Он заторопился за мной.
– Что случилось? Что-то с отцом?
– Садись в машину! – я рванула дверь и села.
– Ты плачешь? Что случилось? Где отец? – он уже сидел рядом со мной.
Не говоря ни слова, я завела машину и нажала на газ. Машина резко тронулась с места.
– Куда ты? Куда мы едем? – закричал он.
– Ты принимал душ? – стараясь звучать спокойно, спросила я.
– Нет, мы плавали в бассейне за домом. Там еще ребята есть… Что случилось, Кэтрин? Отец здоров?
– Да, с ним все в порядке, – я внимательно смотрела на дорогу. Надо было ехать по боковым улицам, где нет светофоров, чтобы не останавливаться на красный свет. Я свернула в первый же переулок и помчалась вперед.
Помолчав, Дэвид глухо спросил:
– Кэтрин, куда ты меня везешь?
– В мастерскую.
Я видела, что пролетаю без остановки один знак «Стоп» за другим, но меня это не беспокоило. Главное не попасться полиции, они часто за углом прячутся, и только нарушил – тут как тут!
– Зачем?
– Мне надо с тобой поговорить, – стрелка на спидометре показывала 55 миль в час. На узких улицах пригорода, где разрешено ездить только со скоростью в 30 миль , казалось, что мы просто летим.
– Почему мы не можем поговорить здесь, сейчас? – он повернулся ко мне всем телом.
– Потому что это слишком серьезный и долгий разговор.
– Ты не могла подождать до вечера? Когда я приду домой? – испуг прошел, и теперь он откровенно злился на меня.
– Нет, не могла. Ты появляешься дома слишком поздно, и мне не хочется говорить в присутствии твоего отца, – правую руку я положила на его еще чуть влажную ногу. Кожа была шершавой и прохладной. Мне показалось, что он вздрогнул, но не отодвинулся.
С этой минуты моя рука зажила своей отдельной жизнью, все мои мысли и чувства переместились сейчас в нее. Я уже не соображала куда и как еду, какие делаю нарушения, что произойдет впереди. Душа трусливо дрожала, ожидая, что в любой момент Дэвид крикнет на меня, оттолкнет, потребует остановить машину. Особенно отчетливо я чувствовала упругость его ноги, боясь шевельнуть пальцем, наслаждалась переливающейся в мою руку прохладой.
Я была несказанно благодарна ему за доброту и щедрость, за то, что он не сопротивлялся моим ласкам, а великодушно принимал их и, я была абсолютно теперь уверена, хотел большего.
Скрестив руки на груди, он угрюмо смотрел вперед.
Пусть молчит, пусть злится, пусть сейчас думает о другой. Но ведь там, впереди, когда мы останемся вдвоем, он забудет обо всем и будет принадлежать мне. Только мне!
ГЛАВА 23
– Я не хочу к тебе, – после долгого молчания вдруг хрипло сказал Дэвид.
– Почему?
Нам оставалось всего несколько кварталов до мастерской. Всю дорогу я боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть его.
– Не хочу. Там мне всегда страшно, что отец придет. И твои картины… Они смотрят на нас, когда мы… ну, это… сама понимаешь…
В его голосе все еще было раздражение, но я не слышала злости и упрямой грубости, с которой уже не раз безуспешно пыталась бороться.
– Хочешь, поедем в другое место, – предложила я.
Он ничего не ответил. И вдруг мне пришла безумная идея.
– Я знаю хорошую гостиницу, прямо на озере. Там замечательно кормят и почти нет постояльцев. Давай поедем туда. Это будет просто потрясающе! Ты чудо, ты умница! Действительно, зачем нам запираться в дурацкой мастерской, если мы можем прекрасно провести время на природе…
Не дожидаясь его согласия, я развернула машину и поехала в сторону скоростного шоссе. Только бы он не передумал, не захныкал, не запросился домой или, еще хуже, не потребовал вернуться к своей итальянке. Как мне раньше не пришло в голову увезти его куда-нибудь и побыть какое-то время вдвоем, не опасаясь, что в дверь постучит муж или бывший любовник. Только он и я, что может быть сказочнее этого?!
– Эй, поосторожнее, – вдруг закричал он и схватил меня за руку. – Куда ты так гонишь?! Убить нас захотела?
Только сейчас я заметила, что от возбуждения сильно жала на газ и ехала уже со скоростью семьдесят миль.
– Боишься умереть? – сбросив скорость, шутливо спросила я.
– Покалечиться не хочу. У нас в классе один парень, Джерри Блум, с родителями попал в аварию. Его парализовало от ног до шеи, а родители – бай-бай, отправились на небеса…
– Грустная история, – ничуть не смущаясь своего веселого тона сказала я. – А тебе никогда не хотелось умереть? Иногда жизнь кажется бессмысленной и такой несправедливой.
– Слушай, Кэтрин, что ты задумала? – вдруг глухо спросил он. – Зачем мы едем в эту гостиницу? Я не хочу.
– Давай не будем ссориться, Дэвид, – я снова положила ему руку на ногу, но уже выше. – Поверь, я ничего не задумала. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Ведь тебе приятно, когда я тебя глажу… вот здесь… и здесь…
Дэвид молча, глядя немигающими глазами вперед, разрешал себя ласкать. Он даже для удобства раздвинул шире ноги, спустил плавки и плаксиво требовал:
– Еще! Еще! Не останавливайся!
