Опять какие-то представители приезжают. Строят нас и – в поезд. Куда-то едем… Приезжаем в Москву, на пересыльный пункт на Красноказарменной улице. Опять какая-то проверка… Оттуда через три месяца я попал в 13-й гвардейский учебный автополк. Это около Москвы, в районе платформы «Заветы Ильича» по Ярославской железной дороге.
Как кормили вас во время этого путешествия?
Плохо. Только когда из Астрахани в Москву ехали, лучше стало. На баржах много сухой рыбы лежало, вот ее мы и грызли.
И вот вы в учебном автополку. На водителя вас учат…
Не только. Учили специальности механика. Мы углубленно изучали «студебеккеры» и другие американские машины, а также ракетные установки.
На фронт!
Как вам «студебеккер»?
Вы знаете, даже современный «Урал-375» ему не соответствует. До недавнего времени мне приходилось на нем ездить… «Студебеккер» для «катюши» – это было спасение.
У ЗИС-6, который до этого был, двигатель слабый, проходимость по грязи нулевая, маневренности никакой. Грузоподъемность – три тонны, а «катюша» – это ж почти пять тонн. Горючего не наберешься: до 70–80 литров на сто километров! А у «студебеккера» где-то 30–35, при том, что мощность-то в два раза больше. Скорость у ЗИС-6 по грунтовой дороге – 15–20 километров в час, больше не выжмешь, а «студебеккер» на 50–60 шел свободно. И проходимость хорошая. Въезжаешь в болото – можно прямо из кабины приспустить колеса. Выезжаешь – опять, сидя в кабине, шины подкачал, и вперед.
Первую партию этих грузовиков американцы выпустили, по-моему, только в конце 1941 года. Для сборки нам даже попадали машины с заводскими номерами 140, 170. То есть только-только начинался выпуск.
Может, поэтому секретность доходила до абсурда. Устройство «студебеккера» мы записывали в рабочие тетради, а к вечеру сдавали их в спецчасть. Когда на фронт уезжали, нам сказали: «Пришлем на фронт». Конечно, никто их больше не видел… А когда «студебеккеры» начали в части поступать, транспортники в командовании их встретили с опаской. Потому что не понимали.
В устройстве машины были серьезные отличия. У нас бензин в основном выпускался с октановым числом, самое большее 66. А ему требовалось хотя бы 70 или 72. Поэтому добавляли тетраэтилсвинец. Это страшнейший яд. А мы не понимали – берешь шланг, всосешь – и в бак. Да и начальники, наверное, не понимали. Сколько добавлять, никто толком не знал, ну и добавляли на глаз.
Был такой случай, уже на фронте. Получили «студебеккеры», а аккумуляторы – советские. На ЗИС и ГАЗ плюс шел на массу, а минус – в цепь. А у американских, наоборот, минус – на массу, как сейчас и у нас. Встал вопрос: как ставить? Я посмел сказать: «Какая разница, американский аккумулятор или советский?» (Мол, надо от машины «плясать»). Меня чуть на гауптвахту не посадили. Когда вывели из строя четыре аккумулятора, офицер пришел, извинился…
О «катюшах» вы, наверное, вообще понятия не имели?
Конечно. Но что интересно, до войны самые дешевые папиросы, по 35 копеек, назывались «Ракета». Так вот, на этих пачках была нарисована точь-в-точь ракета от наших БМ-13. «13» значило калибр снаряда в 132 миллиметра. Снаряды были двух типов: осколочные для огня по живой силе, и фугасные – по сооружениям. А на вооружение ее приняли, как нам на занятиях говорили, 21 июня 1941 года. Первые модели шли на ЗИС-5. Чтобы начать стрельбу, рамы приходилось снимать и ставить на землю. Потом начали ставить на трехосные ЗИС-6. Стрельбу стали вести вдоль кузова. Но мы из них не стреляли. Мы уже изучали установки на базе «студебеккеров». И теорию (как компрессию замерять, как зажигание выставлять и прочее), и собирали сами: американские машины ведь приходили в разобранном виде, и на завод ЗИС ездили их собирать. И мотор ставили, и ходовую… Дня два в неделю. Это давало глубокое знание машины. А еще мы на фронт их отгоняли. Раз десять пришлось съездить, колоннами по 15–20 машин. Заодно доставляли снаряды или продовольствие. Преподаватели у нас грамотные были – прошли практику в Америке. Не знаю, может, они и потому еще старались, что местом дорожили: преподавать – не воевать. И заводские работали добросовестно. В цехах ночевали…
А вам на фронт хотелось скорей попасть или вы не особенно туда рвались?
Скорей на фронт! Казалось, там лучше. Тем более что мы уже видели фронт, когда машины туда гоняли.
Как долго длились такие командировки?
Дней 10–12 в оба конца. Первые два раза я волновался, а потом – просто работа, и все. В одной из таких поездок впервые под бомбежку попали. Были легкораненые. В другой даже залп дали. Пригнали машины в 26-ю бригаду (куда я потом служить попал). В августе 1943-го бригада стояла на Брянском фронте, в районе города Карачев. Приехали, а там на одном участке наши войска никак не могут немцев выбить. В двух каменных казармах еще довоенной постройки немцы сильно укрепились и ведут оттуда сильный и пулеметный, и артиллерийский огонь. А наша артиллерия никак не может эти здания разрушить: не знаю, может, на яйцах раствор делали… Мы установки пригнали, и нам тут же приказали их зарядить. Командир дивизиона дал сопровождающего. Отстрелялись прямой наводкой метров с пятисот, через свои войска, и уже после этого сдали машины.
