–– Поскольку листовки разбрасывали в этой местности, значит, гитлеровцы приблизительно знают, где мы находимся, – поделился он своими опасениями с Сериковым и Журавлевым. – Надо, Иван Федорович, еще раз повторить бойцам мой приказ, строго настрого запрещающий отлучаться из части без разрешения. Вчера двое из хозяйственного взвода, во время марша, заскочили на попавшийся по пути хутор в надежде раздобыть там продукты. Кто знает, чем дышат те люди, с которыми они общались! Может быть, польстившись на обещанную фашистами награду, сообщили о нашем передвижении в близлежащий гарнизон. А вы, Константин Константинович, укрепите группу разведчиков. Тех же братьев Тузов отправьте туда. Хлопцы, на диво, крепкие. Даже после трех часов купания в ледяной воде, к ним никакая хворь не пристала! К тому же, мне говорили, один из них немецкий язык знает. Передайте разведчикам, чтобы не смыкали глаз ни на одну минуту!
Продовольствия, которое с большими предосторожностями удавалось раздобыть у местного населения, хватало ненадолго. На просьбы поделиться все чаще приходилось слышать неутешительные ответы:
–– Миленькие мои, и рады бы отдать вам последнее, так сами живем, можно сказать, на одном лишь подножном корму – тем, что удается собрать на огороде. Всю живность забирают проклятые фрицы! Намедни последней курочке прямо на моих глазах голову открутили, – жаловалась словоохотливая старушка.
Рассказы крестьян о зверствах фашистов разведчики пересказывали политруку, тот использовал их в политинформациях, которые проводил ежедневно, стараясь поднять боевой дух красноармейцев. В сообщение о том, что одну из деревень каратели, мстя за разгром партизанами местного гарнизона, сожгли целиком вместе с ее жителями, поначалу никто не поверил. Даже те из них, кто успел побывать на финской войне, считали, что это всего лишь слухи.
–– У страха глаза велики! Неужто возможно людей сжечь заживо?! – сомневался один из пожилых красноармейцев. – Такого зверства даже беляки в Гражданскую войну не совершали.
–– Хватало жестокости и от белогвардейцев, – не согласился политрук. – Но в Гражданскую войну все определяла классовая ненависть. А сейчас в смертельной схватке столкнулись две цивилизации. Фашисты – это нелюди. У них лишь облик человеческий. А душа – дикого зверя.
Вскоре в правдивости слов политрука красноармейцы смогли убедиться и сами. От деревни, встретившейся на пути батареи, остались лишь печные камины. Попадая в их сиротливо смотревшие в небо жерла, порывы ветра издавали завывание, напоминавшее человеческие стоны, заставляя бойцов ежиться. Жители соседнего села, где батарейным поварам удалось разжиться картофелем, рассказали:
–– Каратели нагрянули в село ранним утром. Бабы только-только успели подоить коров и затопить печи. Без всяких объяснений выгоняли людей на улицу, не позволяя даже одеться. Кто как был в исподнем, так и принял в нем свою смерть. Тех, кто, как казалось оккупантам, собирался слишком медленно, расстреливали прямо в хатах. С полчаса согнанные в одну огромную толпу люди маялись на улице, даже не догадываясь, какая страшная участь их ожидает. В это время полицаи, старавшиеся во всем угождать гитлеровцам, выгоняли из хлевов скот, загоняли в кузова грузовиков. Тщательно обыскав все избы, забрав из них все более-менее ценные вещи, каратели на глазах жителей облили их бензином и подожгли. А людей, как скот, загнали в самый большой сарай. Поняв, наконец, что их ждет, матери умоляли пощадить хотя бы малолетних детей. Надеясь, что их не тронут, некоторые женщины выталкивали своих детишек из сарая. Фашисты расстреливали их в упор. Когда сарай вспыхнул огненной свечкой, крик горевших живыми людей был слышен за многие версты…
Слушая этот рассказ, красноармейцы сжимали в бессилии кулаки. У большинства из них на оккупированной территории остались родители, жены, дети, любимые девушки. Каждый невольно представлял их среди несчастных жертв.
–– Иван Андреевич, разведка доложила, что деревню сожгла карательная часть, специально созданная для борьбы с партизанами. Жители соседней деревни, где каратели останавливались на ночлег, утверждают, что ее возглавляет кто-то из бывших наших по фамилии то ли Гиль, то ли Родионов. Состоит из гитлеровцев, полицаев и военнопленных, переметнувшихся на сторону врага. Этакая гремучая смесь из фашистов и коллаборантов. Вооружены до зубов. По отношению к мирному населению отличаются особой жестокостью. Кто-то из них, подпив, проболтался, что получили из Берлина задачу уничтожить неуловимую батарею русских, то есть нас с вами. По его словам, мы уже в ловушке и для того, чтобы не выскользнули, воспользовавшись помощью партизан и местных жителей, все расположенные в этой зоне деревни будут сожжены. Для устрашения – вместе с населением.
–– Сволочи!
–– Может, отомстим им?—предложил Флерову комиссар.
–– А сколько у нас снарядов осталось?
–– На два с половиной залпа.
–– Не густо!
Капитан задумался.
