Случай для назидательного урока представился. На рыбалке случилось происшествие. Из зарослей прибрежного камыша выползло грязно-зелёное чудовище с ребристой спиной. Разинув зубастую пасть, крокодил нацелился на зазевавшегося на берегу капрала. Служака следил за солдатами в шлюпке, тянувшими невод, и время от времени покрикивал на них. Крокодил готовился к стремительному смертоносному броску. И плохо пришлось бы бедняге капралу. Но вдруг прозвучал гулкий выстрел, и эхо прокатилось по камышовым зарослям. Это выстрелил долговязый бургундец Левек, первым заметивший опасность. Да-да, тот самый недотёпа, который так плохо усваивал элементарные строевые команды. Выстрел Левека оказался метким — он прежде служил не только конюхом, но и егерем у своего хозяина-графа, заядлого охотника. Картечная пуля размозжила спинной хребет чудовища. Судорожно вздрагивая и оставляя за собой кровавый след, крокодил щёлкнул пастью и уполз в воду. Капрал не сразу сообразил, что же произошло. А когда сообразил, то онемел и окаменел. Только отвисшая челюсть его нервно тряслась. Он силился что-то сказать и не мог. Беднягу капрала поразил столбняк. Когда же он обрёл дар речи, то произнёс:
— Я-то думал, что ты, Левек, никчёмный парень. А ты вон какой молодец. Если бы не ты... Откуда такая меткость?
— От отца и от деда. Они тоже служили егерями у нашего графа.
Левек, памятуя предостережения Беньовского о кровожадных крокодилах, никогда не расставался с ружьём и носил его на ремне за спиной даже тогда, когда приходилось тянуть невод. Капрал же, как видно, забыл о предостережениях и беспечно бросил своё оружие в палатке. Был он человеком грубым, сквернословом, готовым всегда пустить в ход кулаки. Но случившееся потрясло его чёрствую душу и заставило взглянуть на Левека с долей симпатии.
Капрал доложил о случившемся прапорщику Качореку, а также ротному, представив при этом верзилу Левека в самом выгодном свете. О происшествии на рыбалке узнал и Беньовский.
— Это то, что мне надо! — воскликнул он и приказал построить весь корпус на расчищенной от зарослей площадке, над которой развевался на бамбуковом шесте французский королевский флаг.
— Рядовой первой роты Левек проявил находчивость и спас товарища от смертельной опасности, — произнёс Беньовский перед строем. — Выношу отличившемуся солдату благодарность и награждаю его.
Морис Август сам подошёл к стоявшему в строю на правом фланге первой роты Левеку, дружелюбно похлопал его по плечу и протянул вконец смущённому солдату серебряный луидор с рельефным портретом короля Людовика XV. И ещё Беньовский похвалил капрала, который сумел воспитать такого находчивого и бравого подчинённого.
— Каждый достойный поступок, подобный тому, какой совершил рядовой Левек, будет отмечен нами, — продолжал полковник. — Но, к сожалению, в рядах корпуса находятся люди, которые позорят звание королевского солдата, вызывают своим недостойным поведением недовольство наших друзей-туземцев. Один из них, рядовой Ленен, будет примерно наказан.
Из строя вывели молодого парня, бывшего бродягу, того самого, который пристрелил из озорства домашнего бабакоту. Он же был замечен в неоднократных кражах кур и индеек у местных жителей. Держался Ленен спокойно, не пытаясь сопротивляться. Знал, что ожидает его порка, не такое уж страшное наказание для видавшего виды бродяги, не раз битого и полицейскими, и обывателями.
Беньовский объявил своё решение:
— Рядовому второй роты Ленену всыпать двадцать плетей.
— Не слишком? — спросил вполголоса Ковач. — Скажи палачам, чтобы не переусердствовали.
— Пусть будет по-твоему.
Отряжённые в качестве палачей два рослых светловолосых бретонца, матросы с фрегата, вывели Ленена из строя, сорвали с него рубаху, обнажив спину, и привязали к скамье. На экзекуцию были приглашены и малагасийцы. Сам староста Ракутубе не явился на зрелище, сказавшись больным, а прислал вместо себя брата, одного из старейшин. Повинуясь команде, бретонцы взмахнули ремёнными плетьми. Один удар, другой... После каждого на спине наказуемого оставался набухший багровый след. Ленен стиснул зубы, но всё же не смог выдержать боли и после каждого удара глухо вскрикивал и стонал. За него заступился старейшина, брат Ракутубе, обратившийся к Беньовскому:
— Большой вазиха, пощади парня. Духи сами накажут его.
— Твои духи подсказали мне, что негодяя надо примерно проучить.
— Мы, люди Большого острова, не любим без нужды причинять друг другу боль и страдания. И мы не мстительны. Прикажи отпустить парня.
Беньовский дал знак прекратить порку после десятого удара. В солдатских шеренгах уже слышался ропот. Многие откровенно сочувствовали Ленену и осуждали жестокость наказания. Палачи развязали жертву. Ленен поднялся со скамьи, пошатываясь. Его лицо было покрыто холодной испариной, иссечённая плетьми спина кровоточила.
