Но даже сейчас прусские войска могли выставить более ста двадцати тысяч здоровых солдат… Для чего пришлось не только выгребать буквально всех мало-мальски пригодных, но и в буквальном смысле покупать войска у окрестных правителей. Та же Саксония не горела желанием отдавать своих солдат, но сперва надавил Фридрих, а затем и «Прекрасная Франция»… И вот десять тысяч саксонцев марширует в прусских рядах.
Особняком шли французы – тридцатитысячное войско под командованием достаточно талантливого, но очень уж авантюрного Дюмурье двигалось примерно в десяти-двадцати верстах позади Фридриха. Таким образом, они были в относительной безопасности от налетов «скифов» и крупных засад. Хотя пощипывали их, да…
Основной частью войска командовал Николич, сам же Померанский взял себе часть конницы и наиболее подвижные пехотные соединения, стягивающиеся по возможности незаметно позади вражеских армий. Непосредственно конницей командовал Богуслав, пехотные же части самого Игоря участия в боях еще не принимали.
Но пока… Пока в Вену шли донесения с просьбой о помощи – мы же союзники! Австрийцы отписывались вяло, в привычном ключе. Герцог прекрасно знал, что помощи не будет, но требовалось, чтобы Фердинанд Австрийский признал наконец подписание сепаратного, выгодного только для Австрии (!) мира с Пруссией. Это не только развязывало руки венедским дипломатам и военным, но и давало… Могло дать колоссальное моральное преимущество.
Венские дипломаты юлили, но Андрей Трауб был дипломатом от бога – умным, жестким, умеющим втереться в доверие и выбрать нужный момент. Как уж он сумел, но во время приема сам Фердинанд публично признал подписание сепаратного мира с Фридрихом… Европейские газеты запестрили статьями с самыми громкими заголовками. Просили прокомментировать ситуацию и Трауба…
«Мене, текел, фарес»[118].
И забурлило: ответ был очень мистический, допускавший немало интересных толкований. Померанская же дипломатическая миссия свернула свою работу и покинула Вену.
И вот – место для боя выбрано. Выбрано не пруссаками, но Старый Фриц понимает – его армия пусть и больше в разы, но менее маневренна, и армия Померании все равно сумеет выбрать достаточно удобное место и подготовить его к битве. В принципе место не самое плохое для пруссаков, а что касается подготовки… Так и они не собираются идти немедленно в штыковую!
Немецкие солдаты начинают немедленно строить укрепления – вкруговую, как и положено с коварным противником. Все говорит о том, что битва продлится не один день…
Венеды давно уже зарылись в землю, соорудив настоящую крепость. Бои предстоят почти исключительно от обороны, ну а как иначе? Когда половина твоих войск – ополчение, сложно выбирать иную тактику. Это в засаде или сидя за укреплениями те могут соперничать с кадровыми частями. А вот в штыковую… Пусть ополченцы Померании владеют фланкированием лучше прусских солдат, но вот привычки действовать в составе полков или хотя бы батальонов у них просто нет. Так что если враги прорвутся и закипят индивидуальные схватки – ополченцы будут на высоте, а вот в строю их просто размажут.
– Господи, неужели удалось, – шептал герцог, глядя в подзорную трубу на французское войско. Как и полагается спонсорам мероприятия, в битву они не спешили, отставая на полтора десятка верст. И дело тут не в храбрости – просто зачем самим принимать первый удар, если есть пруссаки? И лагерь им строить не придется – немцы построят.
Кто знает, такие мысли бродили в головах французских офицеров или у них были другие соображения. Однако факт оставался фактом – франки шли отдельно.
Растянувшись походной колонной… А чего особо бояться-то? Дикие венеды на французов почти не нападали… Боялись спугнуть. Тем более что за спиной громадной прусской армии и в самом деле можно было расслабиться.
– Выкатывайте, – внешне расслабленно скомандовал Померанский, и стоящий рядом Святослав, выполняющий роль его адъютанта, восхищенно посмотрел на отца. Тем временем артиллеристы и помощники споро выкатывали на позиции пушки. Не те грозные орудия с пудовыми ядрами, а маленькие пушчонки, собранные по всей Померании. Главным критерием была возможность переносить их едва ли не на руках! Маленькие… Брали даже исторические реликвии… В конце концов, требовалось от них только одно – сделать несколько залпов прямой наводкой!
То ли солнце отразилось от металла, то ли еще что, но французская колонна начала останавливаться, зазвучали сигналы тревоги.
– Пали, – все так же спокойно приказал Рюген.
– Ббах! Бах! Ббахх! – Зазвучали выстрелы и дорога меж редких деревьев окрасилась кровью. Пространство тут же заволокло дымом, но артиллеристы продолжали стрелять, а орудийная обслуга и временные помощники всячески помогали – благо каждое движение было отрепетировано до мелочей.
