а их вотчины велено в поместья роздавати и княж Силина деи княгини Ульяна нам била челом, чтоб нам пожаловати за ее вотчину, велети дати денги по нашему указу, а того она не сказала, что тое вотчину дала в монастырь к Спасу в Еуфимьев монастырь и по ее им челобитью диак наш Иван Стрешнев, не сыскав того за тое вотчину княгине Ульяне княж Силинои Гундорова дал из нынешнеи казны двесте рублев, а тое вотчину село Онтилохово з деревнями отдал в поместье князю Филипу Шаховскому а придачю к старому его поместью и княж Силинои деи Гундорова княгине Ульяны не стало после того вскоре и ныне деи Спаскои Еуфимьева монастыря архимарит Левкея з братьею на нем богомольце нашем на Суздальском владыке на Иеве тех полутараста рублев ищут по даннои княж Силинои княгини Ульянине. И нам бы его, богомольца своего, епископа суздальского владыку Иева пожаловати велети тое княж Силинскую вотчину Гундорова селцо Антилохово з деревнями отдати в свое богомолье, в Суздаль, к Спасу в Еуфимьев монастырь по их даннои, а тех бы денег, что княж Силинои Гундорова княгине Ульяне дано нз нашие казны из монастыря имати велети»[372].
Удар по сложившейся системе был нанесен пресечением «царского корня» и Смутой начала XVII в. Основные коррективы, возникшие в отношениях власти и собственности, видны по тексту Соборного Уложения 1649 г.
Система «пожалования» замкнута теперь только на личности, персоне государя, который собою завершает всю пирамиду власти и собственности. Нет царских завещаний — нет и уделов — владений членов семьи. Хотя визит в Россию Вальдемара показал, что при определенных условиях, о которых уже шла речь выше, удельная система могла возродиться, так как Михаил Федорович обещал датскому принцу дать в удел крупнейшие города России.
Текст Уложения 1649 г., вобравший в себя наиболее существенные нормы средневекового права, свидетельствует, что вотчины и поместья, сближаясь, обретают значительно большую свободу отчуждения. Соответственно меняется и система контроля.
В середине XVII в. обозначилось само направление развития будущих негосударственных форм собственности, хотя остается в силе система «пожалования», механизм которого предусматривает, что любая вотчина не имеет полной зашиты от произвола государства и не является частной формой собственности. Все санкции по изъятию вотчины у владельца напрямую связаны с положением в этой системе царя и государя: любая акция против него, даже словесная или мыслимая, могла караться полной конфискацией земель, имущества и смертной казнью.
Соборное Уложение четко фиксирует правовой статус как вотчины, так и поместья. Судебники 1497 и 1550 г. («О землях суд») лишь упоминали о помещике как о субъекте прав, во владении которого находится земля великого князя[373]. В Уложении о службе 1555/1556 г. регламентировалась поземельная служба государю.
Даже поместья отнимались теперь только в случаях, оговоренных законом. За первый побег с государевой службы наказывали битьем кнутом; за второй — битьем и убавкой поместного оклада на 50 четвертей; за третий — битьем и полной конфискацией поместья. Побег с поля боя сразу же приводил к телесному наказанию кнутом, конфискации половины поместного оклада и половины реальной дачи земель. Злой умысел против государя и измена ему, как уже отмечалось, вызывали вполне определенную реакцию властей. К конфискации владений могли привести также уголовные преступления служилых людей (например, сокрытие разбойников из числа своих людей и недонесение властям).
Соборное Уложение 1649 г., опираясь на Уложение о вотчинах и поместьях, принятое 15 декабря 1636 г., узаконило практику обмена поместий без особых ограничительных условий: по закону 1636 г. запрещалась мена поместьями между московскими и городовыми чинами, но и эта норма Уложением 1649 г. была отменена. А.Г. Маньков справедливо отмечал, что мена неизбежно «стала смыкаться с продажей»[374]. Но самым важным нововведением Уложения 1649 г. в области обмена земельной собственностью было разрешение мены поместий на вотчины и вотчин на поместья[375]. Если в XVI в. княжеская вотчина низводилась до положения поместья, то в XVII в. поместье стало возвышаться до вотчины, сливаясь с ней.
Как же осуществлялся контроль за этим перераспределением земельных владений? Законными признавались только те сделки (мены), которые регистрировались в Поместном приказе (каждая такая сделка ко всему прочему еще и доход приносила, потому что при обмене следовало платить пошлину государству).
В XVII в. уже естественным стал процесс продажи поместья в вотчину. Так, в 20-х годах в ответ на челобитные приказных дьяков был дан ряд указов о продаже им подмосковных имений в вотчину, но лишь по царскому указу в каждом случае: такая продажа поместья в вотчину считалась актом пожалования.
Сближение поместья и вотчины — в праве наследования. Поместье стало родовой собственностью в рамках поместного оклада[376]. Вотчина, согласно тексту Уложения 1649 г., представлена была тремя основными видами — родовой, выслуженной, купленной. Судебник 1550 г. (ст. 85) знает лишь один вид — родовую вотчину; появление разновидностей — знак другого времени[377].
Родовая вотчина в сознании современников свидетельствовала о родовитости владельца, выслуженная вотчина — о заслугах, купленная являлась лишь признаком благополучия. Выслуженная и родовая вотчины в правовом отношении были приравнены. С 1619 г. в формуляре выслуженных грамот стали фиксироваться широкие права вотчинников, что свидетельствует о самом направлении развития служилого землевладения в
России: «В той вотчине... он, и ево дети, и внучата, и правнучата волны, и волно ему, и ево детем, и внучатам, и правнучатом та вотчина продать, и заложить, и в приданые дать, и в монастырь по душе до выкупу дать... А будет у него детей и роду не останетца, а останетца одна жена, и жене ево тою вотчиною владеть по свой живот, а после своего живота вотчину для мужа своего и своего поминка отдать в монастырь до выкупу»[378].
Акты купли-продажи вотчин должны были фиксироваться в Поместном приказе. Любопытно, что Уложение уже фактически допускало, что вотчина может быть отчуждена вместе с населяющими ее крестьянами.
Основные ограничения существовавших форм землевладения сводились к требованию службы[379]. Для дворян XVII в., как заметил И.Л. Андреев, в широком смысле служить — значило жить[380]. Жизненный путь в челобитных и сказках служилых людей виделся ими как непрерывное служение, главные вехи которого — походы и осады; в глазах дворян их служба создает порядок в царстве[381].
Для царя Алексея Михайловича служба «со всяким усердством» была критерием, по которому он судил о преданности и пригодности дворянина и в соответствии с этим выстраивал свое отношение к нему. Система «пожалования» требовала ответной реакции, и Алексей Михайлович огорчался, если не видел «сердечной» преданности служилого человека. В письме к В.В. Бутурлину он писал: «Ведаешь наш обычай: хто к нам не всем серцем станет работать, и мы к нему и сами с милостью не вскоре приразимся»[382]. Возмутительно, если «природные холопи» (по выражению царя) лгут царю, но всякий проступок исправим... самой службой. Провинившиеся служилые люди порой возвращали себе доброе имя ратной службой, которая искупала вину перед монархом.
Во второй половине XVII в., однако, обнаружился кризис системы «пожалования», выразившийся в многочисленных случаях «нетства» и бегства служилых людей. Это ставило под сомнение «эффективность системы, при которой служба была тесно связана с поземельным обеспечением служилого человека»[383]. И.Л. Андреев сводит причины подобного отношения служилых людей к тому, что требовалась новая организация самой службы. Но, думается, помимо этого следует иметь в виду, что в это время уже противоречиво «сошлись» два процесса — передача поместий и вотчин «в род» (что закрепляло право владения землей и являлось предпосылкой частной собственности) и почти постоянный отрыв служилых людей от этих «пожалований» из-за постоянной службы, что, конечно, было необходимо ради новых «пожалований», но затрудняло само существование «рода», ибо войны, походы порой уносили жизни целых дворянских семей.
Как же завершился распад средневекового типа синтеза власти и собственности?
Ответить на этот вопрос нелегко, ибо элементы этого типа синтеза сохранялись еще очень долго. И все же в следующем, XVIII в., стало возможным рождение гражданского субъекта прав, полнота которых уже не зависела напрямую от службы монарху...
Заметим, что до 1714 г. частноправовые гарантии вотчинного и поместного землевладения распространялись прежде всего на весь служилый род. Вотчина всегда дробилась внутри семьи, — такова многовековая традиция службы.
23 марта 1714 г. был принят указ о единонаследии, написанный в основном самим Петром Великим. Этот указ нанес удар по родовому принципу вотчинного землевладения. Стало возможным выделить из рода одного носителя прав на недвижимость, запретив дробление вотчины при передаче ее по наследству.
Петр стал активно заниматься вопросом о единонаследии не позже 1711 г., когда он потребовал от Посольской канцелярии сделать перевод из различных западноевропейских законов нормы о первенстве детей при наследовании. В 1713 г. царь прочитал доношение Ф. Салтыкова, представителя царя в Англии, занимавшегося закупкой кораблей, в котором предлагалось ввести в России майорат. Вместе с тем многие исследователи видят в этом указе природные корни. Указ в законодательном порядке закрепил процесс полного слияния вотчин и поместий. Он способствовал преодолению пережитков местничества, отмененного в 1682 г. Указ был опубликован 24 марта 1714 г. в столице тиражом 675 экземпляров, а 12 апреля 1714 г. в Москве — в количестве 2400 экз. — См.: Законодательство периода становления абсолютизма // Российское законодательство X-XX веков. Т. 4. М., 1986.