Насчет организации 5-го корпуса. 4-й корпус гвардейский, когда был под командованием генерал-майора Кириченко, а потом с него две казачьи дивизии Донские выделились и образовали 5-й Донской казачий кавалерийский корпус под командованием генерал-майора Селиванова, потом стал Горшков. Так вот, корпус наш прошел, если взять по штабной разметке, 9000 км! Все на лошадях. Кавалерийские корпуса в Красной армии выполняли особую роль – считались элитными войсками и были в резерве главного командования. Элитность заключалась в том, что необходимо было немцу заходить в тыл, окружать котлы. А кто это сделает лучше, чем кавалерия в соединении с танковыми частями?
Схема была такая. Немцы занимают оборону. Пехота, артиллерия и авиация пробивают брешь, и тогда в нее кидается ударная группировка – обычно наш корпус и обязательно совместно с танковым или механизированным. Танковые соединения особенно были эффективны в применении с кавалерией, как ни странно… Впрочем, и не странно. Вот представить, если пехота сопровождает танки, то ей нужны машины и дороги, а мы можем без дорог, как и танки. Конно-механизированные группы – они очень большую роль сыграли во второй половине войны. Конницы было мало, но она свою роль сыграла, особенно на юге. На севере и под Москвой тоже были кавалеристы, но там потяжелее, на юге немножко было легче.
Мы не даем подходить к нашим танкам, проникаем дозорами и разъездами в глубину и развиваем панику, нападая на штабы, обозы и т. д. Иногда были случаи, когда мы по занятому немцами селу просто проскакивали на лошадях. Прокричим, да в лампасах еще. Не всегда это было удачно. Неудачно в отдельных моментах.
Из Кизлярских степей и Ростовской области наш корпус потом направили на Курскую дугу, но в боях мы не участвовали, а были только в 3-й полосе обороны. Оттуда к Днепру, Запорожью и дальше уже Украина, Молдавия, Румыния, Венгрия и Австрия. Закончили мы войну в Австрийских Альпах. Мы не дошли до соединения с англичанами 80 км. Они по ту сторону находились.
– Атаки в конном строю были?
– Описывается, что в 41-м году широко применялось, но и мы в конном строю в атаку ходили тогда, когда было безвыходное положение. Вот едет наша колонна, а мы часто ходили в рейды, по тылам противника. Впереди головной дозор, уже темнота, и впереди начинается стрельба. Что нам делать остается? Даже команды нет, мы рассыпаемся, кто-то с шашками. Хотя мы их прятали на подводу. Они нам мешали, нас заставляли, чтоб мы их с собой на лошади возили, а мы снимали. Мы кинулись врассыпную. Я предпочитал с лошади стрелять, так как у меня наган был, как у первого номера, и с лошади я стрелял, и не только я. Мы кинулись, а там оказалась речушка, мы-то не готовились. Много мы потеряли. Там два пулемета стояли на мосту, хорошо, что темновато было – еле ноги унесли. Мы спешились и опять пошли, надо же выручать своих, и опять неудачно, там убили моего лучшего товарища Лебедева, тоже пулеметчик.
Утром танки подошли, мы сели на танки. В это село въехали, это было в Венгрии, там наш конный разъезд лежал, весь расстрелянный. Я впервые в жизни… я много читал о зверствах, а видеть мне впервые пришлось – звезды, вырезанные на спине, штыками поколотые, но уже мертвые. Оказывается, стояла колонна, это уже рассказывали пленные, темно, а разъезд наш – мы, как всегда, русские, доверчивые, что ли, такие, когда все хорошо, – они подумали, что это наша колонна, и подъехали к ней, а оказалась, немецкая колонна. Стычка – лейтенант и 11 казачков, он рубанул одного немца напополам. Они сначала постреляли наших, а потом, видимо, настолько они обиделись. Это вот неудачная атака была.
В Румынии были удачные бои, там сдавались румыны, с ними воевать полегче. Когда разбивали вражеские соединения, они, разбитые, уходили мелкими колоннами, группами, их надо было найти, в этом отношении кавалерия была незаменима. Мы конными разъездами их искали и собирали. Однажды в Карпатах – смерти в глаза я нигде не смотрел ближе, чем там. В Карпатах разбили Яссо-Кишиневскую группировку. Там очень много немцев бегало, фронт ушел, а немцев в горах шаталось еще много. Нас кинули прочесывать, группа человек восемь была. Нам сказали, что вот туда вроде четверо немцев по этому ручейку пошли, а рядом горы и лес. Мы погнались, никого не нашли. Возвращаемся назад, и опять это наше русское авось – едем, оружие уже за спину, курим и разговариваем. Вдруг я как глянул вправо, а этот ручей метров 10–15, а потом начинался склон горы и там лес. Глянул – метрах 5–8 от меня дерево, и на меня наставлен карабин, а автомат у меня за спиной. Я как заорал: «Немцы!» И кувырком – научился уже. Но он бы успел убить, если бы стрельнул, он просто не стал стрелять. А чего ему стрелять, но зачем тогда наставлять? Я успел, пока с лошади спрыгнул, автомат схватил – я б их убил, их двое было. А они побросали винтовки и на задницах съехали вниз. Я как схватил этого… как стал бить его! Меня еле оттащили.
– Помните, как первых немцев увидели?
