ым и послушным. Общественность назвала его «парламентом Мопу». Чтобы предотвратить взрыв негодования, король был вынужден пожертвовать канцлером и удалить его в отставку. К тому же оказалось, что, занимая высокий пост, Мопу значительно округлил своё состояние, скупая государственное имущество. Как видите, королю и его окружению порой приходится считаться с гласом третьего сословия.
— Как я понял из ваших рассуждений, мосье Моро, деловые люди Франции не удовлетворены внешнеполитическим курсом королевского правительства, потерей колоний.
— Мы не удовлетворены всей системой абсолютной монархии. Недовольство охватывает всё общество. Если не при Людовике Пятнадцатом, то при его внуке, который станет Людовиком Шестнадцатым, произойдёт страшный кровавый взрыв, который потрясёт всю страну[43]. И у нас, как поговаривают в народе, найдутся свои Кромвели[44].
При этих словах Беньовский с опаской посмотрел по сторонам.
— И вы не боитесь, мосье Моро, столь смело высказываться?
— С чего бы мне бояться? Об этом говорит вся Франция, Оппозиционными настроениями пронизаны сочинения господина Франсуа Вольтера. Власти вынудили его покинуть страну[45]. Но им не запрятать в Бастилию всю Францию. И ещё, замечу вам... Я слишком богат, чтобы бояться какого-то там полицейского соглядатая. Он предпочтёт получить от меня пиастр, нежели доносить на меня полицейским властям.
Беньовский поделился с Моро своими планами поступить на французскую службу, чтобы во главе экспедиционного корпуса отправиться на завоевание новых земель, хотя бы того же Мадагаскара. Роше выслушал его с вниманием и интересом. Подумал, что из такого наёмника-авантюриста можно извлечь пользу.
— Непременно побывайте у Шарля Бове и заручитесь его поддержкой. Не забудьте, его контора вблизи площади Вогезов. Уверен, что Бове повлияет на герцога и других министров, внушит им, что новые земли нужны Франции.
После долгих усилий отыскались и кузнец, и каретник. Лошадь была подкована, а неисправное колесо заменено новым. Дилижанс тронулся в дальнейший путь. Лесистая Бретань осталась позади. Теперь проезжали через густонаселённую и возделанную Северную Францию. Миновали города Майенн, Алансон, Эвре. Выехали на берег петляющей Сены.
Морис Август предавался размышлениям. Разговор с мосье Моро, крупным торговцем колониальными товарами, убедил его в том, что французское буржуазное сословие открыто выражает недовольство внешнеполитическим курсом правительства короля Людовика XV и всей политической системой страны. Потеря североамериканских и индийских колоний в итоге Семилетней войны усугубляли это недовольство. Англичане, расширяя свою колониальную империю, успешно теснили французских соперников по всему земному шару. Финансисты, владельцы крупных мануфактурных производств, богатые торговцы Франции видели в английской парламентарной системе, ограничивающей власть короля, свой желанный идеал. Им тоже хотелось бы разделить политическую власть с родовитой аристократией, вместе с ней определять политику страны, требовать захвата новых колоний, а это расширило бы рынок. Франция была далека от этого идеала. Страной самодержавно правил ленивый и развратный король, окруживший себя придворной камарильей вельмож. Фактически же все государственные дела решались по прихоти и капризу королевских фаворитов и фавориток, особенно графини Марии Жанны Дюбарри. Как узнал Морис Август от Моро, эта всевластная дама, дочь простого сборщика податей, была когда-то просто модисткой. Поразмыслив обо всём, Беньовский решил по прибытии в Париж немедленно отправиться на поиски влиятельнейшего Бове.
По совету Моро Беньовский остановился в отеле «Белая лилия», не фешенебельном и не самом дорогом, но выше среднего уровня. Из окна его номера на третьем этаже открывался вид на Сену и громаду Нотр-Дам, знаменитого собора Парижской Богоматери. На карнизах его портала зловеще скалились химеры.
Свой парадный, расшитый золотом мундир с орденами Беньовский намеренно оставил в Лорьяне. Люди парижского высшего света изощрены в знаках отличия и наградах, наверняка здесь могут встретиться на его пути и поляки, и русские, знающие толк в орденах и нашивках и сумеющие отличить фальшивые награды от подлинных. Зачем подвергать себя риску разоблачения? Роскошный мундир с орденами, сработанными искусным китайцем, ещё пригодится ему.
Морис Август критически оглядел себя в зеркало. Его старый камзол основательно пообтёрся за дорогу, лоснился на локтях. Для деловых визитов явно не подходит. Поэтому первым делом Беньовский направился в ближайшую модную лавку и там подобрал себе отличный касторовый камзол, батистовую рубашку с кружевным жабо, модные ботинки, а заодно и трость с серебряным набалдашником. Он тут же переоделся, рассчитался с приказчиком и вышел из лавки этаким заправским парижским франтом.
— Прикажете, мосье, доставить старое платье к вам домой? — спросил его приказчик, догоняя уже на улице.
