В конце концов я чувствую, что больше не могу этого выносить.
Я делаю шаг вперед.
— Эй, — начинаю я. — А ты ничего не забыл? — Я поднимаю руку с камнем. — Дай мне уйти вместе с Матчеком, или я открою ловушку и посмотрю, как ты сумеешь справиться с Драконом.
Абсолютный Предатель презрительно усмехается, и на мальчишеском лице появляется выражение холодной жестокости.
— Жан, я прекрасно тебя изучил, — заявляет он. — Я могу предугадать каждое твое движение. И я буду точно знать, когда ты решишься это сделать. Как ты думаешь, почему я до сих пор позволяю тебе его держать? Я не могу к нему притронуться, зато могу тронуть тебя. Как только ты решишь его открыть, я тебя уничтожу. Но ты еще не готов рисковать мальчишкой. Тебе придется выдумать что-нибудь получше. — Он садится на песок и снова смотрит на небо. — Осталось недолго, — говорит он.
Я смотрю на Жозефину. Открывающаяся дверь камеры. Мы с ней станцевали очень долгий танец.
— Он ведь я, не так ли? — спрашиваю я. — Аномалия из тюрьмы «Дилемма», но рожденная из семени ле Фламбера. Ты готова потерять меня?
— Жан, я никого не теряю, — отвечает она. — Я выигрываю. Ты никогда не был врагом, им была смерть.
Помоги мне, просят ее глаза.
— Матчек, — шепчу я, — помнишь ту игру на борту «Леблана»? Игру со временем?
Он кивает, напряженно вытаращив глаза.
Это стоит попробовать. Абсолютный Предатель контролирует это место, но сам вир рожден воспоминаниями Матчека, он очень похож на тот земной пляж, где мальчик провел не одно столетие. А мне необходимо всего лишь мгновение.
— Давай еще раз в нее сыграем.
Матчек закрывает глаза. Воздух вокруг нас становится плотным и тягучим. Трудно разговаривать.
— Это не поможет, — шепчет Жозефина. — Ему известно, к чему ты стремишься. Он знает, что ты предпримешь дальше. Он знает все. — Она грустно улыбается. — Прости, Жан. Если бы я не проиграла, я желала бы оставить тебя при себе. Но теперь уже слишком поздно.
— Мы оба знали, что ничего не получится. Но однажды ты открыла для меня дверь, и этим могла бы заслужить прощение. — Я наклоняюсь к ней ближе. — Но если ты действительно хочешь, чтобы я тебя простил, вытащи отсюда мальчика. Если ты доставишь его к Миели, у нас появится шанс. — Я передаю ей протокол запасного выхода, установленного на тверди губернии. — Если бы нам удалось хоть на мгновение лишить его контроля над виром...
Она качает головой.
— Прости, Жан. Я не могу. Я не могу с ним бороться. И не потому, что пришлось бы бороться с самой собой, это я делала не раз. Но сейчас это все равно что бороться с богом, видящим все твои поступки, никогда не допускающим ошибок, заставляющим поступать против собственной воли...
У него должна быть какая-то слабость. След, говорил он. Я очень хорошо помню, как тюрьма «Дилемма» формировала мое мышление, заставляла смотреть на мир сквозь решетку сотрудничества и предательства.
— Что же он такое? Как его победить? Дай мне какую-нибудь подсказку!
Жозефина напряженно сглатывает.
— Он видит, что я делаю, — жалуется Матчек. — Он сопротивляется.
Жозефина нервно теребит бриллианты своего ожерелья, сжимая каждый из них.
— Имитации, — произносит она. — Абсолютный Предатель говорил, что перебирает имитации, чтобы предугадать наши действия, и при этом мы даже не сознаем, что мы всего лишь имитации.
Я вспоминаю направленное на меня дуло оружия и свое двойное отражение в зеркальных очках Абсолютного Предателя за мгновение до того, как он нажимает на курок. Опять зеркала. И в этом обрывочном фрагменте есть проблеск идеи.
Я хватаю Жозефину за руку.
— Запомни, — говорю я. — Если увидишь шанс, выбирайся отсюда. Обещай, что доставишь мальчика к Миели.
— Обещаю, — шепчет она.
Время возвращается к обычному течению. Абсолютный Предатель неожиданно оборачивается к нам и с любопытством поглядывает на Матчека.
— Это интересно, — заявляет он. — Хотел бы я узнать, как ты это сделал.
— Спроси свою маму! — с вызовом бросает Матчек.
Абсолютный Предатель делает шаг вперед и протягивает к Матчеку мальчишескую руку.
— Думаю, я заберу тебя прямо сейчас, — говорит он. — Будет любопытно выяснить, сильно ли ты отличаешься от Прайма.
Я отталкиваю Матчека себе за спину и поднимаю поддельный камень.
— Нет, — говорю я. — Если хочешь поиграть, играй со мной.
Абсолютный Предатель смотрит на меня с любопытством.