Откинувшись на сиденье, он напрягся в ожидании последнего толчка перед финальным освобождением, но я забираю руку и кладу ее на руль.
– Почему ты остановилась?
Сколько злости в его голосе!
– Потерпи. Мы скоро приедем в гостиницу…
– Но я хочу сейчас! – он пробует оторвать мою руку от руля и положить себе между ног. – Ты же знаешь, меня хватит и на потом…
– Да, я знаю. Но не могу терять ни одной капли твоей страсти впустую, она вся принадлежит мне… – еще не закончив фразу, я пожалела, что начала ее.
Дэвид испуганно посмотрел на меня, резко отвернулся и надел плавки. Довольно долго мы молчали. Боковым зрением я видела, что он иногда смотрел на меня и затем отворачивался к окну.
– Что значит – я принадлежу тебе? – наконец спросил он.
– Не бойся, глупенький! Так все говорят, это просто слова… На самом деле, я только хочу, чтобы тебе было еще лучше. Мне не нравится делать это рукой, я хочу тебя целовать.
Он презрительно хихикнул. Помолчав, добавил:
– Неужели тебе действительно нравится это делать? Я недавно попросил одну девчонку сделать то же самое, она отказалась. Сказала, что ей неприятно эту штуку даже рукой трогать…
– Твоя девчонка очень глупая. Я могу эту штуку, как ты говоришь, целовать с утра до вечера! И потом начинать все сначала. Но, надеюсь, ты понимаешь, что это я могу делать только с твоей «штукой»! Никому другому я никогда бы этого не делала.
Дэвид умолк, переваривая последнюю информацию. А я старалась дышать как можно тише, чтобы случайно не вызвать в нем очередного приступа раздражения.
Вдруг он повернулся ко мне и сказал:
– А как мы войдем в гостиницу, я ведь в плавках? Меня туда не пустят, – в доказательство он похлопал руками по голой груди.
– Пустяки! По дороге остановимся у магазина, я выйду и куплю тебе все что нужно. Майку, шорты, джинсы – что хочешь! – я чувствовала необыкновенный прилив энергии. – Какой у тебя размер?
– И какие-нибудь шлепанцы или кроссовки… – живо откликнулся он. – Хорошо бы нас встретили, если бы я вдруг вошел к ним голый! Представляю их рожи…
Он громко и заливисто расхохотался, полез в трусы, почесался. Мне при взгляде на него тоже стало смешно, хотя, вспомнив гостиницу, куда мы ехали, я поняла, что летом мальчишка в плавках ни у кого не вызвал бы особого удивления.
Гостиница стояла на озере, и туда на выходные приезжали из города целыми семьями отдохнуть. Ну а в будние дни огромный четырехэтажный особняк пустовал. Изредка заезжали парочки, прижимаясь друг к другу, торопились в номер, проводили там час или два, затем, несколько минут полюбовавшись видом на озеро, уезжали.
Для меня это было сейчас самое желанное место в мире, и Дэвид прав: попасть в больницу вместо райского уголка, которым мне представлялась гостиница, было бы по меньшей мере обидно. Я стала с большим вниманием следить за дорогой.
В магазине, куда я заехала минут через двадцать, особого выбора не было. Я походила между прилавками, нашла две майки, шорты, дешевые шлепанцы и, торопливо расплатившись, принесла все в машину.
– Ну и барахло ты купила, – брезгливо перебирая вещи, сказал Дэвид.
– Извини, здесь лучшего нет. Вернемся домой, поедем в хороший магазин – я куплю все что ты захочешь.
– Обещаешь? – он, хитро прищурившись, посмотрел на меня.
– Клянусь! Снимай мокрые трусы.
Мне нравилось смотреть на него. Он снял плавки. Кожа на бедрах от влажности побелела и покрылась волной мелких мягких складочек, то, что он пренебрежительно называл «штукой», сморщилось и стыдливо перекатилось в сторону. Дэвид поймал мой взгляд и раздраженно прикрикнул:
– Отвернись!
Я улыбнулась и вышла из машины. В автомате на углу купила несколько банок пепси-колы, а когда вернулась, он уже сидел одетый. Не говоря ни слова, протянула ему пепси и завела машину.
Минут через сорок мы остановились у центрального входа в гостиницу.
ГЛАВА 24
– Ну, и что было потом? – от долгого молчания голос у Алексея охрип. Он потянулся к сигарете, слегка задев ее плечо локтем.
– Ничего. Я никому ничего не сказала. Боялась…
– А он? – Катя почувствовала, что Алексей старается быть равнодушным, но что-то мешает. Обида. Он закурил. – Это… еще повторилось?
Ей вспомнились большое тяжелое тело, боль, страх и смеющиеся темные глаза.
– Нет, на следующий день он уехал, – соврала Катя. Ей снова стало страшно. Не так, как тогда, но в животе заныло от неприятных подозрений. – Зря я это рассказала!
Прижавшись к нему, она почувствовала его жесткое плечо и какое-то еле ощутимое сопротивление ее обьятиям.
Алексей молчал. Она отстранилась и внимательно посмотрела на него. В полумраке зарождающегося утра его лицо казалось более худым и злым. Взгляд неподвижно застыл на одной точке впереди. Почувствовав, что Катя смотрит на него, он закрыл глаза.