Я потом немного боялся, что отдал такой приказ. Если бы о нем командование узнало, было бы мне. Но этот же гад самого лучшего моего наводчика убил! Растерзали его. И мои ребята меня не выдали. Мы с ними очень дружно жили. Я свой наркомовский паек им отдавал, берег их, и они меня берегли. Мы как семья были, как братья родные.
Фамилии своих сослуживцев можете вспомнить?
Перечислю тех, кто вспомнится сейчас. Командиры орудия БМ-13 Тахтаров и Яша Полищук; шоферы БМ-13: москвич Андрей Иванович Рудавский, Алексей Николаевич Комагоров, украинец Коля Аднакол; наводчики наших установок: Сергей Александрович Бабин, Леонид Николаевич Крапивенко. Всех сейчас не упомнишь, столько лет прошло.
Как вы встретили День Победы?
В последние месяцы войны я в составе своего 44-го гвардейского минометного полка участвовал в освобождении городов на севере: Киркинеса (Северная Норвегия), Никополя, Кандалакши, Петсамо, Петрозаводска, Сальмиярви и др. Я там был в составе Карельского фронта, которым командовал Кирилл Афанасьевич Мерецков. И вот, готовился сводный батальон для отправки на Парад Победы в Москву. И что получилось: уже времени перед парадом в обрез остается, а нам вызов не высылают. Стал Мерецков выяснять. Оказалось, его начальник штаба поручил своему заместителю подготовить список командиров и солдат, которые будут на парад направлены, и отправить этот список в Москву. А заместитель за всеобщей суматохой забыл этот список отправить. В итоге Мерецкову сказали, что прибыть в Москву мы можем, но участвовать в параде у нас не получится. Но мы все равно поехали. И на том Параде Победы я был, пусть и в качестве зрителя. Все равно это был настолько радостный день, что его ничего не могло омрачить.
Какими орденами и медалями вы были награждены за участие в Великой Отечественной войне?
Орденом Боевого Красного Знамени, орденом Святого князя Дмитрия Донского, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, солдатской медалью «За отвагу», медалями «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией», «За оборону Севастополя», «За оборону Советского Заполярья», «За оборону Ленинграда», медалью «Битва за Москву» и еще несколькими юбилейными медалями.
Интервью и лит. обработка М. Свириденков
Зуев Александр Михайлович
Александр Михайлович, скажите, пожалуйста, когда и где вы родились?
Родился я 5 октября 1924 года в деревне Верхополье Нолинского района, Ситьминский с/с, Кировской области.
Расскажите о вашей жизни до войны.
До войны я учился, закончил 7 классов, потом поступил в техникум механизации сельского хозяйства. Учился, хотел пахать землю, растить хлеб, трудиться для народа, как говорится. (Улыбается.) На втором курсе учился, но 29 октября 41-го года, в день, по-моему, двадцатипятилетия комсомола, к тем, кому у нас на курсе исполнилось 17 лет, приехал военком и сказал:
– Надо ли вам рассказывать обстановку?
– Нет, не надо, – мы сказали. – Мы знаем, что идет война.
– Раз вы знаете обстановку, тогда, пожалуйста, кто желает из вас в армию?
Мы всем курсом, – а нас было 13 человек, кому исполнилось 17 лет, – все изъявили желание вступить в армию. Военком сказал, что завтра будет отправка, а моя деревня Верхополье – в 35 км от Нолинска. Я позвонил в сельсовет, отец с матерью приехали, – всю ночь ехали на лошади, к утру приехали, – а мы уже от военкомата отправляемся на пристань Медведок. А там пароходом до Котельнича и дальше. Они приехали, я сел к ним в тележку на лошади – они проводили меня немного.
Дальше они уехали домой, а мы поехали в Котельнич. Из Котельнича нас отправили в Свердловск, там были 2-е радиокурсы. Вот на этих курсах с 29 октября и в течение примерно полутора месяцев мы учились на радиотелеграфистов.
Окончили эти курсы, и нас всех отправили в Москву на формировку в воинские части. Я попал в 23-й гвардейский минометный полк, он был на БМ-13. Это калибр 132 мм «катюш».
