А моего дедушку после начала войны освободили и призвали в армию, хотя ему тогда было уже пятьдесят девять лет. Он служил в штабе Киевского военного округа, отступал из Киева вместе с Кирпоносом и 13 сентября 1941 года погиб во время форсирования какой-то речки. Могилы моего дедушки нигде нет, единственная память о нем – это надпись на мемориале в Лукьяновском трамвайном парке. Вот такая судьба у моих родных.
Буквально перед самым началом войны матери разрешили забрать меня из детдома, и я приехал к ней в южный Казахстан – город Мерке Жамбылской области. Не знаю, что случилось с теми ребятами, которые остались в детдоме, – я, конечно, хотел узнать, но ничего не получилось. Боюсь, что их участь при оккупации была не очень счастливой… В городе Мерке я проживал до призыва в армию. Вначале окончил курсы, работал трактористом, потом стал помощником комбайнера – нужно было за счет чего-то жить, где-то работать, а кроме колхоза, ничего не было, поэтому я устроился туда. А мама работала портнихой.
В августе 1942 года я был призван в Красную армию и направлен в Алма-Ату – там находились запасной кавалерийский полк и запасная кавалерийская бригада, которая готовила кадры для фронта. Номера этого полка и этой бригады я, к сожалению, не помню. Сначала я просто обучался в запасном полку, а через полгода меня направили в так называемую полковую школу, которая готовила сержантов. Там мы обучались еще несколько месяцев. К тому времени я уже стал кавалеристом, а до призыва никогда в жизни на лошади не ездил – я ведь городской человек.
– Какие дисциплины входили в курс подготовки?
– Во-первых, рубка – это естественно. Рубили лозу – вначале у меня ничего не получалось, а потом научился. Во-вторых, вольтижировка – это когда лошадь бежит вовсю, и нужно на ходу спрыгнуть с нее, а потом на ходу же запрыгнуть обратно. В-третьих, уход за лошадьми – это обязательно. Нам все рассказали, показали и составили таблицу дежурств на конюшне. Кроме того, курсант мог попасть туда за мелкие нарушения. Вот допустим, вы в чем-то провинились и вам назначают наряд вне очереди – днем идете на занятия, а ночью дежурите на конюшне и убираете за лошадьми. Ну, и естественно, нам проводили общую военную подготовку – учили по-пластунски ползать, устраивали стрельбы. Стреляли в основном из карабинов либо винтовок, автоматов нам не выдавали.
– Какой контингент набирался в запасной полк?
– В основном жители Казахстана моего возраста, но казахов было мало, а в основном русские и украинцы. Вы, наверное, знаете, что в Казахстане жило очень много русских и украинцев. Например, вместе со мной обучался Борис Петренко – его предки были выходцами из Украины, осевшими в Казахстане. Нас с ним вместе призвали, мы вместе обучались и дружили. Знаю, что после окончания полковой школы он тоже воевал в каком-то казачьем корпусе. Но после войны я Бориса не нашел, поэтому его судьба мне неизвестна.
– Что можете рассказать о взаимоотношениях между курсантами?
– Нормальные отношения, никаких проблем. Проблема была в другом – мы там голодали. Кормили плохо – какую-то кашу давали, но это же молодые организмы, растут. Нам этого питания не хватало, поэтому покупали булочки у торговок, а булочка стоила двадцать пять рублей, и то маленькая – много не накупишь. И, кроме того, нам давали большие физические нагрузки – я крепким стал после этих нагрузок, а до этого был такой хилый. До войны я спортом вообще не занимался, а потом взялся за это дело – стал заниматься штангой. Но это уже после войны, а во время войны была такая физическая нагрузка, что не до спорта.
В начале 1944 года, по-моему, в феврале, нас направили на фронт. К тому времени я окончил полковую школу и получил звание сержанта. Попал я в Херсонскую область командиром отделения в 40-й полк 10-й кавалерийской дивизии 4-го Гвардейского Кубанского казачьего корпуса. Мое отделение входило в состав второго эскадрона 40-го кавполка, эскадроном командовал старший лейтенант Митковец. Видимо, они все, эти кубанские, были украинского происхождения. Например, у командира дивизии тоже была украинская фамилия – Поприкайло. Корпус уже воевал до того, как я туда попал – сначала на Кубани, потом пошли по югу Украины, были в Крыму. А когда в корпус приехал я, то мы освобождали Херсонскую, Николаевскую области.
– Помните свой первый бой? Какие были впечатления?
– Первый раз я участвовал в бою в Николаевской области. Какие впечатления? Понимаете, я был еще мальчишка, поэтому, конечно, боялся. Сначала боялся, а потом привык. К тому же мы прошли хорошую школу в запасном полку, и нас научили воевать. Это был большой плюс, потому что по Украине действовали так называемые полевые военкоматы – это я видел своими глазами. Когда какое-то село освобождают, то забирают всех подлежащих мобилизации и отправляют на фронт – некоторые даже без оружия шли в бой. И многие из вот этих селян в первом же бою погибали. Они совсем не умели воевать, понимаете? А я все же прошел подготовку, поэтому мне было легче. В начале марта мы пошли в рейд – для этого сформировали конно-механизированную группу, которой командовал генерал-лейтенант Плиев Исса Александрович. Мы обычно как действовали? Танки прорывают оборону, и в тыл противнику вводят кавалерию. Конно-механизированная группа – это целое войсковое соединение, в которое входят танковые войска, кавалерия и обоз. Отходим дальше от линии фронта и начинаем воевать – атакуем коммуникации, тылы.
