Третий вид подготовки – на планшете. Полная топографическая подготовка, когда у меня вычислитель с планшетом. Планшет – это метр на метр, из хорошей древесины сделан и натянут ватман с разбивкой под 4 сантиметра, то есть соответствует масштабу – 1:25 000. Здесь я аккуратно наношу точку огневой позиции, точку наблюдательного пункта, пункта сопряженного наблюдения дивизиона. Я имею два наблюдательных пункта. Между ними 2 км. Если я сниму по цели с одного места буссолью или угломером и с другого, то пересечение даст на планшете точку цели. Затем я введу поправки на метеорологические условия. Они влияют на полет снаряда. Баллистические поправки я введу. Износ канала ствола. Мы должны были знать износ канала ствола. Одно дело – новенькая пушка, и второе – когда она лет пять уже постреляла. Поправки баллистические без снаряда. У нас на снаряде на головке был плюс или два плюса. Значит, такое-то отклонение плюсовое. Тоже таблица стрельбы.
Затем шли большие тренажи. Артиллерийские тренировочные занятия, каждый день или через день – полчаса-час на винтполигоне и на миниатюрполигоне. Миниатюрполигон – маленький слепок с местности, макет местности, шарики. Я командую, кто-то стоит, опускает шарик. Перелет, недолет и так далее. Тренировка идет, как в поле.
Такие вещи, как перенос огня?
Обязательно. У меня должно быть пристреляно много реперов. Эти реперы хорошо должны быть известны разведчикам. И хорошо привязаны. Я готовлю от репера каждого перенос огня. Затем я готовлю НЗО. Неподвижный заградительный огонь. Это на случай массовой атаки пехоты, массированной. У меня НЗО-А, НЗО-Б по рубежам. Подвижный заградительный огонь – ПЗО. Это я танки встречу, когда они выходят из леса. Рубеж там пятый. Отступая четыреста-шестьсот метров – новый рубеж. Это подвижные заградительные огни. 5–6 рубежей я должен изготовить и пристрелять. Много у артиллеристов разных задач: сосредоточение огня, последовательное сосредоточение огня, дальнее огневое нападение, беспокоящий огонь.
Стрельба с секундомером. Скорость распространения звука у нас известна: 334 метра. У меня секундомер. Обязательно в планшетке у меня секундомер. Если я вижу выстрел пушки, что редко было: противник не дурак, он орудия ставил на закрытых огневых позициях, то есть невидимый для противника. В отличие от стрельбы прямой наводкой, когда я вижу цель, и они меня видят. В этом случае на втором, на третьем выстреле расчет гибнет. У противотанкистов считалось хорошо, когда он подобьет один танк. Отлично, если два танка. А дальше он гибнет. Когда говорят, что он подбил 8 танков, вы не верьте этому – врут.
Секундомером вы можете засечь…
Я могу. Как только выстрелила пушка – вспышка. Ведь свет распространяется мгновенно практически. Звук распространяется 334 метра в секунду. Когда вспышка – я нажал на секундомер. Получил 10 секунд. Помножьте, пожалуйста. 334 м×10 с = 3 км 340 м. Это с секундомером.
Теперь, стрельба еще шла с батареи БЗР. С батареи звуковой разведки.
Огневой вал – это очень интересно. Первый по-настоящему серьезный огневой вал был применен в Сталинградской битве. 19 января 1943 года мы начали операцию «Кольцо» – уничтожение Сталинградской группировки. Я там командовал отдельным дивизионом «катюш». Был на командном пункте Батова, командующего 65-й армией. Вот там классически был поставлен первый огневой вал. Почему не было в 1941 году? Мало было артиллерии. Для огневого вала нужно очень много артиллерии. По крайней мере, 150–200 стволов на километр фронта. Так огневой вал – он по рубежам. Первый рубеж огневого вала – это первая позиция. Противник оборону строил так, как и мы потом. Первая позиция – 2–3 траншеи. Первая траншея – это передний край, «передок», как мы его называли. Вторая траншея – отступя 300–400 метров.
Взвод садился так, чтобы занять эти две траншеи. Третья траншея – от роты третий взвод садился на третьей траншее. Батальон садился на 1-й позиции. Вторая позиция – километрах в 2–3, в зависимости от местности, как высотки. И, редко, 3-я. Это называлось главная полоса обороны. Тактическая, как ее еще называли, зона обороны.
Огневой вал имел целью проложить, прорубить пехоте дорогу, сметая огнем последовательно и ведя за собой пехоту. Первый рубеж, я повторюсь, по первой траншее – минут 10 артиллерия – сотня стволов – бьет. Затем сигнал – перенос. Переносят на 2-ю позицию. А пехота в это время, когда переносят огонь, пехота приблизилась для броска, на расстояние непоражаемости своими осколками. То есть на 50—100 метров она подходит. Кто не боялся, ближе подходил. Верили, что артиллеристы не ошибутся и наводчик точно выведет уровень на середину. Не дай бог, чтобы хоть один снаряд по своим лупанул. Пехота, используя такой страшный огонь, продвигается. Если оборона на отдельных высотках, нет смысла тратить на овраги, где нет никого, может быть, только кухня. А на высотках – опорные пункты врага. Тогда последовательность сосредоточения огня. Я сосредотачиваю огонь, допустим, сотни орудий, и 10–20 минут бью по этому опорному пункту. Пехота его берет, последовательно следующий. Точно так же.
