их. Если бы это были пираты, то они, заметив на рейде вооружённый фрегат, не рискнули бы подходить к берегу.
Когда судно, похожее на большую шхуну, уже находилось близко от берега, араб уверенно сказал:
— Это плывёт Валид. Очень богатый купец. Знаю его.
— Чем торгует твой Валид? — спросил у него Беньовский.
— Всем. Он может продать вам новую шхуну, прекрасных арабских коней или партию фиников, но предпочитает торговать ювелирными изделиями. Их охотно раскупают и в Гоа, и в Капстаде, и даже в далёкой Малакке. На Валида трудятся первоклассные ювелиры.
— Это хорошо, — задумчиво сказал Беньовский, вглядываясь в силуэт приближающегося корабля.
Вот он бросил якорь и от судна отделилась лодка с гребцами и несколькими пассажирами. Пока она шла к недостроенному пирсу, Хамуд успел многое сообщить Беньовскому. Валид — известный в странах Индийского океана купец. Родом он из южной Аравии и плавает под турецким флагом. Считает себя подданным султана, хотя никакой реальной власти Османской империи над югом и центральными районами Аравийского полуострова нет. Здесь власть принадлежит местным арабским шейхам. Судно Валида неплохо вооружено пушками. Говорят, оно выдержало не один успешный бой с пиратами в Мозамбикском проливе.
— Как ты думаешь, Хамуд, решились бы пираты пожаловать к нам?
— Вряд ли. С хорошо вооружёнными европейцами они предпочитают не связываться. Чаще нападают на одинокие индийские и арабские купеческие корабли. Говорят, с пиратами связаны португальские власти Мозамбика и занзибарские арабы. Так ли это — достоверно не знаю.
Лодка достигла пирса. Первым из неё выпрыгнул рослый красивый араб или турок в красной феске и красной же бархатной жилетке, надетой на бронзовое от загара мускулистое тело.
— Это и есть Валид? — спросил Беньовский. — Скорее похож на пирата.
— Нет, это шкипер шхуны. А Валид вон тот толстяк, что сидит в лодке.
Человек в феске протянул Валиду руку и помог ему подняться на пирс. Был приезжий купец рыжебород, коротколап и дороден. Одежду его составляли полосатый шёлковый халат, подпоясанный кушаком, шаровары и остроносые сафьяновые сапожки. На голове была такая же, как у шкипера, турецкая феска с кистью. Вслед за ним проворно вскочил на пирс молодой стройный парень, как потом оказалось, сын и помощник купца. Валид, несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, легко понёс своё тучное тело по пирсу и вступил на берег. Приветливо поздоровался с Хамудом.
— А это что за люди? — спросил недоверчиво приезжий купец, указывая на Беньовского и его спутников.
— Подданные короля Франции Людовика, — ответил за Хамуда Беньовский, догадавшийся, о чём спрашивает Валид. — Переведи ему.
Хамуд перевёл на арабский.
— И ещё скажи ему. Я, полковник де Бенёв, представляю на острове французскую власть и контролирую его внешнюю торговлю. Если уважаемому Валиду угодно здесь торговать, он должен уплатить мне пошлину.
Хамуд перевёл и это. Валид выслушал его бесстрастно и так же бесстрастно ответил:
— Я привёз кое-какую мелочь для моего друга Хамуда. Пусть господин оценит её и назовёт мне сумму пошлины. Если мне это будет не в убыток, господин получит пошлину сполна. Если мы не договоримся, на мои товары найдутся покупатели в Мозамбике и в Капстаде. Тамошние купцы хорошо знают старого Валида.
— Хотел бы иметь с тобой деловой разговор, и не по поводу той мелочи, которую ты привёз для Хамуда.
— Люблю деловые разговоры.
— Тогда пойдём, Валид. Будешь моим гостем.
Дородный купец шагал довольно бодро. За ним устремилась его свита. В палатке, где размещался Беньовский, расстелили по случаю приёма гостей ковёр, накрыли стол. Морис Август хотел ограничить общество Валидом и Хамудом, нужным в качестве переводчика. Но приезжий купец настоял на том, чтобы за стол сел и его сын.
— Мой помощник и моя правая рука. Как без него?
Андреянов принёс на подносе бургундское вино и печёные бананы с орешками. На кухне готовилась индейка с рисом.
— Что же господин хочет от Валида? — первым заговорил за столом купец.
— Я хотел бы купить у тебя четырёх чистокровных арабских коней.
— Будут у тебя кони лучшей арабской породы. Но это будет стоить...
Араб назвал внушительную сумму.
— Дорого просишь, купец.
— Я повезу коней из Аравии. Долгий путь. Коней надо кормить отборным кормом.
— Я согласен, Валид. Но при одном условии — если ты мне продашь за ту же сумму не четырёх, а пятерых коней.
— Ах, господин... Ты хочешь разорить Валида.
Поторговались. Валид всё же согласился с условием Беньовского.
— Ты пригласил меня не только для того, чтобы купить у меня арабских коней? — спросил испытующе гость.
— Ты проницателен, Валид. Ещё мне нужно роскошное женское украшение из золота с драгоценными камнями. У нас оно называется колье.
