Изя первым делом бросился проверять свою телегу. К счастью, она устояла, и товар, похоже, был цел.
— Слава тебе! — выдохнул он, забыв на время про свой переход в православие.
Остаток пути прошел в тягостном молчании. Все были вымотаны штормом. Когда на горизонте показался противоположный берег, никто особо не радовался — все понимали, что этот «увлекательный круиз» был лишь небольшим эпизодом в нашем бесконечном путешествии в ад.
Выгружались на берег молча, помогая друг другу. Глядя на твердую землю под ногами, я поймал себя на мысли: Байкал — это красиво, конечно. Но лучше я на него посмотрю в следующий раз. На картинке. В теплом кабинете. С бокалом коньяка. Если доживу, конечно.
— Ну что, господа арестанты, — криво усмехнулся я, обращаясь к своим «партнерам». — Добро пожаловать в Забайкалье! Готовьте кайло и мешки для золота. Или для наших костей — тут уж как повезет.
И потащились мы через бесконечное, мать его так, Забайкалье, к этой самой реке Кара. Путешествие обещало быть незабываемым. Особенно радовал сервис «все включено» в части питания. Кормили нас по принципу «чем дальше в лес, тем толще партизаны… от голода». Если в начале пути нам еще перепадало аж по полфунта сухарей в день, практически деликатес! То вскоре и эта роскошь закончилась. Видимо, сухари сочли слишком калорийными для нашего исправляющегося контингента.
На смену пришел кулинарный хит сезона — клейстер из ржаной муки. Серая, сопливая субстанция с непередаваемым ароматом прелых портянок и вкусом штукатурки. Жрать это можно было, только зажав нос и представляя, что находишься на приеме у английской королевы. Впрочем, чтобы мы совсем не заскучали от однообразия, меню иногда разбавляли сушеной рыбой, твердость десять по шкале Мооса, а вкус как у старого сапога, и вяленым мясом, идеальным для заточки ножей или отбивания от волков. Сибирское изобилие, чтоб его!
Но главным сюрпризом стало отсутствие на маршруте пересыльных острогов. Видимо, местный департамент туризма и гостеприимства решил, что мы и так достаточно избалованы предыдущими «пятизвездочными» бараками. Теперь только хардкор и полное единение с природой! Гостиничная сеть «Острог Co» здесь свои фешенебельные филиалы еще не открыла, так что каждую ночь нас ждал увлекательный мастер-класс по выживанию.
Едва колонна останавливалась на привал, начинался наш ежедневный квест «Построй шалаш из говна и палок или замерзни к чертям». Под неусыпным контролем и отеческими понуканиями конвоя мы, как заведенные, бросались ломать ветки деревьев голыми руками, естественно, инструмента не полагалось.
Укладывали их на землю, создавая подобие лежанки класса «люкс». Сверху сооружали навес из жердей и елового лапника — наш персональный пентхаус с продуваемыми стенами и протекающей крышей.
Для обогрева практиковались «длинные костры» — три бревна пожирнее, обложенные тем, что не пошло на постройку шалашей. Эти штуки тлели всю ночь, обеспечивая сомнительное тепло и периодические фейерверки из раскаленных углей. То тут, то там раздавались вскрики и отборная ругань — это очередной счастливчик ловил пяткой или задницей особо меткий уголек. Ночная романтика!
Колонна ползла все тем же унылым строем. Время года — самое мерзкое: осень. Дождь, сырость, промозглый ветер. Укрыться негде. Куда ни глянь — угрюмые сопки в серой пелене дождя. Настроение — соответствующее. Бабам с детьми на телегах было «весело» — сверху льет, снизу сырость от мокрой соломы. А нам, пешеходам, еще «лучше»: по раскисшей дороге чапать в кандалах — то еще удовольствие. Душно от испарений, жарко от натуги, ноги вязнут в грязи. Обувка у многих давно сказала «прощай» и осталась гнить где-то на бескрайних просторах Забайкалья. Шли босиком по ледяной жиже — последний писк каторжной моды.
Утро начиналось рано, с побудки и «изысканного» завтрака — кружка теплого замутненного чая и ломтя вчерашнего настроения. Потом перекличка — убедиться, что за ночь никто не отбросил коньки или не улетел с ветром. А потом команда унтера, бодрая, как всегда:
— Подымайся, рвань! Строиться! Кара ждет!
И снова унылые сопки, седой ковыль, сухая полынь, ветер гонит тоску по полям. День сурка по-каторжному.
Однажды перед нами из-за поворота вынырнула целая толпа. Мужики вперемешку — кто в солдатской фуражке, кто в казачьей папахе, кто простоволосый, с мокрыми чубами и бритыми затылками. Двигались плотно, несли какие-то высоченные кресты и горланили церковные песнопения.
Унтер скомандовал нам сойти с дороги — не мешать богоугодному шествию. Процессия поравнялась с нами. Впереди — казачий офицер со знаменем. В центре — шест с иконой или картиной, изображающей каких-то полуголых святых с младенцами. Дьяконы в ризах, евангелия в бархате.
Наш унтер, изнывая от любопытства, подошел к главному попу узнать, что за демонстрация.
— Сия паства божия, — важно ответствовал священник, — волею государя нашего императора из заводских крепостных в казачье сословие поверстана! Великая милость! Вот, идем в Алгачинский рудник, там его превосходительство молебен служить будет.
