После завершения обучения я был прописан у брата в г. Запорожье, но наше колхозное начальство знало, где я определился после учебы, и пригласило меня назад в село. Когда я явился в колхоз, оказалось, что бухгалтер проворовался сильно в чем-то, его сняли, а пригласили, чтобы назначить «рахивныком», то есть счетоводом колхоза. 22 июня 1941 г.
было воскресенье, я был в кузне, проверял что-то. И тут нам прохожий мужчина, наш колхозник, сказал, что война началась, у него еще было такое радио, наушное. А у меня дома был приемник небольшой, я в кузне ничего не слышал, поэтому после такой информации побежал домой, а там уже с десяток людей собралось, все слушать хотят мое радио. Его было слабо слышно, антенн тогда еще не было, но я узнал о том, что началась война, прямо из речи Молотова, она как раз днем была, а вот Сталина речь недели через две я слушал. Запомнились мне тогда такие слова Молотова: «Немцы вероломно напали без объявления войны». В селе люди все зажурились, прямо сумно (то есть грустно) в хатах было, жалели все. Ведь у каждого был мужик, и их брали в армию, в первую очередь молодых, а чуть позже так вообще всех подряд до 50 лет начали мобилизовывать. Отца взяли уже после освобождения села, и он погиб на фронте. У меня тогда не было ни брони, ничего, но как руководство в колхозе держали председателя и меня, не мобилизовывали, так продолжалось где-то месяца три.
Уже в августе 1941 г. мы начали эвакуировать скот, два колхоза, «Украина» и «Калинина», соединились и назначили туда женщин погонщиками. Мы расписок не давали, сколько эвакуируем поголовья, назначили сопровождать зоотехника из соседнего колхоза, может быть, оттуда что-то и было, от нас только гонщики и доярки. Но далеко скот угнать не удалось, потому что его вернули немцы, догнали стада где-то в районе Донецкой области. Я в оккупацию не попал, потому мы с председателем выехали в соседний район Донецкой области с эвакоудостоверениями на лошадях, по дороге нас не бомбили, но немецкие самолеты мимо нас постоянно пролетали, на города, видимо, летели. В районе нас встретили, председателя сразу забрали в армию, а мы поехали дальше, причем эвакуировался не я один, конечно, а весь район. В итоге прибыли мы в Ростовскую область, в с. Преградное Молотовского района Ставропольского края в конце 1941 г. Сухпайка нам никакого с собой в дорогу не давали, я питался тем, что захватил из села. Потом люди по дороге давали еды, помогали тем, кто ничего не имел. В селе я встал на воинский учет, в январе 1942 г. призывают в армию, пришел в Молотовский военкомат, прошел медкомиссию, нога у меня болела, потому, наверное, по пути и не забрали, а тут сказали, что, мол, уже раненые и убитые есть, люди на фронте нужны, так что пойдете. И сразу призвали в Молотовске, при этом организовали митинг, военком и партийные руководители выступали на нем, дали призванным лошадей, каждому, в хозяйствах, видимо, мобилизовали, потому что лошади были неважные, конечно, скакуны. На митинге все выступающие говорили об одном: «Добровольцы уходят на фронт!» После собрания некоторые женщины с лошадей валили солдат, была неразбериха, лошадей побросали, ведь какое там уходили добровольно, так надо было говорить, что мы добровольцы, а ни заявлений не собирали, ничего. Но, конечно, с седел сбрасывали и прощались с молотовскими призывниками, а у меня-то никого не было. Мне, как и всем, присвоили звание «рядовой», хотя я и окончил 9 классов, но в школу не стали направлять, всех после митинга отправили на ст. Расшеватка Ставропольского края, 50 км мы проехали верхом. Там погрузили нас в вагоны, и попали мы в призывные лагеря, для обучения. Но нас там ничему не обучали, даже формы сразу у нас не было, дали ее примерно через месяц, а так нас везли поездами вокруг Москвы вроде к Ленинграду, но в бой мы вступили не сразу, а где-то месяца через два. Также выдали каждому винтовки, мы на лошадях, сабли дали. В итоге наша группа попала в 6-ю Гв. кавалерийскую дивизию (гвардейское звание было присвоено позже, когда я служил уже, в 1943 г.). В первый бой мы вступили в Смоленской области, под городком Красный, это небольшой населенный пункт был. Нас же поставили охранять склад с зерном, был дан приказ окопаться, а мы голодные, так один солдат побежал нарвать кормовой брюквы, она ведь была съедобная. Нарвал и к нам возвращался, и тут его обстреляли из артиллерии. Он прибежал в панике, но, главное, принес жратвы. А через день немцы начали бить по нашим позициям, мы начали отходить, оставили склад зерна, так его никто и не запалил. Может, кто его и палил, но мы ничего не делали. И отошли километров 50, а потом попали в окружение, потому что немцы переправились через реку, переправы разрушили и за Днепром окружили много наших войск, мы пытались все время выйти из котла, и в итоге нашей части удалось прорваться. Мы вышли на передовую, потери были, конечно, не могу точно сказать, какие они были, но что большие, то большие, потому что в окружении постоянно и обстрел, и бомбежка были.
