– Смотрите-ка, он все так устроил, чтобы не вставать из-за стола, если уже сел завтракать.
И действительно, по краю хлипкого на вид карточного стола, опираясь на стену, в ряд выстроились тостер, электрический чайник и радиочасы, а в центре, где обычно красуется вазочка с цветами, лежала специальная коробочка для таблеток. Ред из спальни сообщил:
– Телевизор можно смотреть прямо в постели.
Телевизор, громоздкий, старого образца, в глубину больше, чем в ширину, стоял на низком комоде против изножья кровати.
– Посмотрел последние известия – и баиньки, – одобрительно произнес Ред, хотя в его собственной спальне на Боутон-роуд телевизоров сроду не водилось. Впрочем, возможно, по решению Эбби. – Знаете, прямо на редкость удобное место для мужика, который остался один.
Аманда попыталась возразить:
– Да, но…
Они с Хелен опять обменялись взглядами.
– Вы попробуйте представить эту квартиру без мебели, – предложила Хелен. – Не забывайте, телевизор и прочее заберут.
– Ну так я свой поставлю, – ответил Ред.
– Разумеется, да, но давайте сосредоточимся непосредственно на квартире. Вам нравится планировка? Достаточно ли здесь просторно? Мне лично комнаты показались маловаты. А кухня?
– Хорошая кухня. Потянулся через стол, достал тост из тостера, проглотил таблетку от сердца, включил прогноз погоды.
– Однако на полу линолеум, вы заметили?
– Хм. Нормальный пол. По-моему, у моих родителей был такой на кухне в нашем первом доме.
Это и решило дело. Как потом сказала остальным Аманда, главную роль сыграло воображение. Воображение Реда – оно у него отсутствовало. Казалось, он невероятно обрадовался, что кто-то устроил все за него и ему не придется самому думать.
Что же, его детям это точно облегчало задачу. А въедет, так и посмотрим, думали они, всегда можно подправить, если что не так.
Продажей дома также предстояло заниматься Хелен. После осмотра квартир она вместе с Редом и Амандой вернулась на Боутон-роуд, чтобы участвовать в семейном совете и подробно все обсудить.
– Такой комфортабельный старый дом, – со вкусом проговорила она, окидывая взглядом гостиную. – И крыльцо, конечно же, колоссальнейший плюс. Показывать это клиентам будет одно сплошное удовольствие.
Ее слова воодушевили всех, кроме Реда. Он тоскливо взирал на газету, лежавшую неподалеку, очевидно вместо всех обсуждений мечтая ее почитать.
– Но рынок недвижимости пока еще очень нестойкий, – продолжала Хелен. – А покупатели, я знаю по опыту, невероятно требовательны. Дом нужно будет чуточку подновить.
– Подновить? – переспросил Ред. – Чего ж им тут еще? Во всех комнатах на первом этаже, кроме кухни, двойные раздвижные двери.
– Ах да, мне очень нравится…
– А холл в два этажа, как у нас, вообще редко встретишь. И резные вентиляционные решетки ручной работы тоже.
– Но нет кондиционеров, – возразила Хелен.
– О господи. – Ред обмяк в кресле.
– В наше время… – начала Хелен.
– Да-да.
– Но это не так уж и сложно, – сказал отцу Денни. – Теперь есть системы с мини-проводкой, стены ломать не нужно.
Ред рассердился:
– С кем ты, по-твоему, разговариваешь? Все я знаю про эти ваши системы.
Денни пожал плечами.
– Кроме того… – Хелен умолкла, откашлялась. – Это, естественно, вам решать, но… желательно бы подумать о раздельных ванных в главной спальне – для него и для нее.
Ред поднял голову:
– Подумать о чем!
– Я бы не стала об этом и заговаривать, но у вас своя строительная фирма, так что расход выйдет не очень большой. Сейчас у вас в главной спальне ванная просто гигантская. Ее спокойно можно разделить на две, с душевой кабиной посередине, куда есть доступ с обеих сторон. Я только недавно видела восхитительную кабину с полом из речной гальки и несколькими дождевыми распылителями.
Ред ответил:
– Когда мой отец построил этот дом, здесь была только одна ванная в холле на втором этаже.
– Ну это же давным-давно…
– Потом он пристроил уборную внизу, уже после того как мы въехали, и нам казалось, что это нечто невероятное.
– Да, действительно, обязательно необходимо…
– А в главной спальне ванная появилась, когда мы с сестрой школу оканчивали. И что бы он сказал о ванных отдельно для него и для нее, я даже и представить боюсь.
– В наше время в хороших домах это уже в порядке вещей, о чем, я уверена, вы прекрасно осведомлены по роду своих занятий.
– А сам он рос с сортиром во дворе, – продолжал Ред, поворачиваясь к детям. – Держу пари, такого про дедушку вы не знали.
Нет, не знали. Если вдуматься, про дедушку они не знали практически ничего.
– Сортир во дворе! – Хелен громко хохотнула. – Вот уж что точно не продашь!
– В общем, про «для него и для нее» мы, пожалуй, забудем, – подытожил Ред. – Так как по-вашему, сколько будете искать покупателя?
– Как только вы установите кондиционеры и, может быть, смените на кухне столешницы…
– Столешницы!
Но он тут же захлопнул рот, будто вспомнив, что нельзя вести себя как вздорный старикашка.
– Вообще-то, рынок, похоже, мало-помалу оживляется. Еще недавно объекты висели по году и больше, но в последнее время на продажу уходит где-то от четырех до шести месяцев. Это что касается привлекательной недвижимости.
