основным свидетелем в расследовании катынского преступления. О расстреле поляков он знал ровно столько, сколько было изложено в подготовленной для него записке. Катынское дело интересовало его только с позиций обеспечения секретности акции по расстрелу поляков, дабы исключить «нежелательные последствия» для советского государства.
Очевидно, что приход Александра Шелепина в КГБ в декабре 1958 г. некоторые работники решили использовать для решения проблемных вопросов, накопившихся в бытность Председателем КГБ Ивана Серова. Известно, что в центральных аппаратах московских министерств и ведомств одной из насущных проблем был кабинеты. Как сейчас, так и тогда, аппараты разрастались, а площади в зданиях оставались прежними. Работники по нескольку человек теснились в кабинетах.
Видимо, кабинет, занятый учетными делами польских военнопленных, давно привлекал внимание некоторых сотрудников, работавших на Лубянке. С приходом нового Председателя появилась возможность эту проблему решить. Тогдато и родилась записка Хрущеву, так как без ведома Генсека уничтожить сверхсекретные документы было нельзя.
Следователи Главной военной прокуратуры считают, что рукописную записку писал «начальник секретариата Шелепина Плетнев». Известно, что в марте 1959 г. начальником секретариата КГБ СССР был В.П.Доброхотов, а Я.А.Плетнев
в это время занимал должность начальника Учетно-архивного отдела КГБ. Сверхсекретную записку Хрущеву мог готовить, как Плетнев, так и Доброхотов. Однако ни один из них не мог владеть исчерпывающей информацией по Катынскому делу. Возникает вопрос, кто и с какой целью предоставил им «своеобразную» информацию о ситуации с Катынским делом? Или все же она «плод» работы полковника Климова в 1992 г.?
Если же согласиться с тем, что известный текст записки Шелепина был подготовлен в 1959 г ., то поневоле приходится сделать вывод, что основной причиной появления этой записки явилось желание «чекистских» аппаратчиков получить новый кабинет . Уничтожение дел польских военнопленных означало автоматическое высвобождение так необходимой площади. Предлагаемые для сохранения протоколы заседаний тройки НКВД и акты о приведение в исполнение решений о расстрелах были небольшими по объему и могли храниться в «Особой папке», не занимая отдельный кабинет.
Историко-содержательный анализ свидетельствует, что, так называемую записку Шелепина, (приходится так называть ее, несмотря на то, что Шелепин не был ее автором) сложно считать надежным историческим документов, по причине целого ряда неточностей и ошибок, содержащейся в ней.
Прежде всего, она фактически дезинформировала главу Советского государства Хрущева о действительной ситуации с Катынским делом . Так, в записке утверждается, что выводы комиссии Н.Н.Бурденко, согласно которым «все ликвидированные там поляки считались уничтоженными немецкими оккупантами… прочно укрепились в международном общественном мнении. Исходя из вышеизложенного представляется целесообразным уничтожить все учетные дела на лиц, расстрелянных в 1940 году по названной выше операции».
Это утверждение ложно. И об этом хорошо было известно Хрущеву. Все послевоенные годы Катынское дело на Западе упорно разворачивалось в антисоветском направлении. Ситуация с Катынью с начала 1950-х годов являлась важным элементом идеологической войны Запада против СССР. Информация о различных аспектах Катынского дела регулярно вбрасывалась в западные средства массовой информации. Были изданы десятки книг, обвиняющие СССР в расстреле польских офицеров. В Польше катынская тема оставалась предметом ожесточенных споров все послевоенные годы.
Во время визита Хрущева в Польшу осенью 1956 г. в связи с антисоветскими волнениями, ему пришлось выслушать немало по поводу причастности НКВД к расстрелу поляков в Катыни. К вышесказанному добавим, что Хрущеву было известно, что в 1951—52 гг. в США работала специальная комиссия Палаты представителей американского Конгресса (так называемая «комиссия Мэддена») по расследованию Катынского дела, которая пришла к выводу, что массовые убийства польских офицеров и полицейских совершили органы НКВД.
Руководство СССР и МГБ СССР внимательно следили за ходом работы этой комиссии. В МИДе СССР была создана «своя комиссия по катынскому вопросу… Членом этой комиссии являлся и представитель МГБ СССР полковник госбезопасности Д.В.Гребельский, постоянно информировавший свое начальство о ходе ее работы» (Катынь. Расстрел… С. 441).
Комиссия Р.Мэддена единогласно признала вину СССР за Катынь и рекомендовала Конгрессу подать иск в Международный трибунал. Однако этого не произошло, так как Советский Союз в то время имел доминирующие позиции в Восточной Европе, в связи с чем представители Государственного департамента не поддержали это предложение. Но, несомненно, о выводах и предложениях комиссии Мэддена докладывалось Хрущеву.
