– Бах-бах-бах!
– Держать ряды! – орали прусские капралы, размахивая палками и наводя порядок в дрогнувших рядах. – Держать!
– Бах-бах-бах! – Картечь оказала еще более страшное воздействие – не в последнюю очередь из-за обилия крови, попадавшей на товарищей убитых и раненых солдат.
– Держать, свинские собаки!
– Вжик! – И палки гуляют по спинам и головам немцев. – Держать!
До ружейной перестрелки дело так и не дошло – противник не выдержал и откатился назад. Но оно и неудивительно – все пехотинцы, шедшие по краям построения, были убиты. Трупы лежали местами грудами высотой до полутора метров.
Вслед отступающим пустили конницу…
– Ррра! – Страшный рев атакующих кавалеристов деморализовал многих пруссаков.
– Грифон! Н-на! Н-на! – И двое немецких пехотинцев валятся сломанными куклами. Не помогли выставленные ружья со штыками, удары тяжелых кирасирских палашей разрубали выставленные стволы и выбивали ружья из рук пехотинцев.
– Руби пруссаков!
– Бах! – Пуля пруссака скользнула по кирасе венеда и срикошетила в плечо.
– Ах ты… – озверел раненый и стоптал обидчика конем.
…Но особого результата от конной атаки не было. Точнее говоря, не было видно. По вполне понятным причинам врубаться в такую толпу кавалеристы просто не рискнули – могли «завязнуть», так что «ощипали» пруссаков по краям. Были и пленные, но немного – и их сразу же запрягли в работу, заставив таскать тела убитых сослуживцев. Ну и освобождать последних от материальных ценностей…
Мародерка? Ну уж нет – трофеи! А хоронить солдат в мундирах да сапогах, тем более вражеских… Это такое расточительство в восемнадцатом веке, что подобному идиотизму просто не подберут нужных синонимов. Вон, даже окровавленные мундиры солдаты посылают домой, после чего – небольшая перешивка, и в них будут ходить родные или соседи… Дорого материя стоит, любая. Синтетики сейчас нет, механизация труда только начинается, так что… Аналогично и с сапогами: своих солдат Померанский в них не обует – качество не слишком хорошее. А вот для рядовых горожан и крестьян, которым сапоги нужны не для переходов на восемьдесят верст, сойдут и такие – шитые не по их ногам.
– Ваше Величество! – подлетел возбужденный победой шведский офицер. – Переговорщики!
Рюген поморщился:
– Блюхеру скажи, пусть он с ними говорит.
Разговор был недолгий – хотели забрать раненых и убитых. Легкораненых пруссакам не отдали – ни к чему, через пару-тройку недель те выздоровеют и начнут стрелять в венедов… Вот кто потяжелее – да ради всех богов, забирайте! Эвона – даже медицинскую помощь оказали, причем добротную. Ну и что, что силами студентов?
– Настаивали забрать убитых, кстати, больше восьми тысяч набили, – доложил Блюхер, – но я отказал. Сказал, могилы для них давно выкопаны, так что просто оттащим и закопаем. Дескать, следующую партию будем хоронить отдельно, не беспокойтесь.
Раздались смешки, ответ был не только остроумным, но и правильным. Стремление хоронить своих убитых самостоятельно было вызвано не человеколюбием и патриотизмом. Все проще: похоронным командам в таких случаях принято оставлять тела в мундирах и сапогах – обычай… То есть обмундирование покойников пошло бы прусским новобранцам. Ну и, конечно, банальный шпионаж, ведь несколько сотен пруссаков перед укреплениями смогут запомнить их очень недурно. На хрен.
Глава десятая
Предприняв еще несколько попыток взломать венедский лагерь, Фридрих запасся терпением и приготовился к вялотекущей войне. Приготовился к ней и Игорь, но получше.
Прежде всего он был на своей территории. И пусть она стала такой буквально вот-вот, но в результате РЕЗКОГО снижения налогов и направлениях их прежде всего на внутренние нужды общин, население поддержало его. Не безоглядно, с оговорками… Но поддержало. По крайней мере, какие-то партизанские действия редких патриотов Пруссии пресекали обычно сами жители.
Редких патриотов, потому что Пруссия стояла на «военных рельсах» вот уже более полувека, вынуждая граждан постоянно «затягивать пояса» – все туже и туже… Но если раньше… очень давно… была надежда, что эти жертвы вот-вот окупятся и пруссаки заживут привольно и богато, то после неудачной для них Семилетней войны надежды поугасли. Да и в нынешней кампании всем здравомыслящим людям было очевидно – Пруссия выиграть не может. Точнее, она теоретически может выиграть войну, но плоды победы будет пожинать Франция.
Люди опустили руки – опять жить на грани голода, опять идти в солдатчину, которая давно уже стала принудительной[122]. И тут – Померанский, который ничего не просит и не требует, не забирает сына, брата, мужа в армию, сокращает налоги… И всего-то требуется – сменить подданство! Присягали целыми городами, с радостью!