Полк сформировался в конце 1941-го – начале 1942 года из трех дивизионов «катюш», которые защищали Москву. Полком командовал майор Карсанов, Герой Советского Союза. А Героя ему дали в финскую войну, где он был командиром орудия и прямой наводкой расстреливал линию Маннергейма. За это ему и дали Героя Советского Союза, тогда немногим Героя дали, человек 5–6, не более. Когда полк сформировался, ну, там еще пополнения были людьми, техникой – все же в этих трех дивизионах были потери во время обороны Москвы.
В полку было 36 «катюш» и только БМ-13, БМ-8 не было?
Да, 36, 3 дивизиона. Только БМ-13. БМ-8 поменьше, есть еще БМ-300, разные «катюши». Нас отправили на Северо-Западный фронт, в район Старой Руссы, где мы были до мая 42-го года, давали залпы по наступлению немцев. Там была окружена одна крупная группировка немцев, а в середине мая 1942 года. мы дали последний залп всем полком по этой окруженной группировке. Они хотели прорваться и выйти к своим, но нам приказали дать залп.
Полк выстроился: по бокам 2 дивизиона, один в середине, а сзади на бугорке была деревня. (Показывает руками расположение на местности.) И когда мы дали залп – они все попрятались, полезли кто куда, в подполье. Они не видали такого, не слышали никогда такого шума.
Ну, перед залпом я что еще могу вспомнить? Я работал тогда радистом на радиостанции 6-ПК; не один я работал, у нас был Гаврилин, москвич, Лошманов, донской казак, Антонов, москвич, командир радиоотделения.
Перед тем залпом разведка доложила: немцы из окружения хотят выйти. Я дежурил ночью на радиостанции, у нас была машина «газик», зарыта в землю.
Приходит начальник штаба, лейтенант, говорит: «Зуев, давай, вызывай взвод боепитания к нам на огневую позицию!» – Я был на огневой позиции. – «Потому что утром немцы будут наступать, а у нас снарядов только на 1 залп».
А последний залп мы не имели права расходовать без разрешения Ставки Верховного главнокомандования. И он у нас один остался, а немцы хотели прорваться. Я дежурю, сижу, часов в 12 ночи приходит снова начальник штаба: «Ну как, ты связался с взводом боепитания?» «Нет связи», – я говорю. «Давай, вызывай! Что будет? Они прорываться будут, всех сомнут». Он вынимает пистолет из кобуры, кладет его передо мной на стол: «Если к утру взвод боепитания не приедет, первая пуля твоя, последняя моя!» И ушел.
Пистолет оставил?
Нет, взял с собой. (С улыбкой.) Вот и сижу, думаю: эти позывные для взвода боепитания, не откликаются, нет связи по ним. Я давай другие дивизионы крутить, и попал на 2-й дивизион. Он, видимо, находился поближе к взводу боепитания и связался [с ним]. А радист-то был – как раз учились вместе в Свердловске – Теплых Коля. (Рассмеялся.) Я ему сказал, дал координаты нашего местонахождения. Он связался с взводом боепитания и потом мне позвонил, что все им передал. Должны приехать. Я, конечно, обрадовался, воспрянул. А то думал, хлопнут еще ни за что. Хотя я и до этого всего был под бомбежкой, обстрелом. Стало светать, и смотрим: взвод боепитания подъезжает к огневой позиции. Немцы стали прорываться из окружения, и мы тем залпом, который у нас был заряжен, дали по ним. И прекратили они наступать! Заглохли – ну полком залп дали! Мы стреляли по гектарам – что там было, все в пух и прах. После этого мы получили приказ полк отправить на юг. Куда на юг? Никто не знал. Мы – рядовые радисты да солдаты – что мы знаем?
Сначала нас в Москву, из района Старой Руссы мы своим ходом приехали. В Москве построили весь полк, вручили гвардейское знамя, нам выдали гвардейские знаки каждому. Полк-то был гвардейский, отборный, как считались они в то время. Командир полка встал на колени, поцеловал знамя и сказал: «Мы его не посрамим»! Все, и погрузили нас в эшелон, в товарные вагоны, и на юг.
