“Катти Сарк”, несущая ветер — страница 1 из 14

Михаил ПОПОВ

«КАТТИ САРК», НЕСУЩАЯ ВЕТЕР

ПОВЕСТЬ-РЕТРО

Молва утверждает, что дураки умирают по пятницам. Насколько научен этот вывод, Сергей и Филин, конечно, не знали. Однако догадывались, что от истины он недалеко. Иначе зачем по этим дням они собирали застолье? Поминки, ясно дело, справляли.

В пятницу к концу трудового дня Сергей Пакратов спускался в филярмонию. Филярмонией, с его легкой руки, окрестили таксидермическую мастерскую. Фи­лин в этой мастерской - он же Филипп Филимонов, он же Филя, он же Фили­мон... - был заведующим и самым главным региональным чучелотворцем.

Тонкий, не лишенный изящества нос Сергея попервости испытывал трепет. Заходя в таксидермическую мастерскую, он закрывал ладонями половину лица: «Такси не паркуются, таксы не водятся, а дерьмецом шибает!» Однако со вре­менем смирился и даже находил в этих миазмах некое удовольствие. Это как с сёмгой печорского посола. Вначале нос воротишь - такая запашина стоит, а пообтерпишься, пообвыкнешь - за уши тебя не оттащишь.

На поминках дураков приятели, как правило, пробавлялись «шилом» - казён­ным спиртом, который Филину отпускался для профессиональных надобностей. Запивали водичкой, занюхивали корочкой, задавливали килечкой. Если кончалась закусь, Филя тянулся к пялкам, на которых сохли ободранные шкуры, и сковыри­вал с них остатки мездры.

- Зараза к заразе не пристанет, - бурчал он, отправляя в рот чёрный соскрёбыш, а другой подпихивал Сергею: - Ешь, ёшкарне.

Всякий раз Сергей располагался на лекале. Это была массивная деревянная колода с углублениями различной конфигурации. На ней Филя гнул проволочные каркасы. Задним, по-юношески сухопарым местом Сергей воспринимал то аэро­динамическую линию крыла, то гибкую кривую позвоночника, то рельеф парно­копытной ноги. Сидеть на этом сооружении, разумеется, было неловко. Шкур на подстилку Филин не давал. Сергей подкладывал фанерки, остатки мешковины, пытаясь сгладить неровности. Тщетно. Комфорта в посадке не наступало. Одна­ко с места сиделец не сходил. Почему? Да потому, что отсюда, с этой позиции, лучше всего открывались бабочки. Чучела были Филиной профессией, а бабоч­ки - сердечной страстью. Бабочки мерцали в плоских плексигласовых планшетах, которые висели на противоположной стене. Эти пёстрые существа околдовывали Сергея, как, бывало, в детстве околдовывали разноцветные ёлочные шары.

- А ты слышал, Филин, о «Катти Сарк»? - осведомился однажды Сергей.

- Катя? - перетирая зубами мездру, переспросил Филя. - Из комиссионки, что ли? - Филя сдавал туда кое-какие поделки.

- Дурила, - укоризненно протянул Сергей, откидывая со лба светлые пряди. - Это парусник такой. Легкий, как... - он кивнул на бабочек. - Чайный клипер.

- Ты к чему это, ёшкарне? - Филин поднял круглые очки, сидевшие на хряще носа, отчего ещё больше стал похож на пернатого тёзку. Сергей пожал плечами.

Классе в шестом они с другом Гешкой записались в судомодельный кружок. В журнале «Юный техник» им попались чертежи стремительного парусника. Он назывался красиво и загадочно - «Катти Сарк». «Давай строить», - загорелся Серёга. «Давай», - отозвался Гешка. Руководитель кружка дал добро, и друзья принялись за дело. Они старались изо всех сил. Выстрогали киль, шпангоуты, бушприт, принялись набирать переборки, делали заготовки для надстроек... Рабо­та горела у них в руках. Они пропадали во Дворце пионеров дни напролёт, забыв и про кино, и про каток. И всё пилили, полировали, клеили... К весне парусник был готов. Больше того, на выставке школьного творчества их модель заслужи­ла первый приз. Радости друзей не было предела. Они просто упивались этой первой и такой яркой победой. Но наступило лето, и однажды солнечным днем всё померкло. Дело в том, что на глаза Серёги попалась одна толстая старинная книга. В ней оказались акварели парусников, в том числе изображение их побед­ной красавицы. И тут он понял, что они с Гешкой построили не совсем «Катти Сарк», точнее - совсем не «Катти Сарк». Нет, в модели всё было, как на чертежах, и почти всё, как на той самой акварели, - рангоут, такелаж, мачты, надстройки... Не оказалось только главного - самой Катти Сарк, обнажённой девы на носу па­русника. Ведь именно в её честь тот клипер и назвали «Катти Сарк», что означает «короткая рубашка».

К чему это всё вспомнилось, Сергей так и не объяснил.

Филин определил сам:

- Бабочки, ёшкарне, растревожили?!

Потом поправил вновь съехавшие очки и плеснул в стакашки:

- За охоту!

Сергей кивнул, взявшись за стакан.

- И охотку! - добавил Филя, тем самым решительно отмежевываясь от дура­ков.