Вы в 39-м закончили училище?
Да. В 1936 году я поступил, в 39-м закончил училище и попал в Монголию. В 6-ю кавалерийскую бригаду, которая стояла на юге Монголии в районе Дацана Югодзыр-Хид.
Вы участвовали в боях на Халхин-Голе?
Нас туда выдвинули. Я расскажу вам. В январе 1939 года я прибыл в 6-ю кавалерийскую бригаду в Монголию. 39-й конно-артиллерийский дивизион. То есть я прибыл по своей специальности. Принял взвод. Там было 30 человек и 60 лошадей. Потому что, вы знаете, каждая пушка – шестерка и сзади еще зарядный ящик – еще 4 лошади. Это на каждое орудие. Так что во взводе было больше лошадей, чем людей.
У меня друг-приятель по училищу Мишка Ремезов, он корень был. Курсант, но корень. У него было два канадских битюга. Когда он их отвязывал, прибегал к конюшне, снимал чембур. На ночь лошадь может лечь, ее надо было вечером привязать на длинный чембур – это цепочка и с одного конца крюк. Привязал, и она может на метр-полтора лечь. Чтобы не порвала, он был металлический. Поэтому его называли не уздечка, а чембур. Так вот он только отвяжет своих битюгов – они его выносят, у него только ноги болтаются. Лошадь с удовольствием идет на улицу к коновязи. А старые кони по сигналу тревоги сразу в галоп переходили. Кстати, все сигналы в коннице подавались на трубе. Вот я управлял шашкой батареей. А в коннице – это труба. И чем заслуженней эскадрон, тем больше серебра в его трубе. Звук идеальный, чистейший звук, громкий.
В кавалерийском училище или у нас в конартдиве в Монголии в 6 часов трубач выходит и начинает подавать сигнал: «Подъем!» И на обед – сигнал. Любимый сигнал: «Бери ложку, бери бак, если нету – иди так». Обычно они выходили на плац вдвоем. Красиво! Очень красивый напев: «Всадники, быстро седлайте коней», когда всадники седлали коней для занятий. Труба выговаривает так напевно!
Нас выдвинули на Халхин-Гол в конце мая. Японцы начали в конце мая выдвигаться к Халхин-Голу, потом на Баин-Цаган. Разведывательные самолеты стали летать. Наши почувствовали, что вот-вот начнется. Тогда нашу бригаду придвинули ближе. Но нас спасло то, что перед нами у Жукова, когда он туда прибыл, сходила в бой без его разрешения Монгольская кавалерийская дивизия. А ведь Монголия – это плато на высоте 1600–1700 метров над уровнем моря. Ни лесов, ни кустарников, ничего. Там видно за 20 км.
Конница не может идти галопом, допустим, 10 км. Она выдвигается сначала шагом, затем строит походные колонны полков, потом эскадроны выдвигаются. Эскадрон выдвигается сначала походной колонной, но с интервалами, чтобы потом развернуть лаву. Вот когда развернута лава, и остается километр до противника, я могу перевести эскадрон на рысь, а потом на галоп. Потому что галопом лошадь с всадником, на которых много всего навешано: переметные сумы, справа и слева овес, сзади скатка шинельная, запасные подковы, – она долго не пробежит галопом, она ляжет.
Так вот, японцы их заметили, когда они еще в колоннах шли. Начали громить бризантными гранатами. Пока они подошли – никого не осталось. Погибла дивизия. Поэтому когда мы подошли, наш комбриг, полковник Кириченко, получил задачу от Жукова прикрыть правый флаг, чтобы японцы не обошли. И мы на правом фланге группировки наших войск так до конца и были.
Нас потом использовали по-другому. Я был инструктором монгольской батареи. Монголы плохо стреляли. Они стреляли по своим или назад, или в сторону. Хорошо, я после десятилетки. Я знал, что такое синус, косинус, тангенс, котангенс. И мог делать необходимые вычисления, а монголы этого не знали.
Он дикий, монгол. Поэтому поначалу нас назначили инструкторами в батареи монгольских полков – следили, какую установку буссоли передают с наблюдательного пункта. А там тоже был наш инструктор. Знали, что стрельба идет строго на восток. 15,16, 17 – вот так. Чуть что – стой! Голос у меня был хороший. Вот в чем заключалась моя война на Халхин-Голе. Японцы свирепствовали в воздухе. Пока не прибыли наши летчики, прошедшие Испанию. И тогда они врезали японцам как следует. Но столкнулись с немцами. Ведь каждый сейчас вооруженный конфликт все используют. Нигде так не научишься воевать, как в бою. В классе одна подготовка, на местности совсем другая. Поэтому там появлялись немцы.
Немцы там были?
Да. И «мессершмиты» там были. Немцы посильнее, а японцы – слабые.
Вы принимали участие в боевых действиях?
Нет. Только готовил монголов.
Как строились взаимоотношения с комиссаром?
В 39-м, 40-м комиссаров не было, их только ввели 16 июля 1941 года. Как война началась, так комиссары. До этого были замполиты.
То есть до начала войны было единоначалие?
Да. Все время колебалось. Это в Гражданскую войну – комиссары, до 1925 года. Потом их отменили. В 1927 году ввели единоначалие. Он же командир, он же комиссар – было такое в истории Красной Армии. Потом, когда клюнет петух жареный, тогда Сталин вспоминает про комиссаров.