И что, немцы по вам огня не открыли?
Когда мы подъехали – не стреляли. Может, и заметили, но огня не было… Мы дали залп, здания рухнули – тут уж они не могли стрелять.
Потом приходилось прямой наводкой бить?
Да, в боях за Берлин, но уже не с такой близкой дистанции.
На направлении главного удара
В каком звании вы выпустились из учебки?
Многие сержантами, а я сопротивлялся, как только мог, лишь бы рядовым остаться. Не хотел командовать людьми. Отвечать за кого-то, замечания получать. Лучше я за железки будут отвечать.
И когда на фронт попали?
Проучились год, и осенью 1944-го с одним парнем из Чувашии мы были направлены в 26-ю гвардейскую минометную бригаду ордена Суворова. Бригада – это четыре дивизиона, в каждом по 12 установок. Потом название еще больше удлинилось: Варшавская, Берлинская. Командовал ею генерал-майор Красильников. Ему тогда было 32 года.
Бригада стояла в Польше на Первом Белорусском фронте в районе Праги – это пригород Варшавы.
Вы застали народное восстание в Варшаве?
Нас там сдерживали. Говорили: «Завтра выдвигаемся». Потом приказ отменяли. Опять: «Завтра..»
Вообще, мы подчинялись Ставке Верховного главнокомандования. У нас на машинах было написано: «СВГК». Где готовится серьезная операция или где наступление замедлилось, туда и направляли. Однажды с Первого Белорусского перекинули за тысячу километров на Второй Прибалтийский, потом обратно…
Чем запомнился первый день на фронте?
Пригнали мы с напарником «Доджи 3/4» с продуктами. «Додж» – это такой небольшой грузовичок с грузоподъемностью три четверти тонны, тоже отличная машина: крепкая, все колеса ведущие. Встретил нас замполит. «У нас, – говорит, – три «студебеккера» неисправные, можете наладить?»
Но ни ключей, ни приборов… И много что из деталей уже с них поснимали. Где хочешь, там и ищи. Ладно, пошли по шоферам. Кто ключ даст, кто отвертку. Капот открываю – ничего не пойму. Провода должны быть разноцветные, красные или зеленые. А тут – все черные. Видимо, при сборке на нашем заводе поставили, что было под рукой.
Моего напарника в другой дивизион забрали, два дня я один разбирался. Приезжает командир дивизиона – а у меня вроде ничего не выходит. «Мы, – говорит, – не знаем машину, а эти приехали – тоже ничего не знают». А на третий день я все три машины пустил. И стал героем дня. Командир дивизиона сразу командиру бригады доложил. Тут же выдали мне комплект приборов и инструментов. Еще две машины притащили на буксире ремонтировать. Стал я в бригаде крупнейшим специалистом…
Стрелять часто приходилось?
В Польше не очень, а чем ближе к Германии, тем чаще.
Какое подразделение давало вам информацию о целях?
Дивизионное отделение разведки. Мы получали координаты цели, огневую позицию и время залпа. Офицеры давали нам маршруты, объясняли, где что объехать, где мост разрушен, как оттуда удрать… Иногда просто на местность привезут, покажут: «Здесь встанешь». Мы приезжали минут за 15 до открытия огня. Развернулись, пульнули – и бежать.
Какие приборы вы использовали для наведения на цель?
Угломер-квадрант, укрепленный на машине. Вычисления, как правило, делались заранее. Выезжали, например, на «Додже», а расчеты делали с учетом габаритов «студебеккера». Этим занимался в основном сержантский состав. В конце войны, в феврале-марте 1945-го, появились оптические приборы для наведения.
Какой была дальность стрельбы?
Километра два-три.
Официально максимальная дальность у БМ-13 – 8 километров…
В принципе, можно так сделать, что и на большее расстояние улетит. Но даже минимальной точности не будет.
Мощное это оружие?
Очень. Эффективное против дзотов, дотов. Артиллерия бьет – ничего не может сделать. А мы ударили – может, не уничтожили, но что-то сдвинули или обрушили. И немцы огонь уже вести не могут.
Бывало такое, что ракеты шли совсем не туда, куда надо, или даже попадали по своим?
Не туда – бывало. Иногда метров двести всего пролетит… Из-за дефекта ракеты. Или у направляющих что-то отломается… Но чтобы по своим попасть – никогда.
Приходилось вблизи видеть результаты своей работы?
Обычно смотрели сразу после пуска, в бинокль. Иногда проезжали мимо целей, уничтоженных ракетами. Но как поймешь, кто стрелял – мы или другой экипаж?
Вам приходилось рыть окопы для укрытия машин? Я читал интервью других ветеранов – там такое упоминалось.
У нас абсолютно этого не было. Видимо, это на старых типах, когда рамы установок снимали, чтобы машины не раскачивало. Но такую позицию быстро расстреляют…