Глеб нахмурился. Ну, если так…
Полина раздраженным взмахом руки отпустила Стаса обратно за дверь и потерла лицо.
– Все, хватит с меня. Результаты остаются в силе. Дело закрыто. И отвезите уже меня кто-нибудь в ресторан, умираю от голода. – Отодвинув кресло-трон, она встала и закинула на плечо ремешок сумки, потеряв к Карине и Жене всякий интерес. – Макар, может, в «Поленце»? Или лучше на устрицы в «Марс»?
Таби тоже вскочила. Ее голос зазвенел от злости:
– Но это Катин комикс!
– Все-е-е, – протянула Полина. – С меня хвати-и-ит! Я убеждена, что если бы твою подругу и правда беспокоил этот комикс, она бы сейчас сама сидела передо мной. Но раз ей все это не интересно… У меня ни вопросов, ни сомнений больше нет. И научись держать себя в руках, пожалуйста.
В глазах Таби полыхнула такая ярость, что Глеб напрягся. В таком состоянии она была совершенно непредсказуемой! Перевернет стол? Набросится на Полину с кулаками? Начнет плеваться огнем, словно огнедышащий дракон?
Таби молча развернулась и выбежала за дверь, оставив ту распахнутой.
– Слава богу, этот день закончился, – буркнула Полина, потягиваясь. – Глеб, сядешь сзади, ладно? Мы с Макаром пока обсудим дела.
Глеб смотрел Карине вслед.
– Ау, Хлебушек?
– Без меня, – коротко ответил он и, не взглянув на изумленное лицо Полины, побежал за девушкой, которую любил.
Глава 30
Захар не отвечал.
Сколько бы Катя ему ни звонила, он не отвечал! Абонент находился вне зоны действия сети. Снова. И снова. И снова.
– Ну же. – Катя гипнотизировала телефон умоляющим взглядом. – Ответь мне!
Ринц и Даша тоже игнорировали ее звонки, и чем дольше они молчали, тем сильнее становилось гнетущее чувство… непоправимости. Еще немножко, и Катя пошла бы на крайние – крайнейшие! – меры и позвонила бы тете Вике, маме Захара, хотя это было худшим из возможных преступлений. Эта беспомощность ее убивала! Отрывала по нежному кусочку от ее нервной системы, словно чайка, которая потрошит разлагающийся на пляже труп тюленя.
Да уж, ну и сравненьице…
Дома Захара тоже, конечно, не было. Поэтому Катя, лежа на диване и глядя сквозь щелки опухших век на уже-не-тайную комнату, рыдала в обнимку с его дурацким коротким халатом. Все кончено? Неужели все правда-правда кончено? То, как он умничает, светится, пока шьет, и таскает тайком ее калорийные вкусняшки. То, как целует ее и безошибочно находит самые чувствительные местечки!
Вот это все… кончено?
Это казалось таким невозможным и вместе с тем неминуемым, что ее почти разрывало на части. Слишком много страха, паники, обреченности… Слишком много чувств для нее одной!
Спустя часы рыданий адреналин наконец схлынул, и Катя соскользнула в блаженное состояние усталого отупения. Этакий замороженный стейк, а не девушка, которая только что потеряла все, что было ей по-настоящему важно: и Захара, и мечту о комиксах.
Мама ни за что не позволит ей остаться в МИМИ.
А Захар ни за что ей больше не поверит.
Одинокая слезинка выскользнула из-под Катиных ресниц и поползла по щеке. Ну и отлично. Еще немного слез, и она умрет от обезвоживания, что даже неплохо, ведь тогда ей не придется больше переживать.
Катя почти уснула, когда в замочной скважине скрипнул ключ. Тихий звук мгновенно выдернул ее из послеслезной комы, но пересохшие от недостатка влаги мозги никак не хотели обрабатывать информацию и выдавать вразумительные реакции. За окном почему-то было темно. Она что, уснула? Ага, точно. И проснулась, потому что случилось что-то важное. Что-то…
Захар вернулся!
Всполошившись, Катя кубарем скатилась с дивана и едва не переломала себе руки и ноги, наступив в полумраке на чашку с остатками чая. Жидкость плеснула в разные стороны, чашка закрутилась на месте, будто волчок, а Катя с грохотом рухнула на пол прямо к ногам Захара – опухшая от слез и щедро политая чаем с бергамотом.
Честное слово, она бы не удивилась, зайди он только для того, чтобы собрать свои вещи.
Перед сном Катя твердо решила, что будет держаться достойно. Даже немного прохладно, ведь на самом деле она ни в чем не виновата! Ее оружием в споре должны были стать острый ум, аргументы и логика, против которых, как известно, ни один мужчина не устоит! Но, во-первых, теперь она лежала на полу, а во-вторых, просто не могла вынести мысли, что никаких «Захар+Катя» больше не будет. Да что там, она даже посмотреть на него не могла!
Поэтому вместо тысячи слов и аргументов Катя просто разрыдалась. Опять!
– Это не я. – Ей пришлось прерваться, чтобы не захлебнуться в рыданиях. – Захар, пожалуйста, поверь мне! Пожалуйста-пожалуйста! Я бы ни за что так с тобой не поступила!
– Да я и не думал, что это ты.
– Я никому ничего не говорила, клянусь! Я… – Катя осеклась на полуслове и громко втянула сопли в нос. Захар возвышался над ней, засунув руки в карманы. Немного растрепанный и бледный, но в остальном… обычный? – Что ты сказал? – переспросила она на всякий случай, а то вдруг ей послышалось. С ней такое бывало.