В августе 1956 г. шесть членов Палаты представителей Конгресса США обратились к Н.Хрущеву с вопросом, почему он до сих пор не признал вину Сталина и Берия в «катынском убийстве офицеров польской армии» («Нью-Йорк Таймс». 5 августа 1956 г.). Аналогичные письма были направлены всем руководителям стран социалистического блока от Владислава Гомулки в Польше до Броз Тито в Югославии. Несомненно, все они консультировались (кроме Тито) с Хрущевым, какой должна была быть реакция на это обращение. Это вновь напомнило Хрущеву о Катынском деле.
В 1957 г., как уже говорилось, в Европе развернулась шумная акция по поводу появления в западногерманском журнале «7 таgе» статьи о сомнительном рапорте начальника Минского УНКВД Тартакова по поводу исполнителей катынского преступления. Вряд ли этот скандал прошел мимо Хрущева.
А тут в записке «молодой» выдвиженец Шелепин уверяет Хрущева, что все в мире верят советской версии. Вспыльчивый Никита Сергеевич мог бросить записку прямо в лицо Шелепину. Ну, а дальше наступил бы черед разбора полетов в самом КГБ. Сотрудники, курировавшие катынскую проблему, вынуждены были бы отвечать, почему наверх пошла ложная информация? Какие цели, помимо выборочного уничтожения части катынских документов (причем, именно той части, которая хуже всего поддается фальсификации!), преследовали авторы записки, дезинформируя высшее руководство СССР и КГБ о ситуации вокруг Катынского дела?
Однако все обошлось. В этой связи возникает вопрос, читал ли Хрущев в марте 1959 г. именно тот текст записки № 632-ш, который ныне приписывается Шелепину? Заявитель Илюхина в мае 2010 г. сообщил, что записка Шелепина также была сфальсифицирована . Занимался этим некий полковник Климов . Возможно, по этой причине в записке, которая готовилась для первого лица страны, что подразумевает максимальную тщательность и высшую степень ответственности исполнителей, были допущены существенные фактологические ошибки (помимо орфографических и грамматических).
Так, в записке говорится о « пленных и интернированных» поляках, тогда как весной 1940 г. в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях содержались исключительно военнопленные , а в тюрьмах – арестованные граждане бывшей Польши. Интернированные поляки появились в лагерях НКВД только после вхождения Прибалтики в состав СССР летом 1940 г.
Помимо этого указывается, что поляки расстреливались непосредственно: «в Старобельском лагере близ Харькова и Осташковском лагере (Калининская область)». В то же время известно, что офицеры из Старобельского лагеря расстреливались во внутренней тюрьме Харьковского УНКВД, а военнопленные из Осташковского лагеря – в тюрьме Калининского УНКВД.
Весьма странным является утверждение о близости Старобельского лагеря к Харькову. Старобельск располагался на территории Ворошиловградской области и расстояние от него до Харькова составляло 210 км! Чем была обусловлена подобная неточность в столь важном документе?
В записке также ошибочно утверждается, что все поляки «были осуждены к высшей мере наказания по учетным делам, заведенным на них как на военнопленных и интернированных в 1939 г.», хотя известно, что на 7.305 арестованных и якобы расстрелянных польских граждан из тюрем Западной Украины и Западной Белоруссии заводились не учетные , а следственные дела, причем, значительная часть дел была заведена не в 1939, а в 1940 г.!
В записке Шелепина говорится о приведении в исполнение решений «троек» (во множественном числе!). В то же время рассмотрение дел польских военнопленных и вынесение решения Политбюро ЦК ВКП(б) возложило «на тройку в составе т.т. Меркулова, Кобулова и Баштакова». Ни о каких других тройках речь на Политбюро не шла. Что это, простая опечатка, или за этим стоит нечто большее?
Фактически в записке Шелепина нет ни одного абзаца, в котором не содержалось бы ошибок, неточностей, искажений фактов или недостоверных сведений. У любого исследователя эти неточности и ошибки неизбежно вызовут вопросы:
Можно ли считать, что автор записки обладал объективной информацией о Катынском деле? Являются ли сведения, содержащиеся в записке Шелепина о количестве расстрелянных поляков, достоверными и точными? Можно ли считать записку Шелепина надежным историческим документом?
Необходимо отметить, что в ряде публикаций роль Шелепина в Катынском деле неоправданно преувеличена. Российское следствие также гипертрофировало роль бывшего Председателя КГБ, как одного из важнейших свидетелей по уголовному делу № 159 . Такая позиция глубоко ошибочна. Как говорилось, Катынскому делу Шелепин особого значения не придавал, подробностями не интересовался и к началу 90х годов забыл содержание своей записки Хрущева.
Не случайно Шелепин во время допроса-беседы 11 декабря 1992 г. заявил следователю Главной военной прокуратуры Анатолию Яблокову о том, что «