–– Идея, конечно, хорошая. Слухи о том, что Красная Армия жестоко наказывает предателей, разнеслись бы на десятки километров окрест и, может быть, сдерживали впредь реализацию их преступных планов. Но, во-первых, мы не знаем, где расположена эта часть; во-вторых, при атаке на нее могут пострадать и наши люди. А допустить этого нельзя.
–– Разведчикам удалось разжиться картой близлежащей местности. На ней видно, что мы находимся на стыке Витебской и Смоленской областей. Наши братья-близнецы родом откуда-то из этих мест. Может, им доводилось бывать в здешних краях?
–– Позовите их!
Через несколько минут Алексей и Андрей Тузы бойко докладывали:
–– Товарищ командир, рядовые Тузы по вашему приказанию прибыли!
Комиссар рассмеялся:
–– Забавно получается: рядовые, но Тузы!
Улыбнулся и Флеров.
–– Присаживайтесь, хлопцы!.. Комиссар говорит, ваш родной поселок находится где-то поблизости?
–– Так точно. Отсюда верст двадцать или тридцать будет.
–– Карту читать умеете?
–– Обижаете, товарищ капитан, И картой, и компасом владеем.
–– Прикиньте, где мы находимся?
–– В старших классах мы по этим местам лыжные марш-броски проводили. Хорошо ориентируемся на местности. Бывали почти во всех близлежащих деревнях. Вот село Лужки. Довольно большое. Там, наверняка, может находиться немецкий гарнизон. Мы где-то совсем рядышком.
–– Эх, «языка» бы взять! Если пойдем дальше наобум, можем угодить прямо в лапы немцам! – горестно вздохнул комиссар.
В глазах Андрея сверкнули задорные огоньки.
–– Товарищ командир, а разрешите мы с Алешей в разведку сходим. Если повезет, и «языка» прихватим. У меня одна идейка есть.
–– Нет, хлопцы, рисковать вами мы не можем. Там, наверняка, везде дозоры. Пароля не знаем. Версия о беженцах не сработает, – возразил комиссар.
–– Товарищ командир, ну, пожалуйста, разрешите! Я же говорю: идейка есть. Совершенно надежная.
–– Что за идейка такая?
–– Алешка почти в совершенстве владеет немецким языком. Даже какой-то их диалект знает. Мне ребята говорили, что у вашего начхоза есть пара немецких мундиров. Если они офицерские, полицаи нас не тронут. К тому же по вечерам они надираются самогонки почти до беспамятства. При виде немцев сразу наложат в штаны.
–– Что ты, Иван Федорович, думаешь по этому поводу? – посмотрел Флеров на комиссара.
–– Риск, конечно, большой. Но без «языка» шансов выскочить из этой ловушки у нас практически нет.
–– Тогда поступим так. В разведку пойдут Алексей Туз и сержант Малышкин.
–– А я?—обиделся Андрей.
–– Рисковать вами двоими я не имею права.
–– Ну, вот! Придумал все я, а меня побоку. Нечестно это.
–– Рядовой Туз, приказы командира не обсуждаются. Свободен! А ты, Алексей, останься. Надо обговорить все до тонкостей…
Когда стемнело, одетый в форму штабс-капитана Туз и Малышкин в мундире унтер-офицера ушли в неизвестность…
Оставшись без брата, Андрей загрустил. Связанные незримыми кровными узами, близнецы всегда остро чувствуют друг друга. Существует даже легенда, что они связаны между собой телепатией – способны не только ощущать боль другого, но даже знают, что происходит с другим на большом расстоянии.
–– Не переживай так! Все будет хорошо, – пыталась успокоить любимого Екатерина.
–– Я знаю. И все же как-то не по себе.
Девушка обняла его, поцеловала в губы.
–– Ну, что мне сделать, чтобы ты успокоился?
Андрей на мгновенье задумался. А затем в его глазах мелькнули озорные огоньки.
–– Давай пройдемся чуток. Тут неподалеку есть небольшая полянка. Представь себе: там еще сохранились запоздалые осенние цветы…
Туз не лукавил. Пройдя около ста метров, они вышли к небольшому пятачку земли, где еще цвела вероника дубравная. Обычно к концу августа эти синие, напоминающие весенние незабудки, цветы уже роняют свои последние лепестки. Но, видимо, теплая осень и сформировавшийся в этом уголке лесной чащи особый микроклимат, продлили их жизнь.
–– Какая красота, Андрюша! И тишина, будто нет войны!
–– Но она, к сожалению, есть проклятая, – прервал восхищение девушки Туз. – И может случиться так, что жить нам осталось лишь считанные часы. А так хочется дожить до Победы. Любить, рожать и растить детей.
–– Разве мы не любим друг друга?
–– Любим. Но еще не по-настоящему, не по-взрослому.
В глазах девушки выступили слезы.
–– Я поняла, о чем ты. И тоже хочу этого. Если бы мы были дома!.. А здесь… Разве это доставит нам радость?
Андрей обнял ее, прижал к себе.
–– Я согласен с тобой. Но лучше так, чем никогда и никак! Если суждено умереть, будет хоть что вспомнить перед смертью.
Екатерина заплакала.
–– Прости! Я не хотел тебя расстраивать.
Где-то вдали подала голос кукушка.
–– Кукушка, кукушка, скажи, сколько лет нам жить осталось?
Несколько минут птица молчала, словно раздумывая над вопросом. Затем отозвалась одиночным «ку-ку».
Девушка испуганно взглянула на Андрея.