Покора сейчас работал в районе Вустрова, где с тремя тысячами подчиненных устраивал артиллерийские батареи. Пришлось пойти на риск и тащить через Пруссию орудия. А сколько труда стоило приобрести их так, чтобы разведки других стран ничего не заподозрили… Да и с секретностью артиллерийских батарей не все было гладко – необходимость убивать свидетелей из местных жителей или помещать их под временную охрану не радовала. А куда деваться?
У Штехлина Грифичей после короткой битвы «вынудили» свернуть сперва к Фюрстенбергу, а затем и непосредственно к Вустрову – к самому сердцу Озерного края. Битва была тщательно «слита» – так, чтобы не потерять своих людей, «потратить» как можно больше пруссаков и в то же время иметь возможность залегендировать отступление.
Пришлось работать в стиле «недоглядели второпях», и прусская пехота с большим трудом перебралась через болотистую местность, создавая угрозу окружения.
– Подловили нас? – с нескрываемой иронией спросил Игорь.
– Да, сир, – доложил довольный Фольгест, – как будто репетировали десятки раз. Разведка их «не заметила»… впрочем, они понемногу учатся, так что достаточно правдоподобно получилось.
– Ббах! – До собеседников донеслись отдаленные раскаты пушечной стрельбы, а затем и треск оружейных выстрелов и звуки трубы.
– Бран мимо болота отступает, – констатировал Грифич, узнав звучание горна, – сейчас Резихин в дело вступит…
– Туу! Тууу! Ту-ту-ту!
– …А вот и он. Хм… посмотреть хочу. Поехали!
А посмотреть было на что – активная оборона в исполнении натасканных попаданцем вояк требовала нешуточного профессионализма, но эффективность ее зашкаливала.
Вот и сейчас полки Померании, прикрывая друг друга, отходили… Но как! Пока одни отстреливались из-за сделанных на скорую руку полевых укреплений, другие отходили на полверсты и сооружали там новые. Пруссаки подтянули артиллерию? Можно отходить, вот только…
– Бббах! Бббах! Бббах!
На заранее подготовленных позициях померанских войск артиллерия уже стояла, и преследовавшие авангард пруссаки попадали под прицельный огонь.
Контрбатарейная борьба? Долго… так венеды смогут вырваться из «ловушки» и вновь уйти «шалить» на просторы Пруссии. Фридриху ничего не оставалось, как менять своих солдат на время, подставляя их под пушечные ядра. И торопить, торопить…
– Ну до чего же славно получается, – довольно сказал Фольгест, – вроде и отступаем, а потерь почти нет! Зато у пруссаков… размен идет едва ли не один к двадцати. Всегда бы так воевал!
– Фуу… Всегда не получится. К сожалению.
– Да знаю… это здесь мы сумели вынудить его на такое поведение, а так…
– Да не в этом дело, барон. Просто такое вот отступление требует от нас… от всех нас, вплоть до унтеров… совершенно безукоризненного выполнения своих задач.
– Это да… – протянул старый кавалерист, – этакие кунштюки требуют такой выучки… Только мы, пожалуй, и потянем, да и то с большим трудом. У франков с пруссаками отдельные части… Но уж точно не вся армия!
– Бах! Бах! Бах!
Пруссаки с оскаленными ртами шли на штурм очередного укрепления, теряя людей под ядрами и картечью.
– Бббах! Бах! Бах!
Войска отца и сына с того дня пошли вместе. И между прочим, их стало заметно меньше… Девять тысяч кавалеристов у Богуслава и девятнадцать тысяч пехоты у Игоря. Еще три тысячи ополченцев из активного резерва было у Покоры. Немного, но и у Старого Фрица вояк сильно поубавилось. Там укус, здесь… ополовиненная конница… надкусанная пехота… К Вустрову подходило уже не стотысячное войско – пруссаков осталось около восьмидесяти тысяч. Неточно потому, что сложно было оценивать боеспособность некоторых раненых и заболевших, число которых известно было очень приблизительно.
Позицию выбрали не у самого Вустрова, а в стороне, на возвышении у небольшой плотины. Перед лагерем венеды удвоили темп, чтобы подстегнуть пруссаков к преследованию. Ну и чтобы самим ничего не мешало занять лагерь пораньше и как следует отоспаться перед боем.
– Нервничаешь? – спросил Богуслав отца, грея руки о жестяную кружку с кофе.
– Разумеется, – невозмутимо отозвался тот, улыбаясь, будто ему рассказывают хороший анекдот, – сам потом научишься так играть.
– Вряд ли, – с явным скепсисом ответил принц.
– Научишься, я в твои годы умел куда хуже держать лицо.
Фридрих подошел через сутки, но с ходу вступать в бой не стал – его солдаты едва не валились с ног после такого вот супермарафона. Да и заподозрил старый полководец ловушку, заподозрил… Как бы то ни было, стрелка на часах приближалась к четырем пополудни, так что пруссаки стали обустраивать лагерь. Разумеется, кавалерия Померанского дома принялась активно им мешать. Именно мешать, в активный бой венеды старались не вступать.
