Приходят врачи проверять, а кого проверять? Половины нету. Где сальские? Сальских нет. Приходим утром на перевязку, а кушали дома. Вернее, я брал оттуда, жалко, чтоб пропадало, а тут мать приехала и заболела. Интересно, что по мере того, как фронт продвигался, госпиталь переезжал, но не сам госпиталь, а персонал. Где-то в другом месте тоже организовывался госпиталь под этим же номером, персонал туда уезжал, а нас принимал какой-то другой, который приезжал с тыла. Вот они приехали совсем с тыла, и нам всем запретили уходить, ни домой, ни по девкам, всем быть на месте. Иначе уход будет считаться дезертирством. Ну, а мы как русские люди: мало кто чего говорит – плевать нам на это дело.
Вскоре узнаем об объявлении: кто может на лошадях, кто знаком с лошадьми? 5-й Донской казачий корпус в это время за Ростовом был и ушел на пополнение, а кавалериста найти сложно. Легче кого угодно найти, чтоб ездить на лошади – это не так просто, а я считал, что я могу. Мой друг совсем не умел. Мы хотели вырваться оттуда, и потом я же мечтал о кавалерии, а я ж казак донской, я так обрадовался. Мы попросились, чтоб нас выписали раньше времени. Стали говорить, что там долечимся, ведь корпус на отдыхе был, а там своя медсанчасть, ну, а те рады были от нас избавиться.
Мы попали так, что организовывалась новая воинская часть в этом корпусе – 5-й отдельный разведдивизион. Я скрыл, что я пулеметчик, сказал, что я химик. Соображал. У меня, честно говоря, поубавилось уже стремление к войне, а там взвод был – химзащита. Поскольку у нас образование было, мы уже в 10-м учились, инструкции изучили, там ничего такого сложного нет. Побыли там буквально с месяц, и часть нашу расформировывают.
Лошади были нам не положены, мы ездить должны были на автомобилях или подводах, а поскольку автомобилей там не было, то все там конное было. Нас выстроили и говорят: «Кто хочет попасть из вас в истребительно-противотанковый полк или истребительно-противотанковый дивизион?»
Гвардии казак Ефремов В.Д. 5-й Гв. Донской казачий Будапештский кавалерийский корпус. 1945 год, Румыния, г. Рымнику-Сэрат
Я думал и, откровенно говоря, побаивался ездить на лошадях – сколько я там на них ездил. Отвязывали только когда от коновязи и скакали мальчишками, а тут дело совсем другое, г. Рымнику-Сэрат я думал, попаду я как-нибудь, чтоб ездить на чем-либо другом. Истребительно-противотанковый дивизион был отдельный, я думал, что и там и там мехтяга. Думаю: если в отдельный – отдельное всегда лучше, на привилегированном положении. Противотанковый полк был просто полк, я усвоил себе: чем меньше подразделение, тем оно ближе к начальству, тем оно лучше снабжается, и я выбрал со своим другом дивизион.
Оказалось, что полк был весь на мехтяге, а дивизион весь конный, как один. Он состоял из ружей ПТР – противотанковые ружья, а в полку ЗИС-3 уже были.
Привезли нас. Там нет отдельных стрелков, а есть только расчеты. Причем или противотанковый, или пулеметный, а я уже станковый пулемет натаскался и молчу, что я был станковый пулеметчик, а хотя там были тачанки пулеметные, но это, когда ездить, а так все равно таскать его надо. Тачанка в основном для маршей, и убегать на ней хорошо. Тогда я пришел и говорю: «Вы знаете, я – пулеметчик, только ручной». Ручной пулемет был легче, чем противотанковое ружье, и почти до конца войны я с ручным пулеметом Дегтярева прошел, начиная с 43-го года, первый номер этого пулемета. Надо сказать, что время уже было не 41-й год, а 43-й – противотанковые ружья, конечно, имели значение в отдельных случаях, но количество противотанковой обороны – орудия в 76 мм и т. д. – их было уже достаточно, поэтому толку от противотанковых ружей было не очень много.
В отличие от всех пехотных подразделений, где строй был кратный двум, у нас – строй, кратный трем. Никогда в 4 шеренги лошади не идут, идут или в 3, или в 6 рядов, и в этом есть глубокий смысл. Мы двигаемся колонной по 3 человека, если возникает опасность, мы натыкаемся на противника или нападают на нас, значит, надо отбиваться. Посередине едет коновод, по краям – я и пулеметный второй номер, мы мигом своих лошадей отдаем среднему, соскакиваем с лошади, тот лошадей уводит, а мы занимаем оборону. Вот смысл тройки. Если 6 идут, то это, может, только на параде.
Вооружены были шашками, во взводе было две подводы, примерно нас 35 человек, и 3 отделения, каждое состояло из 2 расчетов с «дегтяревым», и одно самозарядное «симонова» (ПТРС), и одно пулеметное из 2 расчетов. В эскадроне 4 взвода и пулеметный взвод – тачанка. Только в конце войны (я же все равно друзьям рассказывал, что я был станковым, а те кому-то передали) нужен был пулеметчик – и меня все-таки посадили на тачанку.
Самое было страшное, когда мне дали лошадей, наш эскадрон был целиком из рыжих лошадей. В первом эскадроне были рыжие лошади, во втором гнедые, а в третьем серые, три эскадрона было в дивизионе, и еще был броневзвод – два бронеавтомобиля.
Вот в этом дивизионе ядро было из добровольцев первоначального призыва, ополченцев, казаков Хоперского округа Сталинградской области. Как он возник этот корпус? У меня была связь с ветеранами, есть книга нашего генерала Горшкова о том, как он образовался. Много писали об этом.