Проехали от Москвы километров 200, приезжаем на станцию – а там техника разбита, станция разбита, трупы валяются. На вторую станцию приехали – такое же положение: немцы все разбомбили вокруг Москвы. После этого командир полка дает приказ спешиться и двигаться своим ходом. Дальше нельзя ехать – разобьют! И мы своим ходом едем на юг. Ночью роем, установки закапываем в землю: где-нибудь в леске остановимся, выбираем место. Окопы себе роем – это все за ночь, а в мае ночи короткие, мало времени, а надо трудиться. А днем мы стоим, пережидаем до следующей ночи. В следующую ночь двигаемся дальше, фар не включаем. И так мы добирались несколько суток до Дона. Приехали к Дону около Клетской, немцев еще не было под Сталинградом, но они уже подходили к Дону. Когда они стали подходить, мы дали залп по ним. Я не знаю, где стояли другие дивизионы, а наш первый, в котором я был, дал залп по немцам. Они не стали здесь переправляться, видимо, пока разбирались после этого. Мы получили приказ двигаться к Сталинграду, это в междуречье. Междуречьем назывались места между Волгой и Доном, километров 150–200, может быть.
Наш дивизион остановился на северо-западной окраине Сталинграда, заняли оборону, но немцев еще не было. Окопались, установки закопали, всем известно было, что немцы будут наступать на Сталинград. Они действительно наступали: в день у них было от 6 до 10 атак. Как начнут наступление – мы даем залп, прервали. Часа через 2–3 собрались, опять пошли – опять залп. И вот так мы стояли в обороне почти 6 месяцев. Немцы, правда, не подошли к Волге на северо-западе, где мы стояли. Вот на юге Сталинграда они прорвались к Волге, к нам они не подошли.
Днем мы залпы давали, ночью отдохнешь сколько, не отдохнешь – всякое бывало. Там же балки есть: балка Антонова, Грачева. Установки наши были в балках зарыты, мы тоже все в окопах сидели с радиостанцией. Но, как правило, когда мы были в обороне, были на огневой позиции, мы находились примерно метрах в 50 от огневой в окопе. Потому что немцы засекали радиостанцию, открывали огонь. А мы, если около батареи будем, так забьют батарею. У нас один окоп, зарыты – разве точно попадет. (С улыбкой.) Не попадет ничего, это в виде исключения, надо думать. А когда дадут команду с наблюдательного пункта «Огонь!», мы тогда выскочим и передадим голосом на огневую позицию: «Угломер такой-то, прицел такой-то, залпом огонь!» Все. Они поставят направление на установках, прицел. (Машет правой рукой вверх-вниз.) И все, дают залп. И вот так в обороне вплоть до 19 ноября 1942 года. Ну что, я могу еще один пример привести, не очень, правда … Был приказ 227-й Сталина «Ни шагу назад». А мы, радисты, обычно были то на огневой позиции, то на наблюдательном пункте. Наблюдательный пункт у нас обычно был – если вот такая балка. (Показывает руками форму балки в поперечном разрезе.) Здесь противник, здесь огневые позиции, а здесь наблюдательный пункт сзади (противник располагается вдоль оси балки, огневые на ближнем к нему скате балки, наблюдательный пункт на дальнем скате). Там видно немцев, а с огневой-то позиции не видно. Ну и вот, это перед 19 ноября. Командир взвода связи лейтенант Белов дает команду: «Зуев, Гаврилин, с огневой позиции перейти на наблюдательный пункт». А мы на огневой позиции были, ближе к переднему краю. А приказ 227-й – ни шагу назад! Вот мы идем, дошли до балки, а там склоны метров 300–400. Разные балки были, крупные. Прошли середину балки, стали подниматься – нас останавливают 3 человека, лейтенант с пистолетом, сержант с автоматом и солдат с карабином: «Вы куда, ребята?» А мы с Гаврилиным идем, он-то постарше меня. Он нес радиостанцию 6-ПК, а я установку питания. Ну, я помоложе его был, покрепче. У него в Москве еще двое детей было. Ну вот, остановили нас: «А вы знаете приказ 227? Вы же назад идете?» – «Знаем. Так мы же приказ выполняем командира взвода, идем на наблюдательный пункт». «Нас это не касается, ничего не знаем». – Взяли они оружие на изготовку и повели нас в сторону. Но мы-то уже знали, куда ведут: отведут метров на 50 в сторону, хлопнут – и все, скажут, что де