— О, колье... Я знаю, что это такое. Золотая узорчатая пластинка, украшенная шлифованными алмазами. Она носится на груди. Такие изделия моих мастеров носят королевы и самые богатые женщины Европы.
— Я хочу, Валид, чтобы колье, изготовленное твоими мастерами, носила и моя жена.
— Ты подумал, сколько тебе будет стоить такая безделушка?
— Подумал. Дорого, очень дорого. Я сумею расплатиться с тобой, купец. Я не беден.
— Будет тебе колье для твоей жены. Чего бы ещё ту хотел от Валида?
— Ещё одно женское украшение. Ещё более дорогое и прекрасное. Учти, купец, это будет мой подарок первой женщине Франции, которой я многим обязан.
— Королеве?
— Больше, чем королеве.
Беньовский имел в виду мадам Дюбарри. Воспоминание о ней вызвало у Мориса Августа лёгкое трепетное волнение. Вспомнилась великолепная мраморная статуя работы замечательного скульптора в её парижском дворце — Мария Жанна в образе античной богини Дианы. Красавица Дюбарри, бедная модистка, ставшая королевской фавориткой, вознесённая волей судьбы столь высоко. Её гармоничное стройное тело, воплощённое в мраморе, казалось самим совершенством женской красоты. Неужели всесильная Дюбарри, от которой зависели назначения министров, позировала скульптору обнажённой?
Морис Август возмечтал сохранить расположение первой дамы Франции с помощью подарка королевской щедрости. Ведь мадам Дюбарри легко сможет повлиять на его дальнейшую карьеру, на производство его в генералы. Был бы достойный подарок, а переслать его в Париж с надёжной оказией он сумеет. Можно и командировать специально для этой цели нарочного, одного из своих офицеров.
— Будет у тебя такое украшение, мой вазир, — сказал после некоторого раздумья Валид.
— Да не вазир я, а полковник.
— Мы привыкли называть вазиром очень большого и богатого человека. Из уважения.
«Вазир так вазир», — подумал Беньовский. Теперь надо было бы поговорить с этим арабским купцом о главном, ради чего он, собственно говоря, и пригласил Валида в гости-. Но не хотелось говорить при нежелательном свидетеле, Хамуде, который был своим человеком для компании Дюма. Заподозрив Беньовского в честолюбивых намерениях, Хамуд мог раскрыть его секреты перед одним из компаньонов губернатора, перед тем же Роше. А с Дюма и его окружением отношения Мориса Августа оставались натянутыми, от них можно было всегда ожидать подвохов и пакостей. И Беньовский твёрдо решил удалить Хамуда из палатки под каким-либо благовидным предлогом. Стараясь говорить вежливо, просительно, Морис Август обратился к нему:
— Хамуд, голубчик... Ты не возражаешь, если мы все отведаем индейку на свежем воздухе, на твоей веранде?
— Какие могут быть возражения, полковник!
— Спасибо тебе, Хамуд. Тогда распорядись на правах хозяина. И пусть шкипера угостят.
Как только Хамуд удалился, Беньовский стал выяснять, владеют ли Валид и его сын какими-нибудь языками кроме арабского. Попытался было заговорить с ними по-малагасийски, но купец отрицательно покачал головой. Всё разрешилось просто. Валид заговорил по-французски, хотя и с чудовищным акцентом, путая окончания слов. Оказалось, что в прежние годы он держал торговый дом в Пондишери, французском владении на восточном побережье Индии, и там постоянно общался с партнёрами-французами.
— Я не сказал тебе о главном, — начал Беньовский.
— Слушаю тебя, вазир.
— Могут ли твои ювелиры изготовить большой серебряный медальон и выгравировать на нём несложный рисунок?
— Мои ювелиры всё могут. Покажи рисунок.
Беньовский отомкнул сундук, в котором хранил деньги и наиболее ценные вещи, и извлёк ту самую дощечку, которая досталась ему от старосты Ракутубе.
— Вот тебе и рисунок.
Валид взглянул на дощечку и недовольно поморщился.
— Обижаешь. Разве это работа? Мои искусные мастера могли бы сделать сложную чеканку, растительный орнамент с причудливым переплетением цветов и листьев. А это детский рисунок. Его нацарапает тебе любой начинающий подмастерье.
— Пойми, Валид... Для меня очень важно иметь медальон. Именно с этим рисунком. Это будет копия старой семейной реликвии, которая оказалась утерянной.
— Но я вижу на дощечке изображение какого-то животного. Аллаху не угодно, чтобы мы изображали человека или всякую животную тварь. Не хочешь, чтобы мои мастера изобразили красивые цветы?
— Не надо мне твоих красивых цветов. Рисунок на медальоне должен быть точно таким, как на дощечке. Выполнишь мой заказ, можешь в течение года беспошлинно торговать на всём восточном побережье Мадагаскара.
— Я сделаю тебе то, что ты просишь. Да простит Аллах мои прегрешения, — молитвенно произнёс Валид и передал дощечку сыну. Тот спрятал её за пазуху.
— И ещё прошу тебя... — продолжал Беньовский. — Медальон должен выглядеть старым, потемневшим. Как будто ему добрая сотня лет.
— Мои ювелиры знают все секреты ремесла.
— И сколько будет стоить такая работа?