1

Областное охотуправление располагалось в двухэтажном особняке, где в нача­ле двадцатого века заседала городская дума. В здании, помимо «Охотного ряда», как остряки окрестили это учреждение, гнездились ветеринарная служба, эпи­зоотический отряд, орнитологическая база и ещё множество самых разных служб и ведомств, кои Филя классифицировал как семь пар чистых и семь нечистых. Напиханные сюда по воле властей, а того более - по прихоти обстоятельств, эти отделы и хозяйства были перетасованы, как карты в колоде. Особенно разрознен­но выглядели «охотнорядцы». Кабинет Степана Лукича, начальника управления, находился в одном конце здания, три кабинета с его подчиненными - в другом, а склад и таксидермическая мастерская и вовсе на нижнем этаже.

Стоял декабрь. Годовой финансовый отчет был уже сдан. Часть сотрудников управления укатила в отпуск, благо можно было использовать его по частям. Ну а все оставшиеся слегка маялись от законного безделья, однако виду не подавали, создавая, с негласного одобрения шефа, подобие какой-никакой трудовой дея­тельности.

Кабинеты охотоведов и бухгалтерия прежде, очевидно, представляли боль­шой зал. На потолках сохранилась лепнина в виде концентрических кругов, где в думские времена, должно быть, висела люстра. Площадь зала была разделена непропорционально. Прихожая и задний кабинет оказались узкими, а среднее по­мещение - просторным и почти квадратным.

Стол Пакратова стоял в дальнем кабинете. Однако в эти дни Сергей, как и все сотрудники, оставшиеся на боевом посту, чаще обитал в центре. Несмотря на про­странство, здесь было как-то уютней. Может быть, настроение создавали чучела, которые дожидались здесь филиной реставрации.

Главной незыблемой достопримечательностью этого кабинета служило сооружение в центре. Оно состояло из необъятного дивана и примыкающего к его высоченной спинке равновеликого по габаритам шкафа. Филя однажды назвал этот тандем мавзолеем, но широкого распространения сие название по известным причинам не получило.

Шкаф был глубокоуважаемым - в нём помещалась вся отчётность охотуправления. А диван и вовсе не поддавался классификации. Чучела перед ним выглядели как пигмеи перед великаном - даже лось, коронованный рогами. Ца­рём здешней фауны был, безусловно, диван - существо из породы мамонтов или динозавров. Тем более что на его выдубленной коже просиживали штаны ещё присной памяти городские кадеты и октябристы. А ещё о сановитости и знатности свидетельствовала цена, которая была за него уплачена. Директор краеведческого музея, который тоже, как и охотуправление, занимал часть помещений бывшего думского особняка, долго кочевряжился, прежде чем уступить музейный экспо­нат. Однако в конце концов сдался. На сделку его вынудила новая экономическая ситуация. В обмен на кожаного мастодонта начальник управления передал музею чучело песца, а Филя отреставрировал им чучела полярного медведя, полярного волка и белухи.

Те дни в декабре катились неспешно. Утренний чай, который заваривала Таисия Тимофеевна, бухгалтерша, плавно перетекал в полдник, тот в свою оче­редь неторопливо струился к послеобеденному чаепитию, а оно незаметно выли­валось в завершающую стадию файф-о-клока.

По утрам, прихлебывая остатки первого чая, Пакратов садился за свой стол и кропал заметули. Это были охотничьи были, советы знатоков и прочие, как вы­ражался Филя, пиндюрочки, которые Сергей отдавал на областное радио. Вспом­нив среди сложноподчиненного предложения Филю, он иногда спускался вниз. В филярмонии можно было поболтать, посмотреть, как таксидермист мастерит очередное чучело, а главное, конечно, - полюбоваться бабочками. Выходцы из царства лета, они лучше всего утешали глаз среди бесконечно-белой зимы. А ино­гда Филин, устав от своих шкурных дел, поднимался наверх, и тогда приятели за­тевали очередную шахматную партию. В филярмонию шахматы таксидермист не допускал. Человек эмоциональный, Филя остерегался в порыве гнева или азарта что-нибудь покрушить. За чучела он не опасался - «Мешки с опилками всё стер­пят», - но бабочки!..

***

В то утро оставшиеся на боевом посту члены коллектива, как всегда, не спеша почаёвничали. Таисия Тимофеевна разложила вязание, а ещё раскинула на столе свою китайскую цигейковую шубу, собираясь заняться какой-то починкой. Глав­ный охотовед Калинин, расправив чапаевские усы и водрузив на нос железные очки, принялся штудировать «Правду». Завхоз Маруся Пителина второй день под­писывала новогодние открытки. Все они сидели за столами возле окон. А Сергей с Филей, устроившись на диване, принялись разыгрывать шахматный дебют.

Странное, конечно, стояло время. В магазинах шаром покати (хмели-сунели, сковородки да веники), а в разных конторах по-прежнему яблоку было некуда упасть. Дилеммка сия элементарно укладывалась в закон Архимеда, гениально уточнённый Михаилом Ломоносовым. Но никто одно с другим почему-то не свя­зывал. Все находились в ожидании каких-то чудесных перемен, о коих трубили тогдашние газеты, а чаемые перемены всё никак не наступали.

- Ну когда они чего-нибудь там родят? - слушая радио, тыкала иголкой вверх Таисия Тимофеевна. Она в очередной раз пришивала пуговицы, оторванные в оче­редной продуктовой очереди.

- Восемь лет уже при коммунизме, - кивнула завхоз Маруся, не отрываясь от эпистолярного урока.