После того как мы вырвались из окружения, нас сразу бросили на освобождение нескольких деревенек, и надо сказать, что тут мы немцев врасплох застали своим наступлением. Когда мы освобождали какую-то деревню под Москвой, как раз проходили мимо Ржева, там были сильные бои, и вот там человек 6 в лесочке мы зарубили на клинках, немцы были в панике, отступали. Мы наступали, хотя и не так сильно, для форса пустили конницу вперед. А потом немец опомнился и так нам врезал, что мы отступали в город Торжок Калининской области, даже сдали Калинин, хотя это была и не наша часть, но в итоге весь фронт откатился от города. Бои были тяжелые, мы отступали все время, хотя и держались за каждый метр. Мы в обороне от пехоты не сильно отличались, потому как сидели в основном в окопах и отстреливались, а коней сдавали в тыловые части, там были специальные коноводы, они держали лошадей. У меня была первое время винтовка, потом выдали карабин, он удобнее, меньше и вообще легче, затем мы получили автоматы. Танков немецких я не видел там, немцы нас и без них хорошо давили, но мы смогли удержаться на позициях за городом, рядом с каналом. Только потом, когда под Москвой немца окончательно отбросили, мы начали наступать, постепенно освобождали Калининскую область, в том числе г. Торжок, так что пришлось оставлять город, потом снова брать. Наших танков тоже не было, и не видели их, мы в конном строю наступали, если в оборону надо вставать, то нас сразу спешивали. Наступать было очень трудно, мы шли рядом с г. Торжком, немцы сильно оборонялись и не отходили, у них в основном были минометы и автоматическое оружие. Мы же атаковали по старинке, кавалерией. Население нас встречало так: поховались (то есть попрятались) все, скрывались и так встречали. Может быть, начальство встречали по-другому, но к рядовым не сильно выходили, а больше по схронам и окопам сидели. После освобождения города нашу часть перебросили на новосозданный Степной фронт под командованием Конева. Мы стояли в резерве за Курской дугой, и как раз в июле там начались сильнейшие танковые бои, а нас держали как резерв на случай прорыва немцев. После Курской битвы наш 3-й Гвардейский кавкорпус освободил Харьков, правда, я города не видел, потому что мы наступали западнее, после чего нас перевели на Северо-Западный фронт.
Здесь мы повели успешное наступление, подошли в итоге к г. Дно, ближе к Прибалтике. Где-то сбоку от нас был Волховский фронт, но мы в нем не состояли. Здесь нас уже берегли, мы атаковали стороной от больших населенных пунктов, кавалерию пускать стали только тогда, когда немцы явно отступали. Оттуда нас перевели в 1-й Прибалтийский фронт, тогда мы и не знали, что готовится операция «Багратион» и мы должны принять в ней участие. Кстати, освобождение Белоруссии еще не было начато, а в Витебской области был такой город Городок, располагался на дороге между Витебском и Полоцком. И вот весной 1944 г. нас с одного участка фронта на другой перевели, напротив Городка, мы должны были прорываться в партизанские районы. Мы рванулись вперед, прорвались, но дальше немцы засели крепко, наша часть большая, немцы позади нас отступили через Днепр, река там как раз начинается и неширокая, но они переправу спалили. Поэтому мы в партизанских районах 27 дней провели, первое время немцев мы и не видели, сами голодные, лошади корм поели, дохли, тяжело стало, тут начались атаки постоянные, мы отстреливаемся. Тяжело было потому, что много нас обстреливали, причем немецкие самолеты нас не сильно трогали, а вот артиллерия часто била по нