Категории русской средневековой культуры — страница 57 из 100

.

Как известно, Павел не знал Христа, но в силу «особого призвания и чрезвычайных миссионерско-богословских заслуг почитаем как «первопрестольный апостол» и «учитель вселенной»[468]. Его судьба и нашла отражение в тексте источника. С апостолом Павлом произошло то, чего не удостаивался ни один смертный: ему во всем Божественном сиянии явился Бог...

Савл, или Саул, происходивший из колена Вениамина, был родом из Тарса, пользовался всеми правами римского гражданина (см.: Деян. 22. 28-29); воспитан был в строгой фарисейской традиции. Учился в школе знаменитого законоучителя Гамалиила и стал одним из самых образованных людей своего времени. Савл был первоначально непримиримым врагом христиан и даже принимал участие в кровавых расправах. Он возмущался тем, что иудеи могли признать Мессией безвестного учителя из Назарета, который к тому же понес позорную смерть на кресте... «Дыша угрозами и убийствами», он лично выпросил у первосвященника задание отправиться в Дамаск, в котором скрывались многие ученики Христа. Савл на пути своем был остановлен Божественным светом, буквально ослепившим его. Он упал на землю и услышал голос Говорящего: «Савле, Савле, что мя гониши?». «Рече же: кто еси Господи; Господь же рече: аз есмь Иисус, егоже ты гониши: жестоко ти есть противу рожну прати» (Деян. 9. 5). Савл ослеп, его повели в Дамаск за руку. Три дня он не видел ничего, не ел и не пил. В Дамаске тогда жил «ученик» Христа, Анания, и Господь, явившись ему в видении, сказал: «Востав поиди на стогну нарицаемую правую, и взыщи в дому Иудове Савла именем, Тарсянина: се бо молитву деет. И виде в видении мужа, именем Ананию, вшедша и возложша нань руку, яко да прозрит. Ответа же Ананиа: «Господи, слышах от многих о мужи сем, колика зла сотвори святым твоим во Иерусалиме: И зде имать власть от архиерей, связати вся нарицающыя имя твое» (Деян. 9. 11-13). И тогда Господь, ответив ему, открыл свой замысел: «Рече же к нему Господь: иди, яко сосуд избран ми есть сей, пронести имя Мое пред языки и царьми, и сынми Израилевыми. Аз бо скажу ему, елика подобает ему о имени моем пострадати. Пойде же Ананиа, и вниде в храмину, и возлож нань руце, рече: Савле брате, Господь Иисус явлейтися на пути, имже шел еси, посла мя, яко да прозриши, и исполнишися Духа Свята. И абие отпадоша от очию его яко чешуя: прозре же абие, и востав крестися...» (Деян. 9.15-18).

Чудотворение и в том, что Савл стал вновь зрячим, и в том, что, духовно прозрев, Савл стал Павлом, гонитель христиан превратился в «пророка» нового учения: ему доверено было пронести слово Божие «пред языки». Он проповедовал христианство в Антиохии, Киликии, на Кипре, в Галатии, Македонии, Афинах (здесь он был возмущен духом города, в котором было множество идолов), Коринфе, Эфесе, Испании. Слово «чудотворение» фиксируется историческими словарями в значении «совершение чудес». Чудотворение — дар Божий и дело самого Бога: «Ныне светоу великоумоу престоиши, Божиими чоудотворении, яко победитель, венчан» (XVI в.)[469].

Четвертая строка:

«Чюдотворения дар мудростию усилеет».

Павел избран для того, чтобы возвестить о вере христианской всему миру и истолковать основные догматы христианства. Автор послания подчеркивал, что, кроме дара Божьего, была еще и мудрость Павла как книгочея, одного из самых выдающихся представителей иудейской учености. Мудрость Павла определила характер его «самовластия»; совершился поворот к добру, к спасению.

В этом месте послания выразилась основная позиция автора по вопросу о синергии — взаимодействии тварных и Божественных волений. Эта позиция адекватно отражает общую установку всего византийского богословия, которое в большей мере, чем западноевропейское, было озабочено активностью личности в деле достижения «правильной воли» (подробнее см. ниже)[470].