Венедские пехотинцы начали стрельбу почти одновременно с артиллеристами и целились они в головы колонн – полковых, батальонных, ротных. То есть туда, где шли офицеры и большая часть сержантского состава. Не в самих офицеров, упаси боже! В восемнадцатом веке специально выцеливать благородных дворян… Не одобрялось. Но егерям было сказано – нужно разделить колонны так, чтобы те чувствовали себя обособленно. А что может лучше обособить, чем умирающие по обеим сторонам твоего подразделения? Невольно французские солдаты сбивались в кучи, становясь замечательными мишенями. Не все, далеко не все… Но в основном. По привычке они ждали приказов командиров, теряя драгоценные секунды. А потом и минуты.
Над полем боя поднялся дикий крик, заглушивший пушечные выстрелы.
– Ааа!
Из порохового дыма начали выбегать вражеские солдаты с ружьями наперевес, но совершенно деморализованные, практически все поодиночке. Их с легкостью отстреливали венедские егеря и специально взятые отборные стрелки из ополченцев-охотников.
– Бах! – Пуля попадает французу в верхнюю часть шеи, и голова просто отлетает. Еще два десятка шагов тело бежит без головы, приводя в ступор остальных солдат Франции.
– Бах! – И француз, только что бежавший с ружьем наперевес, хватается за колено и начинает истошно выть.
– Бах! – Падает знаменосец, эффектно сползая по древку.
Для страховки к каждому стрелку был приставлен либо спешенный кавалерист с обнаженной саблей, либо мастер фланкирования, не способный к столь точной стрельбе.
Бешеная стрельба продолжалась более пяти минут и не меньше десятка старых пушек разорвало, убив и покалечив орудийную прислугу.
– Ббах! – Двое венедов-артиллеристов падают, сраженные осколками разорвавшегося орудия. Остальные артиллеристы даже не обращают на их смерть внимания, продолжая делать свою работу.
Наконец враги увидели возможность бежать – назад, наступая на трупы. И побежали… Кавалерия, правда, сделала несколько попыток прорваться сквозь померанский строй, но не слишком удачных.
– Вив ля…
– Бах!
Они изначально были главными мишенями, так что удальцов осталось немного, да и те в большинстве своем были ранены. Так что и они двинулись назад, под пулями, ядрами и картечью.
Французов осталось немного, чуть меньше десяти тысяч, когда они вырвались из огневого мешка. Немного подождав, Рюген громко сказал:
– Недорубленный лес вырастает. По коням!
Задача предстояла не самая приятная и благородная – догонять и рубить бегущих клинками – пленные ему не нужны. Но именно поэтому требовался личный пример. Поэтому с невозмутимым лицом герцог вскочил на коня и сказал бледному Святославу негромко:
– Тебе-то как раз не обязательно.
– Нет, надо…
Дальше была кровавая работа – кавалерия и пехота старательно уничтожали бегущих. Правда, не трогали тех, кто ложился…
Клинок палаша вынесен вперед, и когда французский драгун в панике оглядывается, следует молниеносный выпад Грифича…
– Н-на!
…после чего враг падает под копыта коней с дырой в переносице.
А вот бежит сержант пехотного французского полка…
– Вжик! – И голова сержанта мячиком прыгает по земле.
– Хрусть. – Один из телохранителей герцога не стал марать оружие, а просто высвободил ногу из стремени и пнул убегающего франка в затылок.
Французов уцелело около трех тысяч, и почти все они были ранены, причем добрая половина – тяжело. Сын спешился и стоял теперь, держась за стремя, его откровенно мутило. Даже для бойца, прошедшего ожесточеннейшие схватки на Узедоме, это было слишком…
– Ты как?
– Нормально, отец… – вяло отозвался Святослав, – отойду. Это так…
Подойдя со свитой к немногочисленным пленным офицерам, Грифич внимательно оглядел их – совершенно недружелюбно, хотя воинский этикет восемнадцатого века был достаточно куртуазным.
– Французы лишние на этой войне, – громко и отчетливо сказал он на французском. – Посылку следующего отряда буду воспринимать как объявление войны – и Франция заполыхает.
Может быть, слова сказаны зря, но в Европе привыкли к трескучим фразам и угрозам. Говорят и куда более… Опасается ли он Франции? Да, но не слишком – сейчас она плотно завязла в колониальных войнах и в ближайшие годы просто не сможет выделить серьезных сил. Пятьдесят-сто тысяч – безусловно, но не более. Переварит.
После работа по сбору трофеев и похоронам. Возможно… Да даже наверняка Фридрих уже знает о нападении на союзников – впереди основного отряда рысил десяток улан, и они наверняка на подходе к пруссакам. Вот только выдвинется ли Старый Фриц на помощь? Ой, вряд ли… Разделять войско на части Рюген давно его отучил.
Добыча, увы, не слишком богата – как выяснилось, немалая часть французского обоза ехала с пруссаками. Ну да ладно, одних только ружей… Похороны самое неприятное, но копать никто не собирается – неподалеку расположен неглубокий, но узкий овраг, в котором протекает ручей. Солдат без лишних церемоний стаскивают туда на телегах. Заартачившимся было некоторым пленным…
– Это неправильно, хоронить их как скот!