Чем вам запомнился день 22 июня 1941 года?
Мы в этот момент работали в поле. Мы тогда немного от деревни отошли и где-то с весны работали, там же в поле и ночевали. И вдруг нам сообщили, что началась война. И начали у нас срочно набирать людей на войну: в этот день, на следующий день было то же самое. У нас с деревни 120 человек ушло на фронт, а вернулось человек 20–30. Здоровых из тех, кто вернулся, было мало: кто был без руки, кто – без ноги. Нас уходило на войну трое: отец, брат и я. Правда, меня взяли в армию чуть позднее: в декабре 1941 года. Так отец погиб на той войне, брат вернулся в деревню после ранения, а я прошел войну, пережил многие жестокие бои на Сталинградском фронте и вернулся только после того, как демобилизовался с Дальнего Востока. Не был, кстати, ни разу ранен.
А почему вас не мобилизовали, как всех, в июне-июле 1941 года? Возраст-то ведь ваш был призывным.
Просто к тому времени в нашей деревне еще не закончилась уборка урожая. И меня на несколько месяцев из-за этого задержали. Правда, сначала меня тоже, как и всех, хотели сразу забрать в армию и отправить на фронт. Мой трактор в то время был взят на МТС и проходил там какой-то ремонт. И вдруг меня вызывает директор и говорит: «Все, забирайте трактор, гоните в кучу сено и убирайте. Работайте!» Пришлось на какое-то время остаться.
Вас сразу отправили на линию фронта?
Нет, не сразу. Нас отправили в Омск, а оттуда – в Новосибирск. Там недалеко в маленьком военном городке, я его название позабыл, располагались курсы шоферов. Там, кстати, в городе обучали не только на шоферов, но и на танкистов, короче говоря, на все рода войск.
Всего нас там было около тысячи человек. Все проходили обучение, а потом распределялись кто куда. В основном, конечно же, на фронт.
Чему вас обучали на курсах?
По большей части мы изучали техчасть, проходили самые разные машины. Но мне, например, было легко все это проходить, потому что я работал в деревне трактористом, а машина хоть и многим от трактора отличается, много в них есть и общего.
Занимались с нами и строевой подготовкой, но особенно не гоняли. Кормили нас плохо, была такая вторая норма. Потом нас пригнали в город Горький. Вот тут мы сильно начали голодать.
Нам выдавали всего 600 граммов хлеба, из которого можно было разве что только игрушки стряпать. Но на учебном процессе это не сказалось, мы продолжали осваивать профессию. Из Горького нас привезли в Москву, а уже только оттуда бросили под Сталинград.
Расскажите, Петр Григорьевич, поподробнее о том, как начинался ваш путь под Сталинградом.
По первости в составе 334-го гвардейского отдельного минометного полка мы оказались под Харьковом. Там наши войска находились на расстоянии 8—10 километров. Стояли мы где-то возле большого чистого поля. Посмотришь, бывало, в бинокль, – все видно. Потом, когда мы начали наступление, силы наши начали иссякать, и мы вынуждены были начать отступление. Немцы постоянно нас бомбили, поэтому днем, как правило, стояли в лесах, а вечерами отступали. Шли где как: когда с боями, а когда и обходилось. Так все время продвигались. Потом нас довезли до станции Ванновка, которая располагалась в 50 километрах левее Сталинграда. Начались бои. Я тогда был шофером «катюши». Наш полк состоял из трех дивизионов. В этих боях два дивизиона потеряли много машин, а наш остался целым. Тогда нам было приказано передать оставшиеся машины тем частям, которые находятся на фронте, а самих отправили обратно в Москву. Там, в Москве, мы немного пожили, потом оттуда по приказу съездили за машинами в Горький, перевезли ящики снарядов. Потом нас с техникой погрузили и отправили в Ленинград, а оттуда – прямо под Сталинград. Выгрузились мы у Волги недалеко от Саратова. Там нас перегрузили на паром-пароход и повезли до самого Сталинграда. Когда мы прибыли в Сталинград, то целый день на одном месте стояли. Бомбежек пока не было, все было тихо и спокойно. А стояли мы по такой причине: около самого города стояло невероятное столпотворение, появилось очень много машин, было ни пройти ни проехать. Наш отдельный полк относился к 3-му механизированному корпусу. Потом он получил почетное наименование «Сталинградский».
А утром, как только проснулись, первым делом проговорили из своих «катюш». Тогда под Сталинградом ночи были короткими, а дни – длинными. Так мы как только дали по ним удар, они начали сразу сдаваться в плен. Тогда немцев там было мало, в основном это были другие национальности, которые за них воевали: чехи, венгры, молдоване, румыны. Они прямо целыми ротами сдавались. По одежде было видно: совсем другая форма, не такая, как у немцев. Мы начали постепенно двигаться вперед, прошли Каменный Яр и Капустин Яр, Комсомольск, потом еще другие какие-то небольшие города, которые были набиты гитлеровцами, а потом дошли до самого Сталинграда. Стояли мы в Бекетовском районе – это пригород Сталинграда. Там мы, кстати, одну «катюшу» потеряли. Это так получилось. Скажем, стояли мы отдельно: рота ПТО, зенитчики, хозяйственная и штабная техника. А мы отъехали в сторону, где какая-то балка находилась, поставили свои боевые машины, ударили по немцам и сразу же поехали. Но немец одну из наших «катюш» заметил и накрыл точным попаданием снаряда. Мы только успели отъехать. «Катюша» загорелась прямо у нас на глазах. Пять человек погибло. Было очень страшно! Это случилось перед Новым годом где-то. Потом пошли сильные морозы. Некоторые, конечно, поотморозились. А 3 февраля закончилась битва за Сталинград.
