— Так вот ты какой, Витя! — сказал Сергей и рассмеялся. — А вырос! Ты, брат, повыше меня! А чуб у тебя все такой же — лен, да и только! И костюм приличный! Очень красиво! А Прохор — ты знаешь Прохора Ненашева? — франтом тебя назвал…
— Да, — задумчиво проговорил Виктор. — По внешности судят о человеке…
— Виктор, а мы-то кто теперь! — волнуясь, говорил Сергей. — Помнишь, какой манящей и загадочной казалась нам жизнь?
— Когда мы сидели верхом на балагане? А в балагане храпел дед Кудлай?
— А луна над степью — ну просто прелесть!
— Да, было загадочно, а вышло все так просто. Ты воевал, а я учился. Теперь ты начал строительство, а я приехал к тебе в подрядчики, — все весьма просто и обыденно.
— Инженер?
— Да. Электрик.
— Ну вот и хорошо. Будешь у нас главным электрификатором.
— Не смогу.
— Отчего не сможешь?
— Есть свои причины… В Усть-Невинскую я приехал ненадолго… Поживу у матери, пока буду монтировать турбину, и уеду. Да и что меня связывает с этой станицей? Одна старуха мать…
Наступило неприятное молчание. Друзья сели на лавку. Виктор угостил Сергея папиросой.
— Где твоя мать?
— Ушла на ферму… Бригадир позвал.
Опять молчание. Сергею было неловко, и он курил, склонив голову, не зная, о чем бы начать разговор.
— Ты один? — спросил Сергей.
— Еще двое должны подъехать. — Виктор потушил папиросу. — Ну, а ты как поживаешь? Надолго здесь обосновался?
— Очевидно, надолго.
— Я понимаю… Тебе иначе и нельзя. Слава, черт ее возьми…
— Это ты что же? Хочешь со мной поссориться?
— А чего ты хмуришься?.. Да, Сережа, тобой даже иностранные корреспонденты интересуются.
— Где же ты их видел?
— Были у нас в институте. Беседовали с участниками войны и в разговоре назвали твое имя… Собирались приехать в Усть-Невинскую. Ты знаешь, что их интересует? Проблема трудового устройства бывших воинов.
— Хотят перенять опыт? Милости просим, пусть приезжают.
— И еще собирался приехать один писатель. Книгу о тебе будет писать. Спрашивал у меня, есть ли в верховьях Кубани гостиницы.
— Ну, это ты уж врешь…
— Как бы там ни было, а скоро ты станешь героем романа. — Виктор рассмеялся и похлопал Сергея по плечу. — Не хмурь, не хмурь свои страшные брови… С тобой и пошутить нельзя!
— Что-то мне твои шутки не нравятся.
— Женился, Сережа? — спросил Виктор, желая переменить тему разговора.
— Собираюсь, — неохотно ответил Сергей.
— А как поживает Соня? Видишься с ней?
— Почти нет…
— Я и до сих пор не пойму, кого она из нас больше любила?
— По-моему, тебя.
Друзья рассмеялись.
— Ну, а ты обзавелся подругой жизни? — спросил Сергей.
— Следую твоему примеру.
— Зря… Лучше поучись у нашего друга Саввы. Вот кто показывает пример. Четыре сына и уже есть дочурка — прелестная девчушка. Сегодня у Саввы крестины. Пойдешь?
— В таком случае надо побриться.
Виктор пригладил ладонью спадавшие на светлый лоб мягкие русые волосы. Лицо у него было бледное, усталое. Он достал из чемодана бритвенный прибор и стал раскладывать его на столе.
Теплый вечер укрывал станицу, когда Сергей и Виктор вышли из дому и направились через площадь. В сумерках тонули сады, плетни, крыши хат. Курились трубы, и было так тихо, что дым тянулся к завечеревшему небу толстыми ровными столбами.
— Виктор, как тебе понравилось здание нашей ГЭС? На красивом месте стоит!
— Тот, кто строит станцию, красотой места интересуется меньше всего, — сухо ответил Виктор.
— Ну, тебе-то нравится?.. Ведь здание какое!
— И здание мне не нравится. Зачем такая махина? Там можно ставить два агрегата, а вам и одного хватит с избытком.
— Расчет у нас на будущее, — сказал Сергей. — Освоим новое дело, разбогатеем и вторую турбину поставим… Воды-то хватит!
— Эх, Сережа, Сережа, горячая голова! — снисходительно-ласково проговорил Виктор. — Море тебе по колено. Канала еще нет, а ты уже уверяешь меня, что воды хватит.
— Канал будет. У нас все готово. Проект утвержден. Ждем инженера… Да мы, если возьмемся…
— Ты, брат, настоящий герой! — Виктор обнял Сергея. — Ну, хорошо, хорошо. Рой канал, богатей, только вторую турбину монтировать я не приеду… Давай условимся заранее.
— Была бы турбина, а монтажники найдутся, — сердито ответил Сергей. — А вот и имение Саввы! Посмотри, какой уютный дворик…
Глава IV
Дом Саввы стоял в глубине двора окнами на улицу, и к нему вела дорожка, обсаженная гвоздикой и дубком. Сергею всегда, а особенно сегодня, было приятно проходить по этой дорожке. В комнатах горели огни, и на белом кружеве занавесок темнели головки цветов, доносились голоса детей, матерински-ласковый смех Анюты, и Сергей невольно ощутил на сердце теплую радость.
