Да что говорить — он полным дураком выглядел во всей этой истории от начала и до конца. Как будто на нем белая американская майка с яркой надписью «Тупой парень Ник!» Потому что все другие ребята в этой игре под названием «Специальная группа по превентивной контрпропаганде» знали куда больше, чем им положено по должности. Знал ученик профессора фон Штерна господин Ковальчик-Ульхт, знал подлый Генрих Францевич, знал почтенный отец Феофан, знал посвященный нотариус Мазур, знали все приглашенные на совещание у товарища Круглова, знал Леша Субботский, небрежно сославшийся на еще не изданную книжку Гайдара. Знал доктор Борменталь, упорно не желавший распространятся о том, как освидетельствовал посторонний труп под именем Деева. Хотя неведомая таинственная сила постоянно создавала доктору все условия для такого признания — то предоставив неподходящее тело для констатации смерти именно ему, то упрятав его в тюрьму, то включив в состав группы, то подселив в комнату к Александру Дмитриевичу — приемному сыну покойного! Знал даже товарищ Корнев — потому и махал перед носом у зареванного Саши хрустящим белым платочком и поминал «рассеянный склероз» из свидетельства о смерти его папаши…
Знал, конечно, и сам будущий Кавалер — товарищ Баев. Может быть, и не все, но одно знал совершенно точно: что «за море», куда посоветовал ему перебраться для спасения жизни многознающий отец Феофан, то есть за хорошо охраняемые рубежи самой свободной Советской страны, так просто не выскользнуть — ни из Москвы, ни тем более из провинциального Н. А вот из удаленного горного района, где государственная граница — не более чем синяя пунктирная линия на географической карте, ему, человеку, с детства знающему местный диалект, местные обычаи и даже окрестные горные тропки, перебраться вполне реально. И искать его на такой огромной территории, как планета Земля, будет не только обременительно, но и совершенно бессмысленно…
После этого бередящего душу исследования Прошкин чувствовал себя совершенно разбитым, потянулся за папиросами, но вспомнил их мерзкий вкус и предпочел налить водки. Выдохнул, улыбнулся дрожащим в граненом стакане разноцветным бликам. Он ведь теперь тоже кое-что знает! Знает, где спрятан очень познавательный архив профессора фон Штерна, где находятся записки доблестного товарища Деева про «Магию в быту» и как отыскать сабли «Хранителя казны». А еще теперь он знает, что человеку никак не прожить без денег. И то, что даже самые большие деньги никогда не заменят искушения могуществом власти… А значит, все остальное, о чем знает Прошкин, кому-то понадобится, и очень скоро!
Он уже поднял стакан, чтобы залпом выпить, — и уперся взглядом в висевший на стене плакат. «НЕ БОЛТАЙ» — крупная красная надпись расползалась под изображением лица строгой девушки в алой косынке, предупредительно прижавшей указательный палец к пухленьким блестящим губам. Сбоку меленькие черненькие буковки складывались в бодренький стишок-лесенку:
Храни молчанье!
В эти дни подслушивают стены,
Недалеко от болтовни и сплетен —
до измены.
Прошкин кивнул девушке: действительно, стенограммы раздумий о месте и роли мифического Ордена в работе группы МГБ НКВД по превентивной контрпропаганде с него никто пока не требует. А вот отчет Владимир Митрофанович спросит через час-другой. Поэтому, как убежденный атеист, материалист и эмпирик, Николай Павлович решил не мучить себя больше негативными образами и, не мудрствуя лукаво, полистать новые газетки, чтобы переписать с десяток громких фраз из передовиц и таким образом придать отчету суровую идеологическую выдержанность. Что ему в полной мере и удалось. Благодаря такой технологии отчет был готов к переписке на машинке за какие-нибудь сорок минут!
Прошкин отодвинул исписанные ровным почерком листки и снова зашуршал газетами. Газеты, вообще-то, были не очень. Нет, ценных с идеологической точки зрения высказываний в них как раз хватило бы и на три отчета. А вот чтобы захватывающей какой-нибудь статейки — например, про фотомодель, беременную от отсиживающегося в Англии олигарха, или про то, как пьяный депутат Государственной Думы за пару минут десятку ментов головы разбил, — так нету… Да и снимки изображали большей частью грубоватых доярок преклонного возраста, ударниц Метростроя с отбойными молотками на плече или бесцветных делегаток в застегнутых до самого подбородка серых пиджаках.
Прошкин ностальгически зевнул. Естественно: только в сладком сне может присниться, что в такой газете, как «Комсомольская правда», на каждой странице публикуют снимки голозадых малолетних певичек или пышногрудых стриптизерок, собственным телом убеждающих читателя, что «всего одна инъекция силикона способна полностью изменить вашу жизнь». Не журнал «Плейбой», конечно, — там полиграфия получше будет, но тоже ничего. От какого года были те газетки — Прошкин напряг ум и удивился тому, что в его болезненном бреду тоже существовала четко выстроенная хронологическая последовательность. Н-да, если поверить в то, что в том невообразимо удаленном почти на целый век будущем будут выходить такие увлекательные газеты, то, чтобы узнать, от кого же все-таки беременна известная фотомодель, Прошкину придется прожить еще как минимум лет шестьдесят пять, а то и все семьдесят. Ох и не легкая ж это задача!..
Прошкин позвал сержанта, отдал перепечатывать заготовку отчета и с теплотой пододвинул к себе напоминающий о счастливом сне артефакт. Сосредоточенно разогнул плоскогубцами звенья массивной золотой цепи, отделил несколько, на которых была укреплена «счастливая пуля», перевесил аксессуар на связку ключей, остальную часть цепочки с силой швырнул в ободранный ящик рабочего стола.
А почему, собственно, он должен ждать столько лет?
Он ведь за это время и помереть может! Нет уж!
Надо что-то предпринимать прямо сейчас! Прошкин захлопнул ящик, решительно придвинул к себе подробную военную карту приграничного района Туркменской ССР и склонился над нею, пытаясь восстановить свой недавний маршрут в городок с труднопроизносимым названием…