Поздно вечером штаб 1–й гвардейской танковой армии получил телеграмму маршала Г.К. Жукова: «Катукову, Попелю. 1–й гвардейской танковой армии поручается историческая задача: первой прорваться в Берлин и водрузить Знамя Победы… Пошлите от каждого корпуса по одной лучшей бригаде в Берлин…»
Военный совет армии текст этой телеграммы передал корпусам со следующим указанием: «Выделить усиленные бригады и выполнить поставленную задачу… О выходе к Берлину доложить».[397]
Телеграмма командующего фронтом заставила Катукова пересмотреть планы дальнейших военных действий. Части 8–го гвардейского механизированного корпуса, подошедшие к Шпрее, уже навели 60–тонный мост в районе Фюрстенвальде и готовились начать переправу. Дремов вдруг получает приказ командарма: переправу через Шпрее прекратить, понтонный парк с переправы снять.[398]
Катуков решил не втягивать в бои на берегах Шпрее корпус Дремова с франкфуртской группировкой, полагая, что это значительно ослабит силу удара на Берлин, тем более что Г.К. Жуков выдвигал в район Фюрстенвальде новые части. Приказал Дремову оставить в районе Фюрстенвальде, Буххольц сильный заслон из одной танковой бригады, двух истребительно—противотанковых полков, дивизиона PC и 48–го тяжелого танкового полка, чтобы не допустить прорыва немцев на запад и северо—запад, а главными силами нанести стремительный удар в направлении Хангельсберг, Эркнер, Карлхорст и к утру 21 апреля выйти на юго—восточную окраину Берлина.[399]
Выполнить приказ командующего фронтом поручено было лучшим танковым бригадам армии — 1–й гвардейской полковника Темника и 44–й гвардейской полковника Гусаковского. Впереди танков шли мотострелки, уничтожая засады противника, в первую очередь «фаустников». Такое построение войск позволяло поддерживать довольно высокие темпы движения.
Следом за 1–й и 44–й гвардейскими танковыми бригадами двигались в таком же темпе основные силы армии, громя на своем пути разрозненные части противника. Катуков нацеливал войска в те места, где обнаруживалось слабое звено во вражеской обороне. Ход тут всегда подсказывала разведка. Но известно, что и она не всесильна. Только бой на широком участке фронта позволял судить, насколько прочно противник держит оборону в том или ином районе. А задача командарма состояла в том, чтобы вовремя заметить признаки успеха своих частей и без промедления их использовать.
В последующих боях 1–я гвардейская танковая армия, форсировав Шпрее, захватив города Эггерсдорф, Рюдерсдорф, Эркнер, Вильгельмсхаген, вышла к пригородам Берлина. Части корпуса Бабаджаняна выбили немцев из Уленхорста, восточной окраины города, подняли Государственный флаг СССР над зданием штаба фольксштурма.[400]
23 апреля 1945 года Катуков, Попель и Шалин докладывали Военному совету 1–го Белорусского фронта: «1–я гвардейская танковая армия, взаимодействуя с 8–й гвардейской армией, в результате ожесточенных пятидневных боев с танковыми и механизированными соединениями противника, последовательными ударами с широко применяемым маневром на поле боя, прорвала глубоко эшелонированную, заранее подготовленную оборону противника на ближних подступах к Берлину и завязала бои в предместьях города».[401]
В этот же день радио донесло приятную весть — приказ Верховного Главнокомандующего, в котором отмечались боевые успехи войск 1–го Белорусского фронта, в том числе и 1–й гвардейской танковой армии, на берлинском направлении.
В приказе, в частности, назывались имена отличившихся танкистов—первогвардейцев в боях при прорыве обороны немцев и наступлении на Берлин начальника штаба генерал—лейтенанта Шалина, командиров корпусов генерал—майора Дремова и полковника Бабаджаняна.[402]
Москва салютовала доблестным войскам 1–го Белорусского фронта двадцатью артиллерийскими залпами из 220 орудий.
Тем временем к южным окраинам Берлина вышла и 3–я гвардейская танковая армия П.С. Рыбалко. В результате этого маневра завершилось окружение 4–й и 9–й танковых армий, основных сил франкфуртской группировки немцев. Она была отсечена от столицы.
Катуков с оперативной группой прибыл на командный пункт генерала Дремова, расположенный на окраине горящего города Кепеника. Комкор поспешно доложил:
— Войска готовятся форсировать Шпрее. Мешает немецкая авиация и артиллерия.
— Ничего, Иван Федорович, попробуем угомонить их.
С командного пункта Катуков связывается с генералами Фроловым и Крупским, приказывает им подавить огневые точки противника на левом берегу Шпрее.
Уже через несколько минут на противоположный берег обрушивается целая серия артиллерийских и авиационных ударов. Немцы на время притихли.
Разобравшись в обстановке, командарм отдал приказ войскам: 11–му гвардейскому танковому корпусу форсировать Шпрее юго—западнее Карлхорста и к исходу дня 24 апреля овладеть рубежом Силезского и Герлицкого вокзалов; 8–му гвардейскому механизированному корпусу нанести удар на Иоганнисталь, Нейкельн, к исходу дня выйти на рубеж Герлицкого вокзала и аэропорта Темпельсхоф.[403]
Армия за восемь дней боев потеряла немало людей и техники, но ее боевой дух был довольно высоким. Катуков весьма сожалел, что с некоторыми частями пришлось расстаться. По приказу командующего фронтом корпус Ющука с утра 23 апреля переходил в оперативное подчинение 5–й ударной армии генерала Н.Э. Берзарина. Чуйкову для непосредственной поддержки пехоты передавались 64–я гвардейская танковая бригада, 11–й гвардейский тяжелый танковый и 399–й гвардейский тяжелый самоходно—артиллерийский полки.[404]
И тем не менее корпуса Дремова и Бабаджаняна продолжали штурмовать пригороды Берлина. Успешно переправившись через Шпрее, они заняли выгодные позиции от Шеневейде до Бонсдорфа, что давало возможность наступать к центру города с юго—востока.
Бои не прекращались даже ночью. В адском грохоте, занимая квартал за кварталом, продвигалась пехота, поддерживая ее, шли танки и самоходно—артиллерийские установки. Батареи орудий разных калибров и минометов вели огонь по зданиям, площадям и садам, где затаился противник.
«Перед нами лежал огромный город, — писал Катуков, — изрезанный сетью каналов, с узкими коридорами улиц, перерезанных многочисленными завалами у перекрестков, укрепленных вкопанными в землю танками, где в каждом доме засели автоматчики и фаустпатронщики.
Враг, чувствуя приближение конца, сопротивлялся с исключительным упорством и яростью. Каждый метр пространства на пути продвижения к центру города приходилось преодолевать с предельным напряжением, каждый дом на нашем пути вставал как крепость, которую надо было брать штурмом. Узкие улицы мешали маневру, пехота, осыпаемая градом пуль и осколков, медленно продвигалась вперед по подвалам и чердакам. Танки, самоходная артиллерия, полевая артиллерия и минометчики были зажаты в узких коридорах улиц, мешавших введению в бой всех огневых средств одновременно. В кварталах, еще не прочесанных пехотой, фаустпатронщики дерзкими, внезапными налетами зажигали танки и самоходные орудия. Все ожесточение четырехлетней войны достигло предела на этом последнем этапе».[405]
Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Геббельс, возглавивший оборону Берлина, считал, что город может продержаться 10–12 недель. Против наступающих советских войск были брошены последние резервы: специальные подразделения, несшие охрану правительственных зданий, батальоны фольксштурма и полиции, боевые группы 9–й авиадесантной дивизии, 20–й моторизованной дивизии и дивизии «Мюнхеберг», 18–й танковой дивизии.[406]
Но и советские войска наращивали удары. Части, переправившиеся через Шпрее, Катуков сразу же вводил в бой. Оборона гитлеровцев в самом Берлине трещала по всем швам. Не спасали здания—крепости. В городе их было 600 тысяч. На многих намалевано: «Берлин останется немецким». Правда, кто—то из наших бойцов уже постарался, добавил: «Только без фашистов».
25 апреля штурмовые группы форсировали канал Тельтов. Бои шли на улицах Бергштрассе и Рихардштрассе. Грохот артиллерийской канонады сливался с ревом танковых и авиационных моторов.
Части корпуса Бабаджаняна, сломив сопротивление противника, вышли к каналу Ландвер. Впереди двигалась разведгруппа старшего лейтенанта Е.К. Мирошникова. Мотострелки корпуса Дремова достигли южной части Нейкельна и завязали бои на перекрестке улиц Донауштрассе и Инштрассе.
Разведгруппа майора B.C. Графова донесла на КП Катукова: захвачены берлинские аэропорты Адлерсхоф и Темпельсхоф. На летном поле Адлерсхофа было уничтожено до 70 самолетов. Кроме бомбардировщиков и истребителей, здесь находились и личные самолеты главарей фашистского рейха.
Сражение за Берлин достигало кульминации. Чтобы протолкнуть вперед танки, всегда приходилось пускать вперед автоматчиков, которые «выкуривали» из щелей и подвалов «фаустников». И все же машины горели. С канала Ландвер Бабаджанян донес:
— Потерял несколько «тридцатьчетверок». Боюсь, не дотяну до рейхстага!
— Спокойно, Армо. — Катуков подождал с минуту, пока в микрофоне не прекратились шумы, затем продолжал: — Меняй тактику ведения боя. Пускай танки по обеим сторонам улицы. Имей в виду следующее: машины с левой стороны должны вести огонь по домам правого порядка, машины с правой стороны пусть стреляют по домам левого порядка. Понял?
— Спасибо, товарищ генерал—полковник! Все понял!
К условиям городского боя пришлось подстраивать не только танки, но и артиллерию. Применить массированный огонь не всегда удавалось: мешали здания. Орудия часто ставили на прямую наводку, огневую позицию выбирали ближе к цели — на площадках, в парках, а то и просто на улице. Минометы затаскивали на балконы, чердаки, крыши, откуда было удобно вести огонь. Использовали, конечно, и реактивные установки «БМ–13».