Не стали задерживаться и у города: взяли необходимые припасы и разделились на пять колонн. Пусть до темноты они пройдут не так уж много, но хотя бы не будет толчеи и неразберихи.
Сам герцог возглавил часть пехоты и отправился вдоль побережья – нужно было максимально засветиться и объяснить предстоящую «политику партии», а портовые и прибрежные города в восемнадцатом веке – основные транспортные узлы. Быстрее дойдет информация.
– …обещаю помилование тем крестьянам, кто разойдется по домам.
– Но, княже! – возопил один из шляхтичей, собравшихся неподалеку от городка Устка. – Быдло нужно наказать! Не позволям! Вето!
Глаза Рюгена налились кровью – актерское мастерство, некоторые сценки он продумал и разыграл заранее.
– Вето?! Не позволям?! Ты кто есть, пес?!
Шляхтич схватился было за саблю, но тут же отпустил рукоять, будто раскаленную.
– МНЕ не позволят… Кто еще так думает?
Толпа заколыхалась: пусть храбрости у среднего шляхтича было немало, но их окружали солдаты, да и сам Грифон Руянский миролюбием не отличался… Вспомнить хотя бы о начисто вырубленных драгунах Мекленбурга, которые всего-навсего пошалили с проживающими на его земле крестьянами… Молчание.
– Это МОЯ земля испокон веков, я ПРИРОДНЫЙ князь. Это МОИ люди, и только МНЕ решать – что делать. Всем все ясно?!
Собравшиеся истово закивали, Грифич тем временем начал остывать.
– Кто тут быдло и кого наказывать, решать буду только я. Говорю сразу – вешать буду ВСЕХ, кого захвачу на горячем. Увижу крестьян, палящих барскую усадьбу, – повешу. Увижу шляхту, измывающихся над безоружными крестьянами, – повешу.
Похожие сценки повторяли неоднократно – и не только им. Командиры всех отрядов настойчиво вдалбливали в каждом местечке и городке нехитрую истину: повелитель здесь один – Грифич. «Развлечение» со шляхетской демократией и пословица «В своем огороде пан равен воеводе» остались в прошлом.
Продвигались достаточно медленно и шумно – так, чтобы горячие головы успели разбежаться. А не успели… Деревья щедро украшались повешенными. Если не хватает мозгов, чтобы разбежаться, так зачем допускать таких особей к размножению? Впрочем, после нескольких показательных казней, когда вешали всех, застигнутых на горячем, дел резко убавилось. А всех – это буквально всех, приказ нового владыки Поморья был однозначен – кто с оружием застигнут на месте преступления. Так что «на просушки» были вывешены и горячие паненки, решившие с оружием в руках наказать «быдло», и старики-крестьяне, и десятилетние дети с пистолетами в руках.
– Нет! Не надо! Ахр… – И мальчишка лет двенадцати судорожно дернулся в петле босыми ногами. По холщовым штанам с заплатами потекло.
Князь внешне спокойно смотрел на казнь, и единственное, что выдавало волнение, – глаза. За несколько минут он ни разу не мигнул… Дети, да… но куда деваться, если за дело?!
Жестокость? Нет, в эти, да и в более поздние времена такое было нормой. Другое дело – норма эта подразумевалась только к низшим слоям населения, отношение к дворянам было куда снисходительней. Так что несколько десятков повешенных женщин и детей из шляхты сильно напугали обе стороны конфликта и убедили в серьезности Рюгена.
Глава тринадцатая
С началом фактического вторжения Грифича в Поморье начался раздел Польши. Другие страны войска пока не вводили… Да, собственно говоря, особой необходимости в этом и не было. Русская армия стояла уже не первое десятилетие, Пруссия давно уже получила свой кусок – и удержала лишь незначительную часть, Австрии достаточно было двинуть несколько полков, стоявших на границе… И все – Польша оказалась поделена на части.
Неожиданно, но Павел не стал «откусывать» Польшу слишком уж сильно – лишь немногим больше границы России в РИ, насколько ее помнил попаданец. Император вспомнил многочисленные разговоры с наставником на тему чемодана без ручки и не стал увлекаться захватом земель.
Иметь возможность захватить землю и не делать этого… Поступок вызвал много пересудов, и мало кто понял его суть. В Россию возвращались земли, принадлежавшие ей исторически, которые можно было потихонечку «переварить». Ну а остальная Польша… Павел помнил постоянную «долбежку» про разницу менталитетов и понимал, что проблем от такого приобретения было бы слишком много. Тем более что «независимую» Польшу продолжали контролировать русские войска…
Но и тут он поступил по уму – гарнизоны стояли не в городах, а в нескольких отдельных крепостях, в ключевых точках страны. Объяснение было предельно простым – самоволие магнатов.
Император оставил в Речи Посполитой колоссальную мину – магнатов. Старинные законы с «правом вето», когда единственный шляхтич мог заблокировать решение Сейма, остались нетронутыми, как и крепостное право… На первый взгляд решение было не самым умным – шляхта могла продолжать пакостничать. Но только на первый, ведь благодаря гарантированным взбрыкам панов никто не будет удивляться стоящим в стране русским гарнизонам или отдельным поправкам в законах, согласно которым Россия имеет определенные привилегии в якобы независимой стране.
