юридическую силу самому документу, это нечто новое. Регистрационные отметки делаются на многих документах, в том числе и на анонимках. Но это не повод, чтобы считать анонимку документом, имеющим юридическую силу.
Следует отметить, что сам протокол № 13 («Особый № 13»), содержащий решения Политбюро ЦК ВКП(б) за 17 февраля – 17 марта 1940 г. заверен надлежащим образом . На нем стоит факсимильная подпись И.Сталина, скрепленная красной круглой печатью ЦК ВКП(б) с надписью «Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков». Во внутреннем круге две буквы – «ЦК» (РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 27, л. 54).
Весьма странным также является то обстоятельство, что выписки из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. с решением по «Вопросу НКВД СССР» были отпечатаны на бланках с красно-черным шрифтом, которые весной 1940 г. уже не использовались. Более того, эти бланки были не просто устаревшими. Они изначально предназначались для совершенно других выписок, текст которых из-за своего большого размера не помещался на одном бланке формата А4 и по этой причине печатался на двух и более страницах!
В левом верхнем углу типографских бланков периода 1930-х годов красным шрифтом напечатано предупреждение «Подлежит возврату в течение 24 часов во 2-ю часть Особого Сектора ЦК». Сбоку красным шрифтом напечатано указание, сформулированное Пленумом РКП(б) от 19.VII.1924 г. «…Отметка и дата ознакомления на каждом документе делается лично товарищем, которому он адресован, и за его личной подписью…» (РГАСПИ, ф.17, оп.166, д.621, л.134).
На бланках, которые использовались в ЦК ВКП(б) в феврале – марте 1940 г. предупреждение, как и весь текст на бланке был напечатан черным шрифтом Указание Пленума было перенесено на обратную сторону и также отпечатано черным шрифтом. Но выписки из протокола № 13 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. по неизвестной причине, были отпечатаны на бланках старого образца.
В соответствии с требованиями ЦК, Берия, ознакомившись с присланной выпиской, должен был расписаться на ней и незамедлительно вернуть ее в «Особый Сектор ЦК». Но на выписке, адресованной Берии, нет отметок о его ознакомлении с документом! Зато на оборотной стороне этого экземпляра имеется отметка о дополнительном направлении Берии данной выписки 4 декабря 1941 г. Однако отметка о декабрьском ознакомлении Берии с документом также отсутствует!
Немало вопросов возникает и после ознакомления с экземпляром выписки из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г., направленным в феврале 1959 г. Председателю КГБ А.Шелепину. Этот экземпляр так же был отпечатан в марте 1940 г. Однако, с него удалили дату 5 марта 1940 г. и фамилию старого адресата, после чего в текст впечатали новую дату 27 февраля 1959 г. и фамилию Шелепина. Согласно правилам партийного делопроизводства исходящая дата и фамилия адресата указывались только в сопроводительном письме к архивному документу, но ни в коем случае на архивном документе!
Получившийся уродливый бюрократический гибрид, ставший выпиской из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б) № 13/144 от 27 февраля 1959 года с решением от 5 марта 1940 г. , документом считаться не может. Заметим, что к февралю 1959 года ВКП(б) была уже переименована в КПСС, а высшим партийным органом являлся Президиум ЦК КПСС.
Грубейшим нарушением требований инструкций по архивному делопроизводству является отметка синими чернилами «Возвр. 27/II—59 г.» на лицевой стороне «выписки для Шелепина». Работники архивов имели право делать на архивных документах отметки только в единственном случае и в единственном месте документа – при переброшюровке архивных томов в правом верхнем углу вписывать простым карандашом новый номер листа. На этом документе также отсутствуют какие-либо отметки Шелепина об ознакомлении.
Невероятным является то, что в обеих выписках из протокола Политбюро от 5 марта 1940 г. фамилия «К о булов», которую Сталин якобы лично вписал в записку Берии, ошибочно напечатана через « а» – «К а булов». Могла ли осмелиться в то время машинистка «поправить» вождя?
Судя по отметкам на этом документе, в марте 1940 г. машинистка Н.Ксенофонтова отпечатала 4 экземпляра выписки с решением Политбюро от 5 марта 1940 г. Несколько позднее были допечатаны (с неизвестной целью) еще два экземпляра. Из указанных шести отпечатанных экземпляров , 2 экземпляра были уничтожены 15 ноября 1956 г.
Примечание: Надо заметить, что именно в этот день вновь избранный Первый секретарь ЦК ПОРП В.Гомулка прибыл с визитом в Москву для встречи с Н.Хрущевым. Складывается впечатление, что все эти хитроумные манипуляции с дополнительными экземплярами выписок были каким-то образом связаны с визитом Гомулки, о котором мы скажем особо.