Поскольку кавалерия в предстоящем сражении не должна была принимать значимое участие, то славяне носились вокруг вражеского лагеря до самой ночи. Затем на смену пришли пластуны, устроившие не столько диверсии, сколько нервную обстановку, мешающую отдыхать. В итоге лагерь, располагавшийся примерно в десятке верст, так и не был закончен до утра. Да и вряд ли там кто-то ночевал…
С утра работы по укреплению лагеря возобновились, как возобновились и налеты «скифов». Ближе к полудню к району плотины выдвинулась практически вся кавалерия пруссаков, проводя своеобразную рекогносцировку. Их обстреляли из трех десятков пушек – не слишком результативно, нужно сказать…
– Попались?
– Будем надеяться, – с легкой улыбкой ответил барону Фольгесту герцог, – сам же видишь – плотина маленькая, войска не затопит.
Барон хохотнул и покрутил седой ус.
– Как же!
– Давай не будем загадывать.
Атака началась на следующий день, прямо с рассветом.
– Тра-та-та! Тра-та-та-та!
Под мерный барабанный рокот и звуки флейты прусские солдаты шагали с отрешенными лицами под обстрелом все тех же трех десятков легких полевых орудий, что Померанский таскал с собой.
– Ббах! Ббах! Бббах!
Атака следовала за атакой, и вскоре трупы в прусских мундирах устлали землю перед флешами и редутами[99]. Но и венеды были вынуждены отойти – все-таки сделанные на скорую руку валы настоящими укреплениями не назовешь… Зато выстроили их в несколько линий.
Через пару часов атаки пехоты прекратились, и пруссаки подкатили поближе пушки, увязавшие в сырой, болотистой земле. Началась контрбатарейная борьба, и артиллерия Фридриха, выкаченная едва ли не на прямую наводку, начала собирать кровавую дань у славян.
– Бах! Бах! Бах!
Одно из ядер по касательной влетело в грудь молодого капрала с шикарными, закрученными вверх светлыми усами и мячиком запрыгало по земле.
– Аа… – Венед оседает, опираясь на ружье, а изо рта течет кровь.
– Шлеп! – Еле заметное касание чугунного ядра… и падает еще один, держась за бедро.
– Бац! – Обеспечив перелом голени последнему славянину, «мячик» замирает…
– Пух! – Взрыва как такового не получается. Ядро просто раскалывается на две неровные части.
Прусская артиллерия собирала кровавую дань, но воины под знаменем Грифона стояли не ропща, с мрачным упрямством.
Убедившись, что большая часть вражеских орудий находится наконец-то на своих позициях, на расстоянии прямой видимости, бледный от волнения Рюген отдал короткий приказ.
– Ббах! – И плотина была взорвана. – Вуу!
Волна высотой всего-то в человеческий рост покатилась к стоящему в некотором отдалении прусскому лагерю. Она катилась, постепенно теряя силу. Вряд ли из-за нее кто-то погиб, но и без того болотистая земля стала настоящей трясиной.
Прусскую же артиллерию и около тридцати тысяч солдат передовых полков вода не тронула. Зато тронула ВСЯ артиллерия, собранная Грифичами в засаде – свыше двухсот ранее замаскированных, пристрелянных орудий.
– БББАХ! БББАХ! БББАХ!
Всего несколько чудовищных по мощи залпов – и орудийная прислуга пруссаков была выбита начисто. Затем огонь перенесли на пехоту, заметавшуюся под обстрелом.
– Бах! Бах! Бах!
Кто-то кинулся на укрепления, где их встречала картечь полевых орудий и ружейные залпы засевших за укреплениями венедов, кто-то попытался вернуться к основным войскам, но позади была непролазная грязь, практически непроходимая в течение ближайших часов.
Двести тридцать орудий, сконцентрировавших огонь на сравнительно небольшой площади, быстро сделали свое дело. Менее чем через полчаса сопротивления уже не было.
– Пощады! Пощады! – кричали пруссаки, размахивая белыми тряпицами.
Выжило не более трех-четырех тысяч человек и в большинстве своем ненадолго. Ранения при отсутствии антибиотиков… Хотя медикусы Померанского принялись оказывать пленным первую помощь – всем, поскольку, помимо штатных лекарей, он мобилизовал и студентов-медиков. Впрочем, «мобилизовал» в данном случае – слишком громко сказано. Большая часть студиозов с превеликим удовольствием отправилась на войну. А как же – мало того что патриотично и сравнительно безопасно (специальная одежда для некомбатантов[100]), так еще и практика какая! А памятные медали?!
Все это происходило на виду у основной части прусского войска. Можно только представить, какие царили настроения в стане Фридриха… Обойти же сотворенное болото было проблематично – с одной стороны армию Грифичей надежно защищало озеро, с другой – сложный рельеф местности, состоявший из холмов и узких оврагов. То есть обойти можно, но исключительно небольшими отрядами, прячась в складках местности. Ну а как отряды накопятся – атаковать.
По-хорошему Фридриху следовало отступить – соотношение сил стало не столь радужным для него, да и отсутствие артиллерии, почти полностью захваченной Вольгастом, следовало учитывать. Однако Старый Фриц никогда не был трусом и шанс изменить исход сражения в рукопашной считал вполне реальным. Ну как же – в тех самых складках местности колоссальное преимущество артиллерии венедов сводилось к нулю. А там – рукопашная, и кто кого!