Пока Савва обнимал Виктора, смеялся и приговаривал: «Ага! Слетаются усть-невинские парубки!»; пока знакомил друга с женой, которая подошла спокойной походкой, протянула руку и сказала своим приятным голосом: «Снимайте пальто, будьте у нас как дома»; пока Савва унимал не в меру развеселившихся сыновей, представлял их по очереди Виктору, а потом отвел друга к висевшей у припечка люльке и показал дочурку, — все это время Сергей думал об Ирине и жалел, что ее еще не было, и все смотрел то на Анюту, то на умытых, причесанных хлопчиков, ощущая тот особенный семейный уют, который всегда был в этом доме.
А когда вошла Ирина с заплетенными косами, лежавшими у нее на груди, и, блестя черными глазами, еще у порога улыбнулась Сергею так украдчиво, что только он один и мог заметить, Сергею показалось, что в комнате стало светлее. Затем появились Семен с Анфисой, Никита с Варей, и Савва начал приглашать гостей к столу, говоря:
— Ах ты, горе! Не у всех имеются жены… Как же вас поудобнее за столом рассадить?
Сергей, волнуясь, обнял Ирину и сказал:
— Друзья! Вот моя жена!
— Сережа, ты с ума сошел, — чуть слышно проговорила Ирина, краснея и отстраняя его руку.
— Виктор, — не слушая Ирину, говорил Сергей, — одобряешь мой выбор?
— Вполне, — сказал Виктор. — Рядом с тобой теперь любая девушка становится намного красивее.
— Неправда! — сказала Ирина, и все заметили в ее заблестевших глазах слезы.
— Почему ж неправда? — спросил Виктор.
Ирина подняла голову и, смело глядя на Грачева, сказала:
— Потому что ты глупости говоришь!
— Обиделась, — значит, правда, — сказал Виктор, но уже обращаясь не к Ирине, а к Сергею.
— А я с Ириной согласен. Ты действительно сказал черт знает что…
— Ну, хорошо, хорошо, друзья, пусть я не прав.
— Братушка, — отозвалась Анфиса, — уж очень ты медленно выбираешь себе жену!
— Медленно, но зато надолго!.. Правильно, Иринушка?
Ирина молча села рядом с Сергеем.
Тем временем Савва налил в стаканы вина, а Анюта, розовая и взволнованная, поднесла к столу маленькую Иринушку в голубом с кружевами одеяле и осторожно передала ее Сергею.
— Ну, крестный папаша, — сказала она, озорно посмотрев на Ирину, — учись детишек нянчить… Может, пригодится!
— Наука не трудная, — рассудительно сказал Никита.
— Да тебе все нипочем, — отозвалась его жена Варя.
— Семену, Семену надо этой наукой овладевать! — сказал Савва. И все посмотрели на смутившуюся Анфису.
Семен наклонил голову и промолчал. А Сергей неумело, на вытянутых руках, держал мягкий и, как пушинка, легкий сверток, и ему не верилось, что в одеяле лежит живое существо. Все так же, не сгибая рук, он обошел вокруг стола. Гости заглядывали в одеяло и видели там крохотное личико с чуточку приоткрытыми сонными и ко всему равнодушными глазенками. Когда Сергей подошел к Ирине, она встала и сказала:
— Эх, медведь! Руки — как грабли… Еще уронишь!
Ирина взяла ребенка, склонила к нему голову, шепотом говорила что-то такое ласковое и нежное, отыскала соску, — ту самую соску с белым роговым кольцом, которую Сергей привез из Москвы, — подобрала концы одеяла, оправила на голове девочки беленький чепчик — и все это делала так умело и проворно, что ей могла позавидовать самая взыскательная мать. Передавая девочку Анюте, она поцеловала ее в теплую, с нежным пушком щечку и рассмеялась.
Сергей стоял тут же и то улыбался, то одобрительно кивал головой, а потом взял стакан с вином и предложил выпить за здоровье крестницы Ирины Остроуховой. За столом стало шумно — все смеялись, шутили, хвалили Анюту и за то, что в доме у нее всегда весело, и за то, что дети у нее такие голубоглазые и славные, и за то, что она такая заботливая хозяйка. А на столе чего только не было — тут и жареный гусь, обложенный печеными яблоками, и тарелки свиного холодца с застывшим, как иней, салом, и горы малосольных помидоров, и пироги, и ватрушки, и какие-то зубчатые пряники.
После ужина, когда маленькая Ирина снова лежала в люльке, а мальчуганы ушли спать, появился патефон, и гости разделились. Семен заводил патефон, Анфиса подбирала пластинки, Варя учила мужа танцевать вальс, а Ирина и Анюта сидели за столом и тихонько говорили о чем-то своем.
Друзья детства уселись на диван, закурили; разговаривали, смотрели друг на друга восторженными глазами, и им не верилось, что вот они снова вместе и что каждый из них уже не тот, каким был еще, казалось, совсем недавно.
— У меня свои планы и свои нужды, — говорил Савва. — И не могу же я печалиться о других. И в Родниковской и в Белой Мечети есть станичные советы, так о чем же они там думают? Или хотят, чтобы я взял их на иждивение? Не могу!
— Милый Савва, но и нельзя жить интересами одной своей станицы, — возразил Сергей. — Твоя Усть-Невинская не на острове стоит!
— Все правильно! — Савва даже приподнялся. — Но что ты там, Сережа, ни говори, а понять я тебя не в силах… То ты Усть-Невинскую возвеличивал, в первые ряды ставил… Помнишь, как мы вот на этом же диване вели беседу, как ты горячо нам подсоблял, и мы дело двинули… А теперь черт его знает что получается! Гидростанцию планировали для себя, а вышло для всех… Обидно, Сережа! Ведь старались! А лес? Себе приобретали, а получается — работали для чужого дяди…