– Помню. Ну, как их увидишь? Сказать, что я увидел немца и в упор застрелил – я этого не могу.
Я все время участвовал в коллективных операциях. Был такой случай, когда стрелял с крыши, я увидел, когда дал несколько очередей – тот упал, так что, наверное, убил. Не знаю, кто там был. У нас был еще случай, когда мы 40 человек уничтожили почти полностью – румынский батальон или полк, не знаю, больше 500 человек. Гвардейский полк, почему гвардейский? Потому что они были в меховых папахах.
Я написал про это заметочку даже. Очень интересный случай был. Есть у меня несколько еще написанных историй, связанных с военным трибуналом и штрафными батальонами.
– Вы сталкивались с ними?
– Не только сталкивался. Я дважды был в трибунале присяжным. Если кого-то судят, то судит там профессионал – судья, или прокуратура, или кто-то и один офицер и один рядовой – народные заседатели. Когда показательный процесс шел. Вот в первом случае дезертира расстреляли перед всеми.
Мне очень не понравился сериал «Штрафбат». Зачем это делают? Ну, представь себе, вооруженные люди, они знают, что погибнут. Я знал, что я не выживу, так разве я позволю над собой издеваться? Если у меня есть автомат, да еще с красной фуражкой.
Судили нашего командира взвода за пьянку, хороший человек был, жалко, а как напьется… Жаль мне его было, воевали ведь вместе, он тоже в штрафбат попал. А что делать с этими людьми? Ведь доверить оружие – не каждому штрафнику доверяли. Там люди были, которым можно доверить.
Вот пример отношений людей на передовой. Перевели нашего командира эскадрона в другую часть, повысили в звании с капитана до майора, а нам дали старшего лейтенанта, в общем – молодой. Стояли мы в Венгрии в лесу, и он нам такие условия создал, так стал въедливо относиться, есть же такие, вроде и все правильно, а придирается. За границей почти все офицеры спали в селах, а он спал с нами и следил, когда мы встанем, когда ляжем. Ходил и сам проверял, как начищены стремена, до какого блеска. Давал наряды рядовым, короче, нам это дело очень не нравилось. Дело дошло до того, что проверял чистку лошадей и нашего помкомвзвода обозвал фашистом. За что, толком не знаю, что-то про лошадей они спорили, а я был комсорг. Мы пожаловались замполиту. Надо сказать, что замполит, при всем нынешнем отрицании – комиссары – пусть их, как хотят обзывают! Но вот этот разгул они никогда не позволяли. Политотдел следил и очень строго! Он немножко притих, и вот скоро уже нам вступать в бой, нам сказали уже собираться.
Командир эскадрона нас выстроил и говорит, что вот задача такая стоит и прочее, а потом вдруг и говорит: «Я знаю, что многие недовольны моим поведением, и даже слышал, что кто-то собирается меня убить. Я думаю, что у вас рука не поднимется на советского офицера!» Вдруг кто-то из строя: «Еще как поднимется!»
Это было в Венгрии, там немцы пытались прорваться к Будапешту. Нас кинули в бой, но неудачно: мы потеряли почти половину своего состава. Он показал себя с хорошей стороны и подружился с нами по-человечески, и был с нами до самого конца, в общем, он оказался хороший человек. Он не ходил и не пил водку с другими офицерами. Все, что было лишнего в эскадроне из имущества, он все нам раздал: в каптерке у старшины – обмундирование, шинели, портянки и прочее. Другой бы взял и продал или пропил, а он нам раздал – хорошо с нами распрощался. Вот такие человеческие моменты.
– Расскажите про батальон или полк румын?
– Во время войны у нас редко был полный состав, и нас где-то было человек 50. Мы постепенно стали к тому времени вместо ружей ПТР в расчеты брать пулеметы. В Румынии нас посылают занять оборону, я не знаю куда, не знаю название села. Знаю, что был хуторок, сад, и метров 800 от него нас заставили копать оборону в полный профиль. Впереди нас ровное вспаханное поле, и в полутора километрах от нас лес. Мы окопались. У нас было 12 пулеметов Дегтярева, 2 «максима» и 2 «сорокапятки». Это все на 50 человек. Я был с краю на правом фланге. Все случилось ближе к вечеру. Ночью мы окопались, замаскировались. Утром чуть светало, мы видим, что из леса много людей вооруженных бежит, и без всякого звука, ни криков, ни стрельбы. Вглядываемся – наши казачки!
Причем в диком, каком-то взбудораженном состоянии, мы ничего не понимаем. Наш командир эскадрона приказал задержать всех. Может, мы как заградотряд были, не знаю, мы где-то сзади все-таки были. Никого мы остановить не смогли, настолько люди были испуганы. Даже узнать никого не смогли! Вот так бывает, глаза выпучили и бегут. Ну, не будем же мы стрелять-то. Стрелял командир эскадрона из пистолета вверх. Единственное, что я смог, пулеметчик мимо меня с пулеметом бежал, я хотел его положить, а он: «Да у меня по-по-по-ломанный, неисправный!» Я: «Хоть диски отдай!» Он диски мне кинул пулеметные, и дальше убежали все. Три диска у меня было, и еще три диска он отдал. Мы ничего не поняли… но откровенно говоря, коленки, конечно, задрожали. Не помню, удалось ли задержать кого-то, даже офицеров, я – солдат, не знал тогда.