Категории и законы марксистско-ленинской диалектики и язык — страница 4 из 42

Итак, понятие денотативного значения языковой единицы в теоретических постулатах современной лингвистики исследуется в тесной связи с понятиями, так или иначе соотносимыми:

1) с объектами физической или психической реальности (референт, денотат, экстенсионал и т.п.),

2) с их осмыслением (понятие, логико-понятийное содержание, реалема, денотат – во втором значении) и, наконец,

3) с их представлением в языке (значение: денотативное, сигнификативное как сумма существенных признаков класса предмета, языковая семантика и т.д.).

Если статус единиц первого и последнего рядов в целом трактуется однозначно (первые относятся к области экстралингвистики, а вторые – к сфере собственно языкового значения), то положение серединного ряда остается неясным, расплывчатым.

3. Статус серединного уровня

Одни исследователи считают, что лингвистическая семантика не должна опускаться ниже уровня понятий, реалем и т.п., т.е. область логического осмысления включается в язык, а само лингвистическое значение приравнивается к понятию (32; 45).

По-иному решается проблема соотношения значения и понятия в (36; 37; 41). Так, В.З. Панфилов (37) допускает принципиальную теоретическую возможность отражения, с одной стороны, в виде системы лексических значений (десигнатов) и с другой – в виде системы понятий. Средством фиксации и экспликации последней могут быть не только слова, но и речевые произведения в виде свободных словосочетаний и предложений, конкретное содержание которых является принадлежностью не языка, а речи. В результате система понятий оказывается значительно шире, чем система лексических значений. Однако отсутствие изоморфизма между системой понятий и значений не исключает случаев близости или даже совпадения между ними по отдельным единицам или подсистемам, как, например, в области терминологии. Согласно весьма распространенному мнению, различие между понятием и значением слова состоит в том, что понятие в совокупности составляющих его содержание признаков изоморфно соответствующему объекту действительности с его реальными признаками, в то время как значение слова и обозначаемый им объект не находятся в изоморфном отношении друг к другу, поскольку в значении отражается только часть присущих объекту признаков[5]. Однако, как отмечает автор (37, с. 88), изоморфное соотношение в принципе возможно только как предел человеческого познания, и можно говорить лишь о непрерывном процессе приближения к такому соотношению (т.е. к абсолютной истине), так что на каждом этапе адекватно отражаются лишь некоторые признаки объекта. Понятия и значения слов отличаются по их роли в процессе мышления. Например, суждение как форма мышления, фиксирующая относительно законченный акт мысли в его субъектно-предикатной структуре, в качестве своих компонентов включает не значения слов, а понятия. Слово же в составе предложения-суждения обладает лишь способностью выразить понятие как структурный компонент этой формы мышления. Автор приходит к выводу, что

«существование наряду с понятиями, суждениями и другими неязыковыми категориями также и языкового значения, в формировании которого определяющую роль играет фактор отражения объективной действительности, не означает, что есть два самостоятельных, параллельных и независимых друг от друга вида отражения действительности» (37, с. 89).

4. Признаки предмета и семантические признаки (семы, семантические компоненты, семантические множители)

Проблема соотношения внеязыковой реальности и ее отражения в языковом значении по-своему преломляется в работах по семному анализу в лексике. В связи с этим представляется уместным обратиться к одной книге Ж. Мунэна (65), где на материале французской лексики исследуется семный состав лексических групп, в частности слов, обозначающих «жилые постройки»: maison«дом», suberge «гостиница», bastide «деревянный дом», cabane «хижина», bouron «хижина пастуха», cahutte «халупа, шалаш», igloo «ледяная хижина», paillotte «соломенная хижина» и т.п. На основе существующих словарных дефиниций выявляются соответствующие дифференциальные признаки – «материал постройки», «ее назначение», «предназначенность для определенных климатических условий», «качество постройки» и т.п.

Хотя подобные дифференциальные признаки и образуемые на их основе структуры обладают определенной реальностью для носителей языка, тем не менее остается неясным, относятся ли они только к сфере языка, или они прямо отражают черты внеязыковой действительности, или в них, наконец, совмещается то и другое одновременно. Такие колебания связаны, в частности, с тем, что многие слова в данной группе не находят четко определенного места в семантической структуре. Например, слово «монастырь» может быть отнесено и к области жилых, и к области культовых построек, а слово «интернат» – и к жилым, и к учебным зданиям. Рассматривая подобные группы слов как «поле», автор ставит под сомнение языковую природу «полевых» структур в лексике, поскольку они не являются лингвистическими в строгом смысле слова, а восходят к внеязыковому эмпирическому опыту. Несколько иной вывод содержится в работе Г.С. Щура (51). Критически исследуя многие семасиологические работы, автор выявляет их общие черты:

1) в большинстве из них осуществляется парадигматический полевой подход, т.е. анализируются так или иначе структурно организованные лексические группы, и

2) у элементов этих групп обнаруживаются общие семантические признаки.