В этом рейде первая наша задача была взять поселок Новый Буг – это и стало моим, как говорится, «боевым крещением». А когда я только попал на фронт, меня назначили командиром отделения противотанковых ружей – шесть ПТР и двенадцать человек. И с самого начала до самого конца своей службы в 4-м кавкорпусе я командовал вот этими «противотанкистами». Расчет каждого ПТРа состоял из двух человек – наводчика и помощника. Возили ПТРы всегда на лошадях – тяжело было.
В общем, подошли к Новому Бугу, начался бой, наши наступают. А мы спешились, сняли ПТРы с лошадей, отдали лошадей коноводам и начали «работать». Вообще нашей основной целью всегда были танки, по пехоте мы из ПТРов не стреляли – это малоэффективно. Только по танкам (и то легким), изредка по машинам или пулеметным точкам. Если память мне не изменяет, в бою за Новый Буг немцы танки не использовали – мы зашли в глубь немецкой территории, а их танковые части, видимо, находились ближе к фронту. Поэтому ПТРы били по окнам домов – я командовал своим ружьем (то есть показывал выстрелами, куда нужно вести огонь), и как только появлялась цель, ПТРы отделения старались все вместе ее поразить. В общем, немцев мы из поселка выбили – насколько я помню, из моего отделения в бою никто не пострадал.
– Что происходило дальше? Куда двигался корпус?
– Вы понимаете, я никогда не ставил себе задачи запомнить, куда и когда я шел, в каких боях участвовал. Поэтому множества подробностей рассказать не могу, вы уж меня как-нибудь простите. Мы тогда двигались на Одессу, там в Одесской области есть такая станция Раздельная – и вот за нее был большой бой.
– Ветераны 4-го кавкорпуса рассказывают, что там имела место сабельная атака.
– Может быть. Но я такого не припоминаю. Понимаете, в чем дело, – если посадить одного автоматчика, он может расстрелять весь эскадрон. Поэтому я не вижу особого смысла в таких атаках. Может, где-то и было такое, но я не видел… Но гарнизон немцев мы тогда уничтожили полностью. Я помню, что стрелял по танкам, там у немцев были танки – ну, не «Тигры», конечно, а какие-то легкие.
– Что вообще ПТР может сделать против танка?
– Нет, ну легкий танк можно подбить. А против «Тигра», против «Пантеры» – конечно, ничего не сделаешь, нужна тяжелая артиллерия. Но в рейде у нас не было ни воздушной поддержки, ни артиллерии, в лучшем случае – «сорокапятки».
Так вот, в Раздельной мы подбили танк. Мы заняли немецкие окопы и стреляли, а танки шли на нас. Вообще, когда стреляешь по танку, то нужно найти момент, когда он обнажит свое днище, поднимется на каком-то пригорке – тогда и нужно стрелять. В общем, одному танку попали в днище сразу из трех ПТРов. Он загорелся, экипаж стал выскакивать наружу, и их всех перестреляли, но не мы, а соседние. Насчет этого танка я могу сказать уверенно, что мы его уничтожили. А в других боях мы по ним иногда стреляли, но я не знаю – попадали или нет.
После Раздельной мы пошли на Одессу, начали ее охватывать с запада и вышли к окраине города. Особых боев там не было – видимо, немцы сами решили уйти. 10 апреля Одессу освободили, и вскоре наш корпус отправили в Белоруссию, на 1-й Белорусский фронт. И там мы опять пошли в рейд, 25 июня 1944 года. Происходило это так: где-то между Слуцком и Барановичами танки прорвали оборону немцев, и в этот прорыв пошел наш кавалерийский корпус. Прошли довольно удачно, при этом потерь почти не было – основные потери начались потом, когда мы вели бои в окружении.
Продвигались мы на Слуцк, взяли несколько населенных пунктов – названий не помню. Там стояли какие-то гарнизоны (в основном полицаи) – мы их уничтожали. Обозы громили, тылы. Вообще переход был тяжелый – там же леса и болота в основном. А воевать вначале было легко. Но потом немцы подтянули какие-то крупные части, артиллерию, и мы попали в плотное окружение. Это произошло под Слуцком в начале июля, а перед этим мы еще успели освободить сам город.
– Почему произошло окружение, как вы считаете?
– Мне трудно сказать, я же не полководец. Я знаю, что вот эта наша рейдовая группа уперлась в оборону немцев, а потом немцы подтянули подкрепление и смогли как-то охватить нас с боков. И начались бои в окружении. Кругом немцы – окружили со всех сторон и начали нас истреблять. А отбиваться тяжело, потому что нет ни поддержки авиации, ни подкреплений. Досталось нам очень сильно… Потом дали приказ выходить из окружения, и каждому полку 10-й кавдивизии было приказано выбираться своими силами. 42-й полк шел отдельно, 36-й – отдельно, наш 40-й – тоже отдельно.