Казачьих войск до революции было 11, из них 9 типовых и 2 горных. Типовые: Донские, Уральские, Забайкальские, Амурские и т. д. А горные считались Терские и Кубанские. У нас форма была с лампасами, папахи, и только цвет погон, лампасов отличал их. Сейчас идет большой разговор о том, чтоб восстановить права казачества, что казачество было репрессировано как народ, а в основном идет этот разговор со стороны горных казаков. Дело в том, что советская власть больше всего насолила им, несмотря на то что мы читали про Тихий Дон – раскулачивание, расказачивание и т. п. Когда советская власть после революции установилась на Северном Кавказе, а там очень много народов, и они все были завоеваны Ермоловым. Казаки же пришлые люди там. Советская власть уничтожила привилегии казачества и в первую очередь заигрывала с национальными меньшинствами. Много она беды наделала и на Дону, но не в такой степени, как там. Поэтому особенно Терское казачество было очень враждебно настроено против советской власти и ждало немцев.
Когда началась война, не было со стороны большинства Донского казачества к советской власти отрицательного отношения, и они образовали ополчение. Первая дивизия казачьего ополчения у нас в Сталинградской области образовалась со штабом в Михайловке. Туда шли все колхозы, давали лошадей и седла, шли семьями, в том числе и полный георгиевский кавалер Недорубов с сыном. Когда эта дивизия образовалась, она называлась 15-я особая казачья дивизия. В это же время в Ростове-на-Дону организовалась 16-я казачья Донская кавалерийская дивизия. Когда немцы сюда подходили, эти 2 дивизии отступили в кизлярские степи. Там был организован 17-й казачий кавалерийский корпус. Такое же положение было и на Кубани. В этот 17-й корпус вошли 2 кубанские и 2 донские дивизии.
Возвращаясь к моему отдельному противотанковому дивизиону, там были люди с Хопра, и они отличались. Я-то сам был с низовья, ведь казачество делилось на верховых и на низовых, это были верховые. Они пели даже по-другому, и говор у них был немного не тот. Я у них научился петь казачьи песни.
Там я и научился по-настоящему ездить на лошади, когда на переформировке стояли. Это очень тяжело – по-настоящему научиться ездить на лошади. Попался нам командир отделения из кадровых, я уже был раненый, а он еще нет, а у нас считалось, если раненый – это уже старик. Он нас гонял. Я-то думал, что я лошадь знаю.
Мы стояли лагерем в лесу около Каменск-Шахтинского и лошадей на ночь на выпас гоняли. Каждый взвод пас своих, надо их на водопой вести, а они все рыжие, мне надо найти свою кобылу. Не могу найти по первому времени, и всё! На лошадях бирка в гриве и на хвосте, и вот я пока найду бирку да гляну. Там на бирке – кличка лошади. У них клички давались по особым законам, а мы их по-своему звали. Я Машкой называл свою, она откликалась, но потом уже. Они за ночь пропасутся, уже у них резвость появляется, и не хочет подходить, а она без ничего, мне надо поймать. Недоуздок надет, но все равно, к ней подходишь – она отходит, хлеб ей даешь – она сожрет его и не дается. Это потом уже мы общий язык нашли, я научился узнавать свою лошадь – по глазам, копытам, хвосту. Если три раза чистить свою лошадь во все уголки – и между ног, и глаза протирать, и меж ушей – вот когда я узнал! Вот тогда и она меня признала, и мы с ней подружились.
Очень тяжело было проходить конную подготовку. Каждый день учеба. Лошадей пригнали, а мы должны их поить – там речка, надо было где-то 1,5 км ехать без седла, а без седла ездить, если немного, то ничего, а если много – то это чего! Да еще когда ты едешь в колонне, когда шагом – то ничего, трясет, держаться надо ногами, а сил в ногах нет. Дело доходило до того, что я в кровь разбивал заднюю часть. Никаких больничных не давали. Кальсоны аж прилипали. Чтоб по-настоящему нас выучить, не менее 2 часов в день мы выходили ежедневно на корт – площадка для каждого отделения была, и посередине был круг диаметром метров 30. Посередине командир отделения с плеткой, и мы вокруг него ездили. Это была учебная езда, очень тяжелая, и выполняли команды: вольт направо, налево. Это повороты круговые – петля. Самая страшная команда была – брось стремя и учебная рысь. Стремя бросаешь, а на седле держишься исключительно за так называемые шлюзы – внутренняя часть бедра. У кавалеристов там даже нашиты на галифе кожаные вставки – в конном спорте. Ведь не зря же нашиты – эти места они трутся так, что можно без штанов остаться. Эти тренировки вырабатывали силу мышц бедер, в конце концов у меня задняя часть превратилась в подошву, как на подошве кожа, я мог не только на лошадь, а на любой забор залезть и сидеть.
Кавалерист должен держаться бедрами до колен, а ниже колена нога должна играть, она для управления лошадью. Вот как говорят: поводья у лошади – на бричке, если повернуть направо – тянет направо, налево – тянет налево. У кавалериста этого нет, он не тянет, ведь рука-то у него левая одна, правая – свободная. Стоит мне только наклонить и взять каблучком, управлять шинкарями, повод можно даже бросить. Я научился не только делать любые приемы джигитовки, я мог соскакивать и опять подниматься, мог наклоняться и с земли поднимать любой предмет, мог делать ножницы на полном скаку и пересаживаться спереди назад – снимать карабин. Вообще у нас были и карабины, и автоматы. Так вот, снимать карабин или автомат и стрелять сзади наперед. Подготовка была хорошая. Сила этих мышц была до того развита, что я мог человека задавить, если он попался. Ноги натренировались, и это очень пригодилось. Были моменты, когда мы не слезали с седла неделями.