Помимо поддержки местных жителей, которых если и мобилизовали, то исключительно на строительство укреплений, был еще один весомый аргумент – кавалерия. Почти равная прусской по численности, померанская значительно превосходила последнюю по качеству. Так что доставка любого обоза вглубь померанской территории потребовала бы от Фридриха совершенно героических усилий без какой-либо гарантии.
Так что сидеть Рюген мог долго… А вот Фридрих – до тех пор, пока у него не закончатся припасы. Наверное, у прусского короля были какие-то планы, но их перечеркнула эпидемия «злого поноса», приключившегося в немецком стане. «Языки» уверенно описывали симптомы – не холера, а именно эпидемия дизентерии. Факт немаловажный – она значительно менее опасна для окружающих.
«Закладка» с похоронами французов сработала и… Нет, совесть Грифича не мучила в принципе. Это была его земля, его люди – и он принял, пусть и негласно, приписываемый Макиавелли лозунг «Великая цель оправдывает любые средства»[123].
Противник терпел, пытаясь перебороть дизентерию стандартными методами – кипятить воду, добавлять в нее уксус и так далее. Были и попытки наладить снабжение водой из другого источника – хрена, померанские войска пресекали их безоговорочно. Ну а сами венеды проблем не испытывали – они брали воду из другого водоема…
«Великое сидение» затянулось до самого конца августа, но, похоронив около пятнадцати тысяч умерших от болезни, Фридрих все же двинулся назад. Большая часть солдат болела еще и потому, что подвоза свежих продуктов не было, а сидеть исключительно на муке, крупах и подтухшей (лето!) солонине… Да тут и отравленная вода не нужна – как еще холера не началась!
Нельзя сказать, что противостояние ударило исключительно по пруссакам – около трех тысяч венедов погибли от разных причин. Все-таки славяне не сидели в лагере безвылазно и постоянно устраивали какие-то гадости немцам, ну и в обратную попадало… Но вообще пруссаки пострадали гораздо сильней. Несколько неудачных штурмов, дизентерия, другие болезни от скученности, плохой пищи и воды… В общей сложности враг потерял около тридцати пяти тысяч людей.
Второго сентября Фридрих начал отступление. Полз медленно, огрызаясь короткими, но ожесточенными контратаками, стараясь вытащить всех больных и раненых. Но последнее не всегда получалось и «кусочки» обоза иногда захватывали померанские и шведские войска. Бывали в этих «кусочках» и раненые, больные. Если сопротивления не оказывалось, то у пруссаков просто отбиралось оружие (а заодно и золото-серебро-медь) и под минимальным конвоем их препровождали вглубь страны.
– Обязательно фильтровать, – убежденно сказал Рюген нахохлившемуся Юргену, – у меня на них разные планы. Но особо стараться не надо – так, поверхностно хотя бы.
Почти две недели венеды бульдогом висели на прусском хвосте, не давая тем выбирать удобные маршруты для отступления, возможность пополнить припасы или как-то еще облегчить свое положение. Наконец Фридрих не выдержал и «откусил лапу», а проще говоря, бросил большую часть обоза. В том числе и ту, где были раненые и больные. У самого прусского короля осталось около семидесяти тысяч солдат, но в большинстве своем это были те, кого с некоторой натяжкой можно было назвать ветеранами.
Обоз и пленных Померанский отправил вглубь страны под конвоем, снарядив на охрану практически все ополчение. Ну и, разумеется, своих больных и раненых, которых к тому времени накопилось предостаточно. Хорошо еще, что выручали многочисленные медикусы, да и санитарно-гигиенические нормы были буквально вбиты в подкорку, иначе число умерших венедов было бы намного больше[124].
Началось преследование, но пруссаки упрямо уходили, умело опираясь на опорные пункты в виде городов и крепостей. Ломать эти «орешки» было проблематично, так что началось какое-то шахматное соревнование – кто кого «переиграет», передумает… Столкновений было очень много, но мелких. Так – арьергард-авангард… Особо вглубь Пруссии Игорь не лез – пусть и поступила информация, что Фридрих снаряжает ополчение, но он просто боялся увязнуть. Да и разведка последнее время начала приносить очень нехорошую информацию.
Перепуганный Старый Фриц и его французские покровители обратились к Австрии. И судя по всему, та склонялась на их сторону. По словам Трауба, который имел многочисленную агентуру в окружении австрийского правителя, тот люто ненавидел Грифича. Да, фактически Рюген спас Австрию от разгрома, а Фердинанд отплатил тому заключением сепаратного мира…
Именно благодетелей ненавидят больше всего. Ну и комплексы, неудачный сын великой Марии-Терезии не блистал ни талантами, ни внешними данными, ни храбростью. На фоне Грифичей он выглядел не просто бледно – жалко…
Гонец доставил пакет от Трауба под грифом «перед прочтением сжечь», и не успел герцог распечатать его, как в расположение влетел гонец от Юргена. С самыми дурными предчувствиями он пробежал глазами по текстам… В деталях информация отличалась, но общая информация была единой – Австрия заключила военный союз с Пруссией против Померании!