Захар присел рядом на корточки.
– Я говорю, что и не думал, будто это можешь быть ты. Ты же совсем не такая.
– Но тогда почему ты… – Кате пришлось вытереть лицо. Дурацкие слезы! Она же дала им команду остановиться, чего они хлещут-то. – Ты же не отвечал на мои звонки. И тогда, возле МИМИ… взял и прошел мимо меня!
– Серьезно? – Захар убрал с ее щеки прилипший цветной локон. – Извини. Я тебя, наверное, не заметил. Я был в таком шоке, что вообще ничего не видел и не слышал. Мы были на семинаре по политологии, и вдруг… оповещения. Сработали практически у всей группы. Все полезли в телефоны, и я… Я потянулся, чтобы отключить свой, но… – Он с усилием сглотнул и отвернулся, уткнувшись носом в плечо. – Все как в классическом кошмаре. Даже, наверное, хуже, потому что лучше бы они все увидели меня голым.
– Пожалуйста, поверь мне, тебе нечего стыдиться.
Захар не ответил.
– Тебе. Нечего. Стыдиться, – настойчиво повторила Катя, обхватив его лицо ладонями. – Что с того, если твое любимое дело кажется другим чем-то странным или неправильным? Это правильно, потому что делает тебя счастливым. Это правильно, потому что ты вкладываешь в это всю душу. Это правильно, потому что у тебя к этому самый настоящий талант!
Не ответив, Захар прижался щекой к ее пальцам и закрыл глаза, а потом обхватил руками и подтянул по полу поближе к себе. Они обнялись, крепко-крепко.
– Ринц почти волоком меня из аудитории вытащил. Я был в таком шоке… Пошевелиться не мог, – зашептал Захар Кате в волосы. Было ужас как щекотно, но она не шелохнулась. – Он сказал ждать у входа и побежал на стоянку за тачкой, а потом мы пять часов молча колесили по Москве и, кажется, даже пару соседних городов проехали. Точно не знаю. Но помню надпись «Звенигород». – Захар помолчал. – Я не мог говорить. Думал, он меня теперь ненавидит. Или считает фриком. Или и то и другое.
Катя нервно сглотнула.
– А он?
– Он довез меня до дома и с серьезным лицом заявил, что хочет костюм горничной для себя и сексуальной медсестры – для Даши.
Катя прыснула от смеха, представив высоченного Ринца в черном костюмчике горничной – с метелкой, белым фартуком и кружевной наколкой на голове.
– А как же твой телефон? – Ее руки запутались в его волосах, и шея Захара покрылась мурашками.
– Сломался, – шепнул он.
– Сам?
– Возможно, кто-то выбросил его в окно машины где-то за МКАДом. Возможно, это был я.
– Возможно, – легко согласилась Катя, погладив большими пальцами его брови. – Все возможно, Захар… – Она потерлась губами о его губы, надеясь, что он поймет: она говорит не о телефоне. – Вообще абсолютно все возможно.
Они прижались друг к другу лбами и замерли так.
– Все еще хочешь быть со мной? – Хриплый от волнения голос Захара звучал так неуверенно, что Катя ощутила непреодолимое желание свернуть Жене шею, выпотрошить внутренности и набить оставшуюся кожу голубиным пометом, соломой и помоями. Ну или сделать еще что-нибудь похуже. – Теперь, когда все всё знают.
– Больше, чем когда-либо, – твердо ответила она. – Сегодня. – Она поцеловала его в правую щеку. – Завтра. – Поцеловала в левую. – Послезавтра. – Поцеловала в нос. – И вообще всегда.
Катя поцеловала Захара в губы и почувствовала, как он улыбнулся. Его каменные от напряжения плечи немного расслабились.
– Это что, предложение руки и сердца?
– Нет, но это признание в любви.
Ей больше не хотелось делать вид, будто это не так. Будто она не понимает того, что чувствует, или стыдится этого. Это было не так. Катя снова схватила лицо Захара в ладони и заставила его посмотреть ей в глаза.
– Я тебя люблю, Захар.
– Аи шитеру, Сиротка, – шепнул он в ответ, а потом опрокинул на спину, прижал своим телом к полу и поцеловал.
Катя обхватила его бедра ногами и прижалась теснее. Поцелуи Захара были как признания: страстные, искренние, почти болезненно откровенные. Так целуют, когда знают, что нашли любовь своей жизни и не планируют ее отпускать.
– Я тоже тебя люблю.
Руки Захара скользнули Кате под футболку. Горячая ладонь легла на ее поясницу, и Катя тихо застонала от того, как это было хорошо. И многообещающе.
Когда Захар уже успел стянуть с нее шорты, у Кати зазвонил телефон. Конечно, они его проигнорировали, но телефон зазвонил снова. Он звонил не переставая, пока Захар, зарычав, не скатился с Кати и не дополз до кофейного столика. Она была уверена, что он тут же сбросит вызов, но Захар, мельком взглянув на экран, с обреченным вздохом ткнул в зеленый кругляшок и включил громкую связь.
– Привет, Катюша! – из динамика донесся радостный голос Ринца. Судя по шуму на заднем плане, он опять был в клубе. – Где там мой сладкий пупсик? Уже залез тебе под юбку под предлогом того, что его репутация разрушена, жизнь кончена и бла-бла-бла? Если да, не соглашайся, со мной он провернул тот же трюк!