Получалось, что Польша становилась этаким «предпольем» в случае военных действий – таким, которого не жалко, все равно чужое… При этом экономические преференции у Империи были нешуточные. Ну и самое главное – России ничего не мешало «откусить» еще кусочек Польши через какое-то время. Как только получится усвоить уже захваченную добычу…
И все равно мышление у людей было насквозь феодальным, и финт с «независимой» Польшей не поняла даже умнейшая Мария-Терезия. До времен неоколониализма было еще далеко, и осознать, что косвенный контроль может быть вполне надежным… Не понимали.
Восстания в Поморье случились достаточно удачно – сразу после сбора урожая. Понятно, что часть собранного банально сгорела, но незначительная, так что голода можно было не опасаться. Тем не менее проблемы были…
– Документы на владения проверять, но пока осторожно, – устало сказал Грифич Юргену фон Бо и откинулся на спинку кресла, щуря воспаленные глаза. Даже с его железным здоровьем месяц почти без сна – это много… А что делать? Владения достались беспокойные: поляки, поморяне, немцы, евреи, полукровки всех мастей… Да все – со своими «тараканами», амбициями и взаимными претензиями. Национальный вопрос здесь стоял остро…
Добавить сюда полтора десятка христианских конфессий и нешуточные взаимные претензии между еврейскими общинами разных городов…
Решать проблемы нужно было вовремя – события пошли «вскачь» и некоторые вопросы требовали сиюминутного разрешения. К примеру, между иудеями, проживающими компактно, и иудеями «светскими» были большие разногласия. Хрен бы с ними, но ведь финансовые потоки в их руках… Вот и приходится вертеться. Свое давнее решение о запрете иудеям проживать компактно Рюген отменять не собирается: проблем от традиционно религиозных местечковых на два порядка больше, чем от «светских», проживающих среди христиан и не слишком усердно соблюдающих религиозные запреты. Да нужно еще учитывать настроения христиан – в Польше евреев традиционно не любили[36], но раньше они были выгодны шляхте, которая могла с их помощью «выжимать соки», формально оставаясь «чистой». Теперь же права шляхты сильно урезались и иудеи-посредники оставались не у дел.
Но при этом не хотелось допустить погромов с убийствами, как не хотелось и обижать подданных-христиан. Вот и приходилось мотаться по всему Поморью и говорить, объяснять, уговаривать, грозить… И вешать.
– Сир? – осторожно прервал раздумья главный разведчик и контрразведчик.
– Да, – встрепенулся Игорь, – документы на владения проверяй без спешки. Ну как в Мекленбурге: чтобы понимали, что лояльность может компенсировать отсутствие бумаг.
– Да таких слишком много, сир, – с сомнением ответил Юрген, – они между собой постоянно воевали, так что документы горели.
– Ох, – вздохнул принц, – похоже, тебе тоже поспать надо… Начинай от самых вопиющих случаев: чтоб ни документов, ни лояльности. Ну постепенно и дожмем.
Павел еврейский вопрос решил со всей горячностью молодого человека – изгнал[37]. Не сразу, сперва молодой император посетил завоеванные владения и изгнание было, так сказать, по результатам.
– Да что ж это такое, – потерянно жаловался он бывшему наставнику, планомерно накачиваясь вином, – ладно еще жиды[38], сволота еще та, но… Славяне для них чужие… Да собственно говоря – все остальные для них чужаки. Но шляхта! Как можно отдавать свои деревни и города на откуп[39], там же такие же люди живут, одной с ними крови!
– Они так не считают, – подал голос герцог, – сарматизм[40].
– Но ведь это бред!
– Бред, но им так удобней.
В общем, выходило так, что в этом мире шляхтичи или иудеи в принципе не смогут сделать хоть какую-то карьеру в Российской империи. По крайней мере, при жизни Павла. Особо верующим император не был, но зато он был убежденным славянофилом. На присоединенных же землях большая часть угнетаемых позиционировала себя как «русские», а поскольку молодой человек об их дичайшей нищете и бесправности узнал не из бумаг, а увидел собственными глазами… Реакция была не просто жесткой, а жестокой. Многие шляхтичи даже после присоединения и общероссийского Манифеста об отмене крепостного права продолжали держать крепостных. Дико, но за века отсутствия сильной центральной власти польские дворяне привыкли к безнаказанности…
С такими расправлялись с показательной жестокостью, уничтожая физически. Шляхетские бунты… были, но пресекались невероятно жестоко – мятежников рассаживали по кольям вдоль дорог – так, как они убивали своих крестьян, требовавших свободы… Павла явно «понесло» от юношеского максимализма, и попытки несколько утихомирить прошли безрезультатно. Тем более что помощников хватало, особенно старались русские безземельные дворяне, которым были обещаны имения казненных поляков.