– Что произошло? – спросила я, пытаясь освободиться от его обьятий.
– Тебя выпустили под залог в 250 тысяч долларов, – он довольно улыбался. – И слушания будут здесь, в Нью-Йорке. Так что у тебя двойной праздник. Судья сегодня в хорошем настроении или… Скорее всего, ей что-то от меня нужно… А может, просто ты родилась в рубашке!
– И я… смогу сейчас уйти? – не веря, спросила я.
– К сожалению, нет, – он грустно покачал головой, затем широко улыбнулся, показав, что пошутил. Ему откровенно доставляла удовольствие моя растерянность. – Ты уйдешь после того, как примут чек от Вала…
– Вал?.. – переспросила я, не поняв. – А, Валентин… Я должна ему позвонить, сказать о деньгах.
– Не волнуйся, – он держал в своих влажных мягких ладонях мою руку и чуть сжимал ее. – Здесь есть его люди, они уже об этом побеспокоились. Ты подождешь какое-то время, пока они привезут банковский чек. Это уже чистая формальность.
– Ты будешь со мной? – с надеждой спросила я.
– Да, я еще побуду, – он с удовольствием рассмеялся. – Ни о чем не беспокойся… Ты сейчас, наверно, поедешь к Валу? Отдыхай, приходи в себя. Извини, что вся процедура заняла так много времени, и тебе пришлось провести в тюрьме три дня. Бюрократия… Нам еще предстоит с тобой встречаться не раз, дело еще только начинается. Я тебе позвоню на днях… Поужинаем, поговорим…
Я вдруг поняла, что сейчас выйду отсюда. Из этого душного мрачного помещения, где скопилось столько злости и ненависти ко мне. Выйду и пойду по улицам, поеду на машине, увижу прохожих, глотну свежего воздуха…
Меня охватила такая радость, что я бросилась к Алу, обняла его за шею и поцеловала.
– Спасибо! – только смогла сказать я.
Через его плечо я увидела Ларри. Он стоял напротив, смотрел на меня, знакомое выражение бессильной злости исказило его лицо. А сзади за ним белело еще одно лицо, застывшее в муке и ненависти. Я не успела отвести глаз, как маска задвигалась:
– Убийца! Мерзкая шлюха! Твое место на электрическом стуле! Убийца! – закричала Валери, и мне показалось, что ей стало легче, потому что она согнулась, обессиленно опустилась на скамью, закрыла лицо руками и затряслась в рыданиях. К ней заторопились полицейские.
Я отвернулась. Мне было жаль Стива, но его смерти никто не хотел, он сам виноват! И я не собираюсь платить за его глупость и бычью ревность!
Крепко взяв под руку Ала, выпрямив спину и демонстративно высоко подняв голову, я двинулась к выходу.
ГЛАВА 54
Прошла уже неделя после моего освобождения. Первые несколько дней, когда я вернулась, Валентин со мной не разговаривал. Он практически не появлялся в доме, а когда приехал один раз, зашел ко мне в комнату на несколько секунд, окинул оценивающим взглядом и, не сказав ни слова, исчез. Три дня назад я неожиданно наткнулась на него в гостиной. Он сидел в компании двух мужчин средних лет, одетых слишком уж по-деловому в этот изнурительно жаркий полдень. Как только я вошла, они повернули головы в мою сторону и умолкли.
– Извините! Я не знала, что ты дома…
– Я ненадолго. Важный разговор… – сказал он и опустил голову, давая мне понять, что ждет, пока я уйду.
– Мне надо с тобой поговорить, ты можешь остаться… хотя бы на десять минут? – спросила я уже по-русски. – После того, как закончишь.
– Что-то серьезное? – он недовольно поморщился.
– Да.
– Что? Можешь говорить, это американцы, вернее итальяшки, по-русски не понимают, – он кивнул в сторону гостей, внимательно переводивших взгляд с меня на Валентина. – Только побыстрее и покороче, у меня нет времени.
– Нет. Мне надо поговорить с тобой… наедине!
Он задумчиво смотрел на меня, поджав губы. Пауза становилась слишком длинной, за ней, и я в этом была абсолютно уверена, следовал отказ.
– Мне очень надо, Валька! Я так больше не могу! Мы должны поговорить! – заторопилась я. – Пожалуйста, прошу тебя, останься…
– Ты рассчитываешь, что…
– Я рассчитываю на все… что смогу сделать, чтобы ты меня простил…
– Мне не за что тебя прощать, – нетерпеливо прервал он меня. – Хорошо, я останусь, но ненадолго, у меня нет времени!
Он тут же отвернулся, встал и прошелся по комнате. Я вышла. Это все, что мне было нужно: остаться с ним хотя бы на пять минут наедине. Я была уверена, что при правильном разговоре пара минут растянется на несколько часов. Но уже в спальне…
Все произошло так, как я и рассчитывала. Он выслушал мои обьяснения, судя по всему, не очень им поверил, но не спорил, а просто сказал: «Дура ты, Катерина! Я думал, что ты умная, а ты, как все бабы – передком думаешь! Могла бы быть осторожнее и заметить, что за тобой следит сын мужа!»
После этого три дня мы спали вместе, разговоров о случившемся он не возобновлял и в постели по-прежнему был дурашлив и нежен. А я так и не могла ему рассказать всю правду.
– Тебе звонят, – в спальню без стука вошел один из «мальчиков» Валентина, белобрысый тощий Серега. В руках он держал телефон. Я удивилась, на часах уже было около десяти вечера.