Арестанты вылупили глаза на этих «новообращенных». Некоторые попадали на колени, крестились, землю целовали — то ли от зависти, то ли по привычке. Я же судорожно копался в остатках своих знаний: ага, Муравьев-Амурский, отжал у китаез землицу, нужны колонизаторы… Вот они, свежеиспеченные защитники рубежей! Счастливчики! Из крепостных — в казаки! Повезло ребятам, не то что нам. У каждого своя карьерная лестница. Те из нас, кто переживет Кару и досидит свой срок, тоже, может, получат шанс стать «вольными поселенцами» где-нибудь на Амуре. Если доживем, конечно. И если Амур к тому времени обратно не отожмут.
Наконец, после бесконечного пути мы прибыли на место — те самые «разгильдяйные прииски». Картина маслом: приземистые бараки, набитые народом под завязку. Тут были все: и вольные, и каторжные, и военные арестанты, и «посессионные» крестьяне — полный интернационал страдания.
Привели нас в Нижний острог — как оказалось, один из трех. Мимо порохового склада, погреба, кузницы — и остановили у караульной.
Унтер-офицер, сопровождавший нас от самого Иркутска, взошел на крыльцо с видом человека, выполнившего свой долг.
— Ну, вот и дошлепали до места, арестантики! — зычно объявил он. — Нет ли у вас к начальству каких жалоб?
— Никак нет, ваше благородие! — нестройно, но с должным подобострастием проорала колонна. Другие ответы тут были чреваты внеплановой поркой.
Унтер-офицер удовлетворенно разгладил усы, окинул нас прощальным хозяйским взглядом.
— Ну, так оставайтесь с богом!
С этими словами он развернулся и ушел, оставив нас на попечение местного начальства и суровой карийской действительности.
Приехали. Добро пожаловать в ад, филиал «Разгильдяевский».
Глава 15
Глава 15
Ну вот и финиш увлекательного тура «по местам не столь отдаленным». Карийские прииски, вотчина господина Разгильдяева[1], чиновника с говорящей фамилией. Надеюсь, он оправдает ее и не будет слишком уж старательно выбивать пыль из наших шкур.
В первый же день нашего пребывания в этом райском уголке нас, как скот на ярмарке, разбили на бригады по восемь рыл — артели. Видимо, для удобства учета и последующей утилизации. В нашу элитную команду попал весь цвет каторжного общества: старый лис Фомич, вечно кашляющий Софрон Чурис, непроницаемый Сафар, наш силач Тит, гений коммерции Изя-Зосим, Васька — нелюдимый мужик с нашего этапа — и, разумеется, я.
Вишенкой на торте стал Захар, древний старик, которого приписали к нам, видимо, в качестве ходячего музейного экспоната или источника местных баек.
— Да на кой ляд он нам сдался, старикан энтот? — немедленно возмутились Тит и Софрон, наши главные ценители производительности труда. — Он же кайлом толком не махнет, всю норму нам завалит, а то и помрет чего доброго!
— Цыц! — осадил их мудрый Фомич. — Песок-то сыплется, зато он тут все знает! Пригодится Захар — научит нас старательской премудрости! А то будете кайлом махать, как дураки, без толку.
Тут к нашей новоиспеченной артели подошел немолодой здоровый мужик в тулупе, воняющем потом и безысходностью: ваштейгер[2]* Климцов — местный мастер и надсмотрщик.
— Кто у вас за вожака будет? Аль так, стадом ходить собираетесь? — угрюмо буркнул он, оглядывая нас, как покупатель выбирает лошадь или, скорее, свинью на убой.
— Ну, вот, пожалуй, Пантелей. Подкидыш за старшого пойдет! — не моргнув глазом, ляпнул Фомич, ткнув в меня пальцем.
Спасибо, друг! Удружил так удружил. Сдал как стеклотару. Подставил по-братски!
— А ты чего? — удивился я такому «повышению». Мне эта должность была нужна как собаке пятая нога.
— А я — что? Я тутошних мест не знаю! — развел руками хитрый Фомич. — Были бы мы на Нерчинском заводе, так я бы хоть што! А тут я, сударик да соколик, сам впервой! Ты у нас головастый, с начальством, опять же, умеешь договариватьси, так тебе, значится, и карты в руки!
Становиться бригадиром этой банды смертников в мои планы, прямо скажем, не входило. Не то чтобы я боялся ответственности — опыта командования у меня хватало, хоть отбавляй. Но отвечать за результат работы, о которой я не имел ни малейшего понятия, да еще и в таких условиях — увольте!
Видимо, все мои сомнения крупным шрифтом написались на лице, потому что Чурис тут же затараторил, глядя мне в глаза с преданностью:
— Да не сумлевайси, Подкидыш! Ты же — голова! Мы ж видим! Уж ты такие дела проворачивал по пути сюда — да мы бы без тебя давно уже или с голоду подохли, или друг дружку перегрызли! Давай, соглашайси! За тобой — как за каменной стеной! Ну, или как за Титом — он тоже крепкий.
— Ну ладно, — все еще сомневаясь и понимая, что спорить бесполезно, произнес я. — Пиши меня «вожаком». Или «козлом отпущения», если так понятнее. А делать-то что будем?
Мастер Климцов покачал головой с видом «ну и тупые же вы, арестанты».