Однако, по мнению автора,

«из этого обстоятельства еще не следует, что подобные группы можно интерпретировать как поля, в частности, потому, что природа общих семантических признаков у различных групп лексем отнюдь не одинакова. Это видно на примере синонимов, с одной стороны, и лексем, обозначающих определенную предметную область, – с другой. В первом случае есть основание, следуя традиции, семантику подобных лексем рассматривать как лингвистическую, а во втором – как экстралингвистическую» (51, с. 35).

Таким образом, в обеих указанных работах (51; 65) подобные структуры (а также признаки, на которых они построены) относятся к области экстралингвистики, однако в первой они квалифицируются как «поле», тогда как во второй автор не находит возможным интерпретировать эти образования как «поле».

В работе Н.А. Слюсаревой (43) предпринимается попытка определить влияние внеязыковой действительности на семантику слова, а также их взаимоотношение, в связи с чем предлагается различать лингвистическую семантику и семантику отражения. По мнению автора, выделяемые в указанной выше работе Ж. Мунэна (65) признаки разных типов жилищ являются нелингвистическими и поэтому должны рассматриваться в рамках семантики отражения. Объектом же лингвистической семантики являются слова каждого конкретного языка и их сочетания с номинативным значением, рассмотренные с содержательной стороны.

В соответствии с этим

«семантическая структурация представляет предмет и задачи, выходящие за пределы лингвистики, тогда как лексическая структурация в пределах каждого конкретного языка составляет одну из задач науки о языке» (43, с, 19).

Не отрицая компонентной природы лексического значения, автор отмечает, что

«единицы лингвистической семантики, т.е. значения слов, представляют собой пучки (совокупности) единиц, т.е. сем, которые относятся как к области семантики отражения, так и к области семантики языка. Трудности определения значений слов проистекают, с одной стороны, из-за того, что структурация семантики отражения покоится пока на интуиции, а с другой стороны, из-за того, что слово как член системы языка, помимо значения, обладает еще и ценностью (valeur), т.е. реляционными свойствами… Таким образом, эта структурация, хотя и не является целиком лингвистической, тем не менее столь существенна, что без нее невозможно выделение лексических пластов (полей). Но построение системы лексики по этому принципу действительно весьма сомнительно» (43, с. 20).

На основании этих высказываний можно заключить, что

1) изучение лексической семантики предполагает учет взаимодействия объектов реальной действительности, обозначаемых словами (т.е. семантики отражения), и оно должно проводиться объективно (а не интуитивно);

2) семантика отражения играет существенную роль в организации семантических полей, но

3) внеязыковая семантика отражения не может служить основанием для построения лексической системы.

Здесь, однако, остается не вполне ясным, каким образом значения слов, т.е. единицы лингвистической семантики, могут включать семы, относящиеся и к области внелингвистического отражения, и к области семантики языка. Идет ли речь об одних и тех же семах, которые могут быть отнесены к разным семантикам, или разные семы идут по разным рубрикам. Кроме того, по-видимому, в рассуждения автора вкрадывается некоторое противоречие, когда она говорит об участии элементов семантики отражения в значении слова, но одновременно лишает их какой-либо роли в структурировании лексико-семантической системы языка. О различиях семантики языковой и неязыковой (отражательной) см. также в других работах (9; 10; 46).

Проблема взаимоотношения объективной действительности и семантики слова находит достаточно последовательное (хотя и не всегда однозначное) решение в работе Д.Н. Шмелева (50), где отмечается, что

«основной задачей семасиологии является исследование именно того, как в единицах языка (словах) отображается внеязыковая действительность. Те связи и взаимоотношения между явлениями действительности, которые главным образом и обусловливают лексико-семантическую систему языка, являются, конечно, внешними по отношению к самому языку. Но всякая знаковая система служит для обозначения как раз того, что находится за пределами данной системы, и значение знака раскрывается только вне данной системы (в противоположность значимости знака, которая определяется его положением внутри системы)» (50, с. 18).