Едва ли случайно, что второй частью «Лаодикийского послания» были буквы и их толкования, сведенные в таблицу, состоящую из квадратов, в каждом из которых помещено обычно по две буквы — одна красного цвета, другая черного. Как поясняется в тексте, который предшествует таблице, «черные слова — ритор» являются знаками «риторской» или тайнописной азбуки («литореи»)[471]. Азбука эта начинается «четвертым словом»: в четвертой из клеток таблицы находится первый знак «риторской» азбуки — черная «аз», которой соответствует четвертая буква обыкновенной азбуки — красная «глаголь»; риторскому «буки» соответствует «добро» и т.д. Внешне это похоже на «ключ какого-то шифра»[472], однако неясно — что с его помощью можно прочитать? Если бы это была тайнопись, то имя дьяка под «Лаодикийским посланием» было бы зашифровано этим ключом. Но нет же — имя Курицына зашифровано обычной цифровой тайнописью. Н.А. Казакова и Я.С. Лурье обратили внимание на то, что известен «только один случай применения шифра «Лаодикийского послания»: в подписи составителя виленского списка «Библии» — Матвея Десятого... Его «Библия», в отличие от Геннадиевской, не имеет следов католического влияния, она шире и полнее сверена с оригиналом и включает в себя, между прочим, «Мудрости Менандра». Использование Матвеем в его зашифрованной подписи системы подстановки букв, предложенной «Лаодикийским посланием», — факт, может быть свидетельствующий о связи составителя «Библии» с московским еретическим кружком, но одного этого факта недостаточно для объяснения назначения «литореи» Курицына. Буквы в Древней Руси имели более широкое применение, чем сейчас: они заменяли цифры, они широко применялись во всевозможных таблицах (вроде ручной «пасхалии»), и вопрос о том, для какой надобности Курицын предлагал заменять один ряд букв другим, остается открытым»[473].

В некоторых списках «Лаодикийского послания», между тем, специально указывается, для чего нужна таблица: «Сие послание чтуще, разумети толкование его, да так писати божественные книги прямо и гладко».

В клетках «литореи» находим комментарий «черным» и «красным» буквам. В так называемом пасхальном типе комментируются все буквы, в грамматическом — только буквы обыкновенной азбуки. Каждая из букв определяется как гласная («душа-приклад») или согласная («плоть-столп»). Особый интерес вызывает фонетическая классификация в «Лаодикийском послании». «В грамматических сочинениях древней Руси гласные и согласные именуются обычно «гласовными» и «согласовными» или «звательствами» и «полузвательствами» — названия, в которых исследователи усматривают перевод соответствующих греческих и латинских терминов. «Литорея в квадратах» дает... совершенно иную систему наименований. Гласные (включая «Ъ» и «Ь») здесь именуются «душами и прикладами», согласные — «плотями» и «столпами». Эта же терминология сохраняется в подписи Курицына. Небольшая статья, читающаяся в нескольких списках перед «Лаодикийским посланием», разъясняет эту терминологию. Автор, оказывается, знает и другую систему наименований («звательство» и «полузвательство»), но предпочитает свою, ибо «буква — самовластие ума; звательство — душа и жительство ея, полузвательство — плоть и мертвость ея; склад — оживление»[474].

А.И. Клибанов справедливо связывал «Лаодикийское послание» с двумя другими памятниками древнерусской письменности — «Написанием о грамоте» и «Беседой о учении грамоте». И хотя выводы, к которым пришел ученый, не могут нас устроить[475], открытие им подобной литературы — существенный вклад в науку.

Почему столь волнующим для средневековых людей был вопрос о грамоте? Какими причинами можно объяснить, что ее происхождение связывалось с богословскими размышлениями о природе «самовластия» и судьбой как «первозданного Адама», так и всего рода человеческого?.. Что-то явно затрудняет наше понимание того, как несколько веков назад осмысливали сам вопрос о значении грамоты. Уже отмечалось в первой главе, что «вера христианская» была истиной, данной в Божьих заповедях, апостольских и священных правилах.

В «Написании о грамоте» задается главный вопрос: «Что есть грамота и что ея строение?» Ответ поразителен. Грамота как «умение человеческое, словесем всякого вешания гласованием, изъявлено во слышание и в разумение и предложение на составление смысла» создана была «ради вины» человека, которого Бог создал «животна, плодна, словесна, разумна, смертна, ума и художества приятна, праведна, безгрешна» и дал самовластие ума: выбрать либо «живот», либо «смерть», но человек, когда стал плодиться физически, умножил злобу и «недостоиньство». Грамота не была нужна до грехопадения, ибо человек пребывал в раю и мог «явьственне видети Бога»! После же грехопадения между Богом и человеком изменились отношения, человек лишился возможности лицезреть Божественый свет, в нем помутнился образ Божий, и теперь единственной связью с Ним остались Его заповеди да церковные правила, освященные традицией. Бог, испытывая человечество, не отказался от милосердия, — «не хотя оставити в забвении своего создания человеча рода, но всю на разум приводя и на спасение, яко Бог милостив, благоволи на се состроити грамоту». Грамота — напоминание о прежнем безгрешном состоянии человека и извещение об истине, которую необходимо соблюдать, чтобы не прельститься «лжами и ересьми». Именно через грамоту можно постичь Бога, его волю: «И да не знающии Бога познают и вся преданная Богом в разуме стяжают. Тоя ради вины грамота состроена, да искуснее будут человецы, понеже ненавистник человеческаго рода диявол всегда запиная роду человеческому забвением и жестокосердием, — Бог же человеколюбец всегда наставляя род человеческий воспоминанием и щедротами. И тоя ради вина грамота состроена, да искуснее будут человецы и не удаляются от Бога».