Когда вы бывали в Сталинграде, чем он вам, собственно говоря, запомнился?
Сейчас могу тебе сказать только одно: город был разбит и разрушен. Но часть наша была накрывающая, и мы ездили по всему городу. А Сталинград был город большой! Мне везде быть приходилось. Там и войска, и жители шли буквально толпами.
А в целом, подводя итоги боям за Сталинград, скажите, какая там была обстановка?
Тяжелая там была обстановка! Немцы нас все время бомбили, город весь погорел. Кроме того, был страшный мороз. Мы, правда, как солдаты гвардейских частей были хорошо одеты. Но все, правда, потело на теле, то туда – то сюда. А сушиться было негде. И с такими проблемами продолжали воевать.
Где проходил ваш путь после боев под Сталинградом?
Когда мы отошли от Сталинграда, то начали двигаться в сторону Ростова, дошли до станции Котельничи, которая находилась в 100 километрах от него. Как сейчас помню, в этом месте проходила железная дорога, около которой сконцентрировалось много немецких войск. И все – на поездах. Там у нас очень сильные и продолжительные бои с ними завязались. Мы так долго шли, что в Ростове оказались только в апреле месяце. За это время, помню, успели повоевать даже в Калмыкии. И там, кстати, тоже были страшные бои! Тамошняя группировка хотела соединиться с немцами, которые были недалеко от Сталинграда. Но куда там соединяться, когда там наших три заслона стояло? Конечно, у них ничего не получилось. Потом, когда мы вошли в Ростов, мост оказался целым, и мы по нему переехали. Там еще населенные пункты какие-то взяли, их названий я не помню уже.
После Ростова нас бросили на Новочеркасск, он всего в 35 километрах от Ростова находился. Взяли город, постояли там около железной дороги дня, наверное, два или три, а затем двинулись на Матвеев курган. Грязища была ужасная! Хорошо, что у нас были машины хорошие и вездеходные – тогда мы уже получали от Америки по ленд-лизу «студебеккеры». С нами шел какой-то кавалерийский полк из казахов. Так их всех там побили на подходе. Когда мы подошли к кургану, их никого было уже не видать. И вот мы участвовали в боях за этот курган, освободили станцию, которая была неподалеку, а потом вернулись в Новочеркасск и пошли на Шахтинск. Прошли большое расстояние, постояли на отдыхе. И нас бросили после этого на Украину. Там мы прошли с боями через города Сумы, Полтава, Канев, Белая Церковь и ближе к осени подошли к Киеву. Там уже, когда мы форсировали Днепр, нас неожиданно сняли и повезли под Курск. Там отдохнули немного и стали двигаться к железной дороге к Туле. Территория в то время от немцев была уже освобождена, там расположился наш военный лагерь. Там мы некоторое время простояли, пополнились техникой и людьми и направились к станции Ясная Поляна, там, где когда-то жил Лев Николаевич Толстой. Уже оттуда мы подъехали и разгрузились около Витебска. Там в то время город наши уже окружали. Тут скопилось очень много наших войск, эшелон приходил за эшелоном.
Наш 3-й Сталинградский корпус начал вести бои по освобождению Белоруссии. Мы прошли с боями через очень многие города. Особенно, помнится, страшно было заходить в деревни: они все погорели, никаких домов не было, одни только печные трубы стояли. Люди, старики, женщины и дети, спасались в лесах во время оккупации. Вспоминаю такое. Едем мимо леса, как они выходят к нам навстречу, хорошо так нас встречают. Они, пока была немецкая оккупация, находились у немцев как бы в плену, прятались в лесах. Они нам рассказывали: разгребали чуть-чуть подо мхом и там скрывались и жили. «Если бы вы еще два дня не приходили бы, нам бы копец был», – говорили они нам. Помню такой момент. Подошли мы к небольшой речушке. Она совсем небольшая была, прямо как канава: метров 15–20, не больше. Но вода там была метра на полтора. Через эту реку, как сейчас помню, мост проходил. Некоторые машины прошли через мост, но танк проехался и провалил, все стало. Нагнали тогда много солдатни. Берега были крутые, их быстро начали вскапывать. Затащили много лесу, положили бревна, одним словом, переправились. И тут мы увидели такое: стоит худая женщина с ребенком, одни кости да кожа. Один солдат дал им соли, так ребенок стал эту соль лизать. Женщина эта сказала: «Это наши ребята! Пускай идут!» Она, как видно, совсем ничего уже не соображала, только слышала, что скоро русские придут, вот и стала встречать. Когда пошли вперед, она увязалась за нами, сказала: «Мы пойдем с вами!» Да куда там ей было идти? Потом появились партизаны. Тогда в Белоруссии почти все были партизанами. Как попадались пленные немцы, те говорили: «Давайте, мы их сами уведем». А что они их на самом деле повезли бы? Да у первого куста укокошили бы. Они их люто ненавидели. 5–6—10 человек пленных – это были для них пустяки.