— Знаешь, — начинаю я, — в тюрьме «Дилемма» я постоянно кое о чем думал. Как бы я себя чувствовал, играя в дилемму заключенного с самим собой? Не с копией, а действительно с собой. С тем, кто идеально предугадывал бы все мои шаги. Что бы я сделал? Очевидно, я выбрал бы сотрудничество, поскольку мы оба думаем об одном и том же и принимаем одинаковые решения. Очевидно, выбрал бы предательство, поскольку, что бы я ни сделал, это не повлияет на то, что сделаешь ты. Но тебе тоже нужно об этом подумать. Почему бы нам это не выяснить? Надо отвечать за свои слова. Давай устроим симметричную игру. — Я глажу пальцами камень. — Это будет ничуть не хуже дилеммы. Я решаю, открыть ли камень и когда это сделать, а ты пытаешься это предугадать. Если ты действительно стал мной, в решающий момент можешь меня уничтожить. Превосходное соотношение. А если я этого не сделаю, что ж, мы останемся при своих интересах.
— А если я в любом случае уничтожу тебя?
Я приподнимаю брови.
— Ну, значит, ты допустишь ошибку. Думаю, это не слишком большой выигрыш. Что скажешь?
— Ладно, — соглашается он. — Еще одна дилемма в память о давних временах.
Он вытягивается, расплывается и превращается в меня, в белой тенниске, шортах и зеркальных очках.
— Давай, неудачник. — В руке у него удлиненный серебристый автоматический пистолет. — Хочешь тоже получить оружие? Или тебе хватит твоей игрушки?
Я осторожно вывожу ближе к поверхности похищенного гогола Чена, чтобы одним усилием мысли можно было превратиться в него, открыть камень и выпустить содержащегося там Дракона.
— Спасибо, мне и так хорошо.
— За стиль можешь получить несколько призовых очков.
— Кто бы говорил. А ты теряешь очки, угрожая маленьким мальчикам.
Он поднимает оружие.
— Мне кажется, мы с тобой играем в разные игры, Жан.
— О да. Конечно. Бум-бум.
— Очень смешно.
— Дежавю.
Я пристально смотрю на свое отражение в очках и думаю о том, чтобы открыть камень.
Я ищу спусковой крючок в своих воспоминаниях.
Мальчик из пустыни, пойманный солдатами.
Когда обрушится первый удар, я его открою.
Мужчина с серебряными часами поднимает руку. Рука Абсолютного Предателя, держащая пистолет, слегка вздрагивает.
Я улыбаюсь. Нет. Тюремная камера и книга на коленях. Когда отворится дверь, я открою камень.
Нет, не это.
Другая тюрьма. Другой я. Зеркальное отражение зеркального отражения. Когда он нажмет на курок, я открою камень.
Я вижу, что ему это не нравится. Палец на курке напрягается.
Ладно. У меня еще много воспоминаний. Он увлекся игрой и снова перенесся в тюрьму. Хорошо. Нельзя останавливаться.
Я сделаю это,
когда Миели проломит стену моей камеры.
когда я проткну себе ладонь сапфировым осколком.
когда обнаженная Раймонда сыграет первую ноту на пианино.
когда Исаак разобьет третью бутылку.
когда я дойду до конца Перехода между Рождением и Смертью.
Жизнь вора разворачивается дальше и дальше, подгоняемая обрывочными воспоминаниями и ассоциациями. Абсолютный Предатель неподвижно замер. Я вижу, что это работает. Теория мышления. Моделирование чужого поведения. Я стараюсь создать проблему Жана ле Фламбера во всей ее полноте, заставить его сформировать мою полную имитацию, не одного, а многих и многих меня.
Камень откроется,
когда Сюэсюэ перестанет улыбаться.
когда я выйду из разума Сумангуру.
когда закончится рассказанная Таваддуд история.
когда начнется Коллапс.
Я не могу победить его в одиночку, но эти имитации должны появиться где-то в губернии, а из каждого ларца, из каждой тюрьмы есть выход. Если я все сделаю правильно, у меня будет миллиард шансов, а мне нужен только один.
когда первая звезда упадет над Лабиринтом Ночи,
когда Матчек закроет свою книгу,
когда выстрелит Пушка Джанна,
когда воинствующий разум нажмет на курок...
Абсолютный Предатель стреляет.
Время замедляется. Вспышка вырывается из дула пылающим цветком. Пуля — медленный поезд с первой остановкой в моей голове — движется по невидимым рельсам. Это Матчек? Пытается выиграть для меня время? Но все равно уже поздно. Пуля не имеет значения, это всего лишь символ того, что Абсолютный Предатель решил меня прикончить.
В зеркальных очках Абсолютного Предателя появляются трещины. Они расходятся по лицу. Его мыслеформа распадается и превращается в дыру в вире. Его поглощает чернота мертвой зоны лежащей внизу тверди.
И вместо него появляется другой «я», молодой, темноволосый и усмехающийся.
Он поднимает руку и ловит летящую пулю.
Другой «я» держит пулю в пальцах, словно фокусник.
— Отличная игра, — произносит он.
— Привет. Если не доверяешь себе, кому же вообще можно доверять?
— Мы еще не выиграли.
Вдали на пляже возникает другая твердь. Появляются другие Жаны ле Фламберы. У них мои лица, но все разные, целая галерея прошлых жизней и эпизодов. Я улыбаюсь. Приятно увидеть их всех в последний раз.
Я поворачиваюсь к Жозефине и Матчеку.
— Уходите, — говорю я. — Этот трюк срабатывает только один раз.
Остальные Жаны что-то делают с виром, создают закодированные тверди, чтобы удержать вир под контролем. Это поможет, но не надолго: Абсолютный Предатель держит под контролем всю