минутой.
– Заходи, когда определишься.
Таби выхватила торт у него из рук и захлопнула дверь.
Проснуться утром от поцелуя – бесценно…
Но проснуться утром от поцелуя в пупок еще и чертовски щекотно! Катя рассмеялась и сквозь сон попыталась оттолкнуть голову Захара. Однако вместо толчка ее рука – жалкая предательница! – схватила его за волосы и потянула ближе к раскрытым в ожидании губам.
– Не так быстро, – шепнул Захар, и Катя беспомощно всхлипнула, когда он слегка прикусил кожу на ее ребрах, а потом принялся нежно вылизывать место укуса, словно пытался загладить вину. Это было так… откровенно. Интимно. Сексуально. Катя невольно сжала бедра, чувствуя, как внизу живота разливается напряжение, и Захар издал тихий хриплый смешок.
Его рука скользнула под ее спину и так резко дернула наверх, что Катя испуганно распахнула глаза и вцепилась пальцами в плечи Захара. Ее обнаженная грудь – маленькая и аккуратная – прижалась к его крепкой груди (да, они спали голыми), а волосы разноцветными волнами упали на лицо. Захар легонько подул на них и рассмеялся:
– Чувствую себя так, словно переспал с радугой.
– Это плохо?
– Шутишь? Ты только что исполнила мою детскую мечту.
Катя ни разу не слышала, чтобы он так смеялся. Ее пальцы расслабились, а руки скользнули ему на спину. Она притянула его ближе, чтобы можно было прижаться к нему целиком, даже самыми укромными уголками тела.
Ее щеки вспыхнули румянцем. Вчера они… ох.
Катя уронила голову, уткнувшись лбом в плечо Захара, а он немедленно обнял ее в ответ, слегка покачивая и бесцельно водя кончиками пальцев по пояснице. Близость. Вот что случилось между ними вчера. И еще оргазм, хотя Катя ни за что бы не осмелилась произнести это слово вслух. Может быть, через тысячу лет, когда повзрослеет окончательно и бесповоротно.
– Завтрак! – воскликнула она, решительно выворачиваясь из его объятий и оглядываясь в поисках своей одежды. – Нам нужны яйца. Эй, а ну перестань! Захар! Я не это имела в виду-у-у!
Захар упал на диван, корчась от смеха, а Катя натянула шорты и футболку и с достоинством удалилась на кухню жарить яичницу. Щеки у нее горели.
Было легко и просто говорить с ним обо всем на свете вот так, сидя друг напротив друга за маленьким кухонным столом и будто случайно касаясь коленками. Разумеется, Катя рассказала про то, как прошло объявление десятки финалистов. Едва ли не в лицах изобразила всех присутствовавших и окончательно растаяла из-за реакции Захара.
– Конечно, твой комикс в финальной десятке, – убежденно фыркнул он, когда Катя поставила тарелки с яичницей на стол. – Он же реально крутой! Ай, черт, как горячо. Блин, как вкусно! Ита да кимас, – прочавкал Захар, сложив ладони у груди и коротко поклонившись. – Это значит «приятного аппетита» по-японски.
– А как будет по-японски «ешь молча и не умничай»? – съязвила Катя, потянувшись за кетчупом.
– Аи шитеру[11].
– В таком случае аи шитеру! – торжественно произнесла она, с аппетитом принимаясь за завтрак. О, это божественное сочетание жареных яиц и тонны кетчупа…
Захар с тихим стуком опустил вилку на тарелку.
– Что? – прочавкала Катя и закатила глаза. – Умоляю, только не надо занудствовать насчет моего произношения, я же ем!
– Нет. – Захар отвел взгляд и снова взялся за вилку, правда, вместо того чтобы есть, принялся крутить ее в пальцах. – Произношение… безупречное.
– Кстати! – Катя под шумок стащила кусочек яичницы с его тарелки в свою. – Кое-кто из наших общих знакомых тоже в списке финалистов. Даю подсказку, в ее имени есть буквы Ж, Е, Н и Я.
– И кто бы это мог быть?
– У вас с ней что-то было?
Захар поперхнулся и прижал ко рту кулак.
– Нет, конечно!
– И как же так вышло, что она выходила из твоей тайной комнаты в твоей же рубашке?
– Это недоразумение, – выдавил Захар. Судя по выпученным глазам и красному лицу, ему кусочек яичницы попал не в то горло. Катя милостиво налила несчастному воды. Задыхаясь, он начал говорить, но чем больше подробностей всплывало на поверхность, тем сильнее сужались ее глаза. Когда от них остались крошечные щелочки, Захар поспешно закруглился и неловко добавил:
– Хватит так на меня смотреть, она мне даже не нравилась! Мы общались чисто по-дружески.
– Почему? – упрямо повторила Катя, которую на самом деле веселил его испуг.
– Потому что я все это время хотел другую девушку! – грубовато ответил Захар. Но Кате понравилось. Причем настолько, что она вернула на его тарелку кусочек яичницы, похищенный пару минут назад, и капнула сверху кетчупа.
– Твоя очередь. – Захар отправил возвращенца в рот. – Что там у тебя было с этим твоим… Стасиком.