— А ты держался молодцом, братец, — сказал ему поощрительно Морис Август так, чтобы слышали другие. — Из тебя ещё получится хороший солдат. Иди теперь к лекарю.
Экзекуция закончилась. Ротам было велено разойтись и заниматься своим делом. Солдаты обсуждали событие и скорее одобряли действия Беньовского, чем осуждали. Верзила Левек получил луидор из рук самого полковника и может теперь выпить кружечку доброго французского вина в лавке у араба и угостить друзей. Ленена наказали не по всей строгости, которой он заслуживал. А ведь окажись на месте этого барона другой, построже, посвирепее, мог бы приказать перепороть не один десяток голубчиков. Так-то.
На какое-то время в корпусе установилось подобие дисциплины, и жалобы со стороны малагасийцев прекратились.
Лоцман Максуд погостил некоторое время у приятеля и земляка Хамуда и возвратился в Порт-Луи на первой же шхуне, которая доставила торговцу-арабу очередную партию товаров. Среди них были напитки, ткани, разная домашняя утварь. Сопровождал товары один из компаньонов губернатора Дюма, некто Жак Роше, уже знакомый Морису Августу. С помощью прапорщика Качорека Беньовский учинил дотошный досмотр всех прибывших товаров и обложил их пошлиной в свою пользу. Роше пытался протестовать и отказывался платить, ссылаясь на то, что не имеет на сей счёт никаких указаний от господина Дюма.
— Вот указание, — резко сказал Беньовский, протягивая купцу инструкцию, подписанную королевскими министрами. — Или для тебя воля великого короля ничто?
Жак Роше, проклиная в душе этого хваткого барона, пошлину заплатил. Пришлось ему раскошелиться также и для того, чтобы получить от Беньовского разрешение на вывоз нескольких тюков с кожей крокодила, которую скупал у туземцев Хамуд.
— Передай мосье Дюма, что мы организуем охоту на крокодилов и сами будем поставлять вам кожу, — сказал Беньовский растерянному купцу.
— Но в вашей инструкции ничего не сказано о том, что наша компания обязана делать у вас покупки, — возразил Роше.
— Ваше дело, милейший. Я ведь могу снарядить корабль и отвезти кожу голландцам в Капстад. Голландцы серьёзные партнёры. А вы лишитесь прибыли.
— Я доложу об этом Дюма. Мы подумаем.
— Передай, купец, мосье Дюма, что вам я готов поставлять кожу по дешёвке. Вы сможете перепродать её с большой выгодой. Так что ссориться нам не резон.
— Передам ваши слова губернатору.
С Жаком Роше Беньовский отослал на Маврикий три письма. Первое было адресовано жене. Морис Август писал, что безмерно скучает по своей несравненной Фредерике, расписывал ей красоты здешней природы. Кроме письма посылал ей экзотический подарок — панцирь морской черепахи. Второе письмо предназначалось господину Дюма. Беньовский не считал нужным подробно отчитываться перед губернатором Иль-де-Франса, вызывавшим у него неприязнь. Письмо содержало лишь самую общую и краткую информацию об экспедиционном корпусе и заканчивалось настоятельной просьбой доставить при первой возможности партию муки. Третье письмо, направлявшееся в Париж в адрес морского министра, было пространным. Морис Август постарался нарисовать самую внушительную и впечатляющую картину грандиозного строительства форта Сен-Луи. На месте диких джунглей возводятся казармы, госпиталь, церковь, прокладываются дороги. Строится морской причал. Для строительства привлекается туземная рабочая сила. С местным населением благодаря щедрым подаркам вождям удалось установить добрые отношения. Многие малагасийские общины приняли высокое покровительство его величества короля Людовика. Для полного закрепления французского влияния необходимы прокладка новых дорог, строительство новых фортов и, главное, сокрушение военной мощи короля Имерины, властвующего в центральной части острова. Имеринский властитель претендует на господство над всем островом и угрожает мелким монархам и независимым общинам Мадагаскара. Было бы целесообразно нанести Имерине сокрушительный удар. В этом он, Морис Август Беньовский, видит залог успеха в распространении французского влияния. Но осуществление всех этих задач требует затрат. Больших затрат! Необходимы новые значительные ассигнования на экспедицию.
Далее Беньовский отчитывался о расходах и предлагал смету новых ассигнований. Требовал денег, больших денег. Произведённые же расходы показывались явно завышенными. Так, обозначена была внушительная сумма, якобы истраченная на привлечение туземной рабочей силы, хотя фактически таких затрат не было. Малагасийцам, работавшим на стройках, ничего не платили.
Губернатор Дюма, прежде чем переслать это письмо Беньовского в Париж, искусно перлюстрировал его и несколько раз въедливо перечитал. Перечитав, пригласил к себе компаньонов и ознакомил их с содержанием письма, адресованного морскому министру.
— Что скажете по этому поводу, господа?
— Ну и аппетит у этого полковника! — воскликнул Роше. — И какой же он мастер бахвалиться. Грандиозное строительство, дороги! Реальные результаты его деятельности куда скромнее, чем те, которые указаны в письме. И потратить такую фантастически огромную сумму, какая здесь названа, он никак не мог.