Вполне. Рад был, что радиостанцию наконец-то привезли, и у меня на огневой позиции радиостанция, и со мной всегда радиостанция. Рад и горд был. И пехота: «Эх, какие у артиллеристов средства связи! Нам бы такую в пехотный полк».
С какого года у вас?
В 42-м году радиосвязь появилась, а в 41-м еще только кабель. Пока его развернут! Это же катушка. И красноармеец. Пока он добежит с огневой позиции до наблюдательного пункта! А это три километра.
А ваше присутствие на НП – это обязательно?
А кто откроет огонь? Я даже командира батареи не посылал на наблюдательный… Вот, кстати, в День Победы здесь сидел один командир батареи обиженный. После второй или третьей рюмки: «Почему вы нам не доверяли?» Я говорю: «Не доверял потому, что спрос будет с меня, если вы залп положите не туда, отвечать буду я. Я пойду в штрафной батальон, меня разжалуют в рядовые. Это в лучшем случае. В худшем случае расстреляют. Так, как расстреляли командира дивизиона М-30 под Котлубанью только за то, что немцы заметили подготовленные рамы, станки пусковые. Раньше ведь станки пусковые на земле стояли. Так вот, там местность не позволяла их скрыть. Утром заметили и огневой налет дали по дивизиону. Артподготовка, а дивизион молчит. Трибунал, и тут же расстрел перед строем. Так что вы командир батареи грамотный, толковый, но отвечать мне – это, во-первых. А во-вторых, практиковать батарейные залпы практически бесполезно. Я, как правило, давал дивизионный залп или просил полковой». Я всегда был подручным у командира полка. Это такое выражение есть у военных – подручный дивизион. Командир полка имеет три дивизиона. Они слева и справа в полутора-двух километрах. А он с одним дивизионом, это считается подручный. Он всегда может вызвать огонь, в любом случае, моего дивизиона. И вот я всегда был у Плотникова подручным дивизионом. Потом меня и начальником штаба полка сделали. У меня была хорошая подготовка: трехгодичная, до войны… И потом у меня до этого среднее образование, и я считался хорошим артиллеристом. Поэтому батарейные залпы практически ничего не давали, и я говорил командиру батареи: «Будьте на огневой позиции. Вы мне обеспечьте точную наводку и точный залп по времени. И я вас буду награждать как храброго человека. А на наблюдательном пункте буду все время я». Я уезжал только помыться, ну и если медсанбат рядом появлялся, вот я тоже тогда уезжал. Ну, это шутка.
Пануев Александр Филиппович стоит в центре, 1945 г.
А вот говорят, что на Орловской дуге появились увеличенной мощности снаряды. М-13, но увеличенной мощности. Сталкивались с таким снарядом?
Нет, таких не было никогда. Был снаряд М-13, а потом снаряд М-13 УК. Улучшенной кучности.
А насколько было распространено явление походно-полевых жен?
За весь период войны в нашем полку не было ни одной женщины.
Вообще не было?
Вообще! Категорически и Плотников-командир, и я не принимали, хотя нам машинисток хотели прислать. И санинструкторов-женщин. Категорически не приняли ни одной.
У нас в 72-м полку начальник штаба полка с заместителем командира полка по строевой пострелялись.
На дуэль вызвали друг друга из-за машинистки. У них была одна на всех машинистка, но красивая. Естественно, мы же были молодые, 24–25 лет. Ни одной женщины у нас в полку не было, повторяю.
А эти дуэли, как-то было распространено? Это был исключительный случай?
Нет, это был исключительный случай. Он передавался всем и считался ужасной нелепостью. Вспомнили они, видимо, повести Белкина.
Отбор в гвардейские минометные части, даже солдат, был достаточно серьезный?
Комиссиями ЦК.
Приходилось ли кого-то отправлять в штрафбаты?
За всю войну, что я был командиром дивизиона, начальником штаба полка, – ни одного случая. Я еще раз возвращаюсь к тому, с чего начал: наши бойцы были дисциплинированы, переносили стойко страшные лишения ужасной войны. Ведь зимой или в дождь, или в жару ты обязан выполнять боевую задачу. В лесу ли, в болоте ли…
Но все-таки на машинах – пешком не идти. Все ж полегче…
Да. Но как только прибыл дивизион в лес или на огневую позицию, немедленно огромные физические нагрузки. Надо было сделать укрытие для установок, вкопать ровики для укрытия номеров, когда идет бомбежка. Глубокие. Надо было укрыть снаряды, а их 3–4 залпа в ящиках полтора метра длиной. В каждом ящике по две ракеты лежало. Надо было все это укрыть, замаскировать по возможности, если успеем, выкопать траншеи, чтобы осколки, которые бреют по земле, не повредили ракеты. Поэтому солдатский труд – это физически очень тяжело. Я, командир, такой нагрузки не имел. Мне готовили наблюдательный пункт разведчики.
Ну, у вас груз ответственности другой.
Мне нужно было работать головой.
Интервью и лит. обработка А. Драбкин