– Кто это?
– Не знаю, по-английски кто-то…
Я взяла трубку, чувствуя, что у меня дрожит рука.
– Алло!
– Кэтрин? – я сразу узнала ее голос, это была Миа. – Дэвид хочет видеть тебя…
– Он пришел в себя?! – вскрикнула я.
– Да, еще вчера утром… – Она замолчала, затем торопливо продолжила: – Он просит, чтобы ты пришла к нему. Сейчас.
– Когда? – не поверила я.
– Ты можешь прямо сейчас? Я еще здесь, в больнице, и он сказал, что хочет, чтобы ты пришла…
– Как он?
– Очень слаб… Врачи боялись, что чем дольше он без сознания, тем больше шансов, что он проснется овощем, но он все прекрасно соображает. Двигаться пока не может, но все помнит… и меня сразу вспомнил, и… опять сказал, что любит меня. Я ему все рассказала…
– Что рассказала? – задыхаясь от волнения, спросила я.
– Ну про то, что было, – удивилась девчонка. – Что он уже две недели без сознания, что я к нему приходила. И про суд… И он сказал, что хочет тебя видеть! Так ты можешь приехать? Сейчас. Потому что его отец здесь весь день проводит и завтра с утра опять появится. Он хотел, чтобы ты пришла, когда его нет…
– Да, конечно, я немедленно приеду. Только оденусь и поеду!
Я отключила телефон и наткнулась на взгляд так и продолжавшего стоять в спальне Сереги.
– Извини, мне надо переодеться, – сказала я ему. – Валька здесь?
– Нет, сказал, будет после двенадцати, – невозмутимый Серега не двигался с места.
Я набрала номер Валентина. Он ответил не сразу.
– Да?
– Валька, Дэвид пришел в себя! – давая выход возбуждению, закричала я в трубку.
– Я знаю… – глухо сказал он. – А кто тебе сказал?
– Только сейчас позвонила эта китаянка, ну девчонка, с которой он был. А почему ты мне не сказал, что он пришел в себя?
– Занят был. Да и какое это имеет значение? – слегка раздражаясь, ответил он.
– Как какое? Он же может подтвердить, что я не убивала, что это он…
– Катерина, ну почему ты такая наивная? Тебе сколько лет? Подумай, каким надо быть идиотом, чтобы на себя тащить убийство? Где ты таких героев видела? Даже не надейся, что он тебе поможет…
– Валечка, дорогой, прошу тебя, скажи своим… отморозкам, чтобы они меня выпустили, – взмолилась я, решив не обострять сейчас ситуацию. – Я хочу немедленно поехать в больницу!
– Зачем? Катерина… – угрожающе начал он.
– Валечка, но это мой шанс! Он ведь сам хочет со мной встретиться, поэтому девчонка и позвонила. Он сам попросил! А я постараюсь его убедить… Ну пожалуйста! Валечка, хороший мой, поверь, я ничего не буду делать, я только с ним поговорю, я только попробую его убедить… Если я этого не сделаю, всегда буду думать, что упустила…
– Он сам тебя просил прийти? – прервал он мой плач.
– Да, сам, и это хороший знак! Я его знаю, он…
– Подожди, не части! Я наберу Ала, спрошу его, не клади трубку, я тебе сейчас отвечу…
Стало тихо, я закрыла глаза и запретила себе дышать.
Сколько прошло времени, сказать трудно, но наконец трубка ожила:
– Ты, Катерина, всегда была кузнецом своего счастья, и если летишь в яму с говном, тебя никто не сможет остановить. Хорошо, езжай, только сама поменьше говори. Разведай, что он будет говорить, как выкручиваться… Это очень для тебя важно.
– Что Ал сказал?
– Я не смог до него добраться, телефон не отвечает. Дрыхнит, старый пень!
Через сорок минут я уже шла по больничному коридору, не очень разбирая дорогу. Как всегда, магически сработала зеленая бумажка в сто долларов, и строгий запрет не впускать посетителей после восьми часов вечера меня не касался.
Дверь в палату к Дэвиду была приоткрыта, и я тихо вошла. То, что я увидела, вначале несколько озадачило меня. На кровати лежало нечто бесформенное, и вместо лица Дэвида чернела какая-то то ли тряпка, то ли бумага. Рассмотреть было трудно еще и потому, что в палате горел только ночник и свет от него был очень слабый.
При моем появлении черная тряпка слетела, и появились два смущенных лица – Дэвида и Мии. Я поняла, что девчонка забралась к нему в кровать, и они лежали, накрывшись простыней. А черная тряпка вовсе не тряпка, а ее длинные волосы, закрывшие их лица, когда они целовались.
– Katrin, what’s up? – словно ничего особенного не произошло за этот месяц, спросил Дэвид.
Девчонка продолжала нагло лежать с ним на кровати под одной простыней.
Я не знала, что делать. Желание броситься к нему, прижаться, почувствовать жар его тела, напряженного от желания, целовать его губы, ласкать чуть влажную шею, волосы – все это вмиг исчезло. Забылись и все проговоренные по дороге нежные слова, злость смешалась с обидой, захотелось сделать ему больно.
– Как ты себя чувствуешь? – только и смогла спросить я.
Он вытер тыльной стороной руки губы, словно, стирая следы поцелуя. Этот жест мне был так хорошо знаком и раньше, когда он так же делал после наших поцелуев, вызывал во мне умиление своей детскостью. Но сейчас я готова была взорваться.