— Не утруждай себя, братец. Отдай эти тряпки первому встречному бедняку.
— Премного благодарствую.
Беньовский решил зайти в Нотр-Дам и помолиться за свой будущий успех. Человек циничный и беспринципный, он был всегда равнодушен к религии и никогда не утруждал себя частыми посещениями храма Божьего. Но здесь его одолело, пожалуй, чистое любопытство. Попасть в Париж и не побывать в знаменитом соборе Парижской Богоматери!
В храме было полутемно. Цветные оконные витражи сдерживали проникновение солнечного света. К алтарю уходили бесконечные ряды стульев. Пахло свечным нагаром. Раздавались мощные тягучие звуки органа, тонувшие в стрельчатых сводах. Морис Август постоял несколько минут, внимая музыке, машинально перекрестился ладонью и вышел из храма. Величественная готическая архитектура собора, как и звуки органа, не слишком тронули его.
— Да пошли Господь мне удачу. Не оставь меня своими милостями, — молитвенно прошептал Морис Август.
Вернувшись в отель, Беньовский спросил управляющего, молодого обходительного человека:
— Не скажете ли, милейший, как отыскать контору мосье Бове, финансиста? Вам известно это имя?
— Помилуйте, кто же в Париже не знает мосье Бове, — ответил управляющий. — Ему принадлежат банкирские конторы, здания, отели, газеты. Любой извозчик, назовите только его имя, доставит вас по нужному адресу. Это не слишком далеко отсюда.
— Я хотел бы пройтись пешком и полюбоваться городом. Ведь я впервые в Париже.
— Понимаю вас, мосье. Париж прекрасный город. Я дам вам сопровождающего, расторопного малого. Мишель!
На возглас управляющего прибежал откуда-то парнишка.
— Сведёшь, Мишель, нашего гостя в контору господина Бове. Знаешь?
— Как не знать. Это не доходя до площади Вогезов.
— Вот именно. И заодно покажешь гостю Бастилию — это как раз по пути. И старый квартал, где католики резали гугенотов в Варфоломеевскую ночь[46].
— Рад служить, мосье.
Мишель, оказавшийся кузеном администратора, был неплохим гидом. Они шли лабиринтом узких переулков. Верхние этажи средневековых зданий нависали над нижними. Высокие остроконечные крыши, крытые черепицей, упирались в небо. Мишель рассказывал, что в этих домах во времена последних Валуа жили гугеноты. В ночь на святого Варфоломея улицы были залиты кровью. Католики врывались в дома, резали своих противников и выбрасывали в окна. Если жертвы ещё подавали признаки жизни, их добивали на улице. А здесь, за углом, как говорят, ещё недавно была модная лавка, где искусные модистки шили роскошные платья. Среди модисток выделялась обворожительная Мария Жанна. Кто-то из придворных заприметил красивую девушку и сообщил о ней королю. Король приказал доставить модистку во дворец и приблизил к себе. Людовик выдал девушку за графа, чтобы придать ей надлежащее положение в обществе. Так безродная модистка стала графиней Дюбарри и первой фавориткой короля.
Ещё много всяких историй услышал Морис Август от Мишеля прежде, чем вышли они на площадь Бастилии, посреди которой высилась мрачная каменная громада, крепость-тюрьма, охраняемая солдатами.
— Вот и Бастилия, — сказал Мишель. — Здесь заключены убийцы и враги короля.
— Не хотел бы я оказаться в их компании, — пошутил Беньовский.
С площади Бастилии они свернули в боковую улочку, которая вела к площади Вогезов.
— А вот и дом мосье Бове, — сказал наконец Мишель, указывая на ничем не примечательное строение. Выделяли его от соседних домов лишь начищенная до зеркального блеска медная доска у подъезда с надписью «Банкирский дом Шарля Бове и Компания» да величественный усатый швейцар.
— Ты мне больше не нужен, Мишель, — сказал Беньовский. — Вот тебе монета за труды. Ты интересно рассказывал.
— Благодарю вас, мосье. Всегда к вашим услугам.
Секретарь господина Бове, чопорный человек средних лет в чёрном сюртуке, встретил Беньовского сухо и недоверчиво. Щеголеватый вид посетителя и даже трость с дорогим набалдашником не произвели на него ровно никакого впечатления. Секретарь спросил о цели визита.
— Цель чисто деловая, — ответил Морис Август. — Я предпочёл бы, не теряя времени, всё объяснить лично мосье Шарлю.
— У нас свой порядок, раз и навсегда заведённый господином Бове. Он занятой человек, а посетителей слишком много. Большинство из них обращается с вопросами мелкими, несложными. Речь идёт обычно об отсрочке долговых платежей. Такие вопросы могу решить я самолично с моими помощниками, не утруждая нашего патрона. Приходится ценить его время. Многим посетителям втолковываем, что мы деловая фирма, а не благотворительная контора.
— Я пришёл к вам не за подаянием, мосье... как вас там. Вы не соизволили представиться.
— Бове. Люсьен Бове.
— Однофамилец, родственник?