При анализе ситуации с выписками из протокола Политбюро, возникают вопросы. Куда исчезла оригинальная выписка, которую направляли Берии в марте 1940 г. и в декабре 1941 г., и на которой он обязан был дважды расписаться? С какой целью незаверенная информационная машинописная копия выписки была оформлена, как якобы направленная Берии? Почему именно эта копия хранилась в «закрытом пакете» вместо оригинала?
Известно, что систему партийного делопроизводства копировали все советские учреждения, в том числе и НКВД. Бывший помощник Председателя КГБ СССР Станислав Лекарев в статье «Секретно» или «совершенно секретно» («Аргументы недели» № 8/198 от 4 марта 2010 г.) рассказал о системе секретного делопроизводства в КГБ.
Черновики и тождественные им информационные копии в КГБ «хранились в специальной папке… Любой другой не уничтоженный черновик рассматривался, как незарегистрированная бумага с секретной информацией – тягчайшее должностное преступление! Уничтожались черновики путем сжигания, при этом регистрировалось все – какой документ, кем подготовлен, дата уничтожения, количество страниц, кто при сжигании присутствовал».
Как было доказано, выписки из протокола Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. являлись незаверенными информационными копиями. Их приравнивали к черновикам. В таком случае почему их не уничтожили и именно они хранились в «Особой папке»?
Непростой, по словам Лекарева, была в КГБ и процедура сдачи дел в архив: «Это была долгая процедура со сверкой всех страниц, всех отметок, входящих-исходящих». Это напомнило мне, весьма нелюбимую в райкомах партии, процедуру сдачи протоколов заседания бюро в партийный архив. Сотрудницы общего отдела райкома партии за несколько дней буквально худели от придирок принимающих архивные дела. А в ЦК КПСС, оказывается, можно было сдать в Архив Политбюро, не только должным образом незаверенные документы, но еще и с множеством ошибок?! Свежо предание, да верится с трудом!
Кстати, достоверность катынских выписок из протокола Политбюро ЦК ВКП(б) можно проверить простейшим образом. Для этого их достаточно отнести в нотариат. Никакой нотариус не признает эти выписки подлинными. Жене автора настоящего исследования, пытавшей получить в Москве заверенную копию свидетельства о рождении, отказали на том основании, что в оригинале оказалась не читаемой одна цифра из даты рождения.
Важнейшим подтверждением факта расстрела сотрудниками НКВД в 1940 г. 21.857 польских граждан считается записка Председателя КГБ Александра Николаевича Шелепина Первому секретарю ЦК КПСС Никите Сергеевичу Хрущеву за № 632-ш от 3 марта 1959 г. Ее подписанта представляют, как важнейшего свидетеля катынского преступления.
Однако анализ содержания записки показывает, что вряд ли автор записки (Шелепин не был автором, он ее лишь подписал) обладал объективной и достоверной информацией относительно реальных обстоятельств расстрела польских военнопленных и граждан. Этот вывод можно сделать из того, что записка, помимо грамматических и орфографических ошибок, содержит многочисленные неточности и явные ошибки о местах расстрела поляков, составе расстрелянных, о международном признании выводов комиссии Бурденко и т. п. В записке ни слова не сказано о причинах не выполнения в полном объеме (расстрелять 25700 человек) решения Политбюро.
Известно, что в аппарате КГБ СССР было запрещено говорить о Катынском деле. Но, как всегда, среди сотрудников «ходили слухи». Создается впечатление, что часть информации об обстоятельствах расстрела поляков в записке Шелепина была почерпнута не из достоверных источников, а из этих слухов. В этой связи она вряд ли может считаться надежным историческим документом, не говоря уже о вышеупомянутых выписках.
Несмотря на все вышеизложенное, следует подчеркнуть, что документы из «закрытого пакета № 1», на первый взгляд, выглядят очень убедительно и вызывают уважение даже у опытных архивистов. Они отпечатаны на подлинных типографских бланках (за исключением «записки Шелепина»), на них проставлены разноцветные мастичные оттиски различных штампов и печатей, стоят росписи членов Политбюро, подпись наркома Берия и технические пометки сотрудников аппарата. «Записка Берии» вдобавок к этому отпечатана на специальной бумаге с водяными знаками.
Тем удивительнее, что при всей своей внешней солидности, документы высочайшей государственной значимости из «закрытого пакета № 1» по Катыни содержат целый набор нарушений существовавшего в то время порядка подготовки и работы с документами особой важности.
Каждое из этих нарушений, взятое в отдельности, выглядит достаточно безобидным. Подумаешь, велика важность – одна машинистка напечатала выписку на бланке устаревшего образца, другая забыла проставить свои инициалы на письме, исходящий номер вписан другим почерком и чернилами необычного цвета, секретарь по рассеянности не проставил пометки о направлении копий документа в дела текущего делопроизводства ЦК, нарком Берия дважды забыл расписаться на выписке с решением Политбюро, через 19 лет это же забыл сделать председатель КГБ Шелепин и т. д. и т. п.!