– Через четыре, а тем более через шесть месяцев дом развалится, – заявил Ред. – Вы же знаете, дом не может стоять пустой, он сделается весь заброшенный, появится плесень. Я не вынесу.
Аманда успокоила:
– Что ты, папочка, мы этого не допустим. Мы будем приходить и… ну даже не знаю… устраивать здесь семейные пикники или еще что-нибудь подобное.
Но Ред лишь посмотрел на нее несчастными глазами, до того потухшими, что он казался слепым.
– Скажи честно, ты чувствуешь облегчение, оттого что мама умерла внезапно? Чуть-чуть? – спросила Джинни Аманду.
– В смысле, из-за ее припадков?
– Они в любом случае прогрессировали бы, независимо от причины. И папа пытался бы сам за ней ухаживать, и Нора тоже, а Денни обязательно нашел бы предлог слинять.
– А вдруг это оказалась бы ерунда, проблемы с кровообращением, например что-нибудь в таком духе, и ее бы вылечили?
– Маловероятно, – отрезала Джинни.
Дождливым воскресеньем они в спальне Реда складывали вещи в коробки, а все остальные внизу смотрели бейсбольный матч. Сестры были в старой одежде, подбородок Аманды выпачкан газетной краской.
Они занимались этим всю неделю, каждую свободную минуту. В доме, по мере того как кто-то заявлял о своих пожеланиях, возникали островки вещей. Принадлежности Эбби для рукоделия и ее швейная машина стояли в холле наверху – для Норы; хороший фарфор в цилиндрической коробке – в столовой для Аманды. Реду оставалась повседневная посуда, и ее до переезда держали в шкафу. Всю мебель облепили стикеры, цвет обозначал, что куда отправляется. Кое-что – в квартиру Реда, еще что-то – к Стему, Аманде или Джинни, но в основном – в Армию спасения.
Джинни и Аманда вдвоем вытащили полную коробку в коридор, чтобы потом Денни или Стем отнесли ее на первый этаж. Джинни развернула новую коробку, заклеила скотчем низ. Сказала:
– Насколько я знаю маму, на операцию она бы все равно не согласилась.
– Это правда. У нее и обычный заусенец – это значит все, в морг. – Аманда собирала с комода Эбби фотографии в рамках. – Запакую для папы, – объяснила она Джинни.
– А у него найдется для них место?
– Может, и нет.
Она рассматривала самое старое фото: братья и сестры вчетвером на пляже, смеются. Аманде не больше тринадцати, остальные совсем еще дети.
– Прямо кажется, что нам очень весело, – проговорила она.
– Нам и правда было весело.
– Это да. Когда не бывало хреново.
– На похоронах, – сказала Джинни, – Мэрили Ходжес мне вдруг говорит: «Я всегда завидовала, какая у вас семья. Как вы на крыльце играете в мичиганский покер на зубочистки, и братья у вас такие высокие и красивые, и пикап этот красный, шикарный, куда папа вас закидывал и вез куда-нибудь».
– Мэрили Ходжес просто дура, – отрезала Аманда.
– Господи, с чего это?
– С того, что трястись в кузове – удовольствие ниже среднего, и к тому же я сомневаюсь, что это законно. И еще, по-моему, у каждого ребенка должна быть своя комната. И мама иногда проявляла полное бесчувствие, ни черта в нас не понимала, просто до тупости. В тот раз, например, когда она отправила Денни на психологическое тестирование, а потом сообщила нам всем результат.
– Я что-то не помню.
– Чернильное пятно, видишь ли, показало, что Денни в раннем детстве испугала какая-то женщина. «Что это за женщина? – все спрашивала нас мама. – Он не знал никаких женщин!»
– Вот вообще ничего не помню.
– Да уж. Ясно, что она любила его больше всех, хоть он и доводил ее до бешенства.
– Ты так говоришь, потому что у тебя всего один ребенок, – не согласилась Джинни. – Матери не любят какого-то одного ребенка больше всех, они любят всех детей…
– …по-разному, – закончила за нее Аманда. – Да-да, знаю. – Она показала Джинни фотографию Стема в возрасте четырех-пяти лет: – Как думаешь, Нора это захочет?
Джинни всмотрелась, прищурившись.
– Положи в ее коробку, – предложила она.
– А вот Денни. С ним что делать?
– А у него есть коробка?
– Он говорит, ему ничего не нужно.
– Заведи ему коробку в любом случае. Наверняка там, где он живет, у него одни голые стены.
– Я спросила его вчера, – сказала Аманда, – сообщил ли он квартирной хозяйке, что возвращается, а он ответил: «Мы это обсуждаем».
– Обсуждаем! Это еще что значит?
– Скрытный до безобразия, – сердито бросила Аманда. – Сам во все лезет, в наши дела нос сует, но как только речь о нем, сразу шифруется. Параноик!
– А по-моему, он становится мягче, – отозвалась Джинни. – Может быть, из-за смерти мамы. Я снимала со стены в его комнате фотографии, спрашиваю: «Выбросить?» Там сплошь бесконечные снимки Далтонов, еще сороковых годов, разные тетушки-кубышки с накладными плечами и в толстых чулках. Но Денни сказал: «Не знаю, это как-то чересчур радикально, нет?» Я тогда говорю: «Денни». Прямо вот постучала ему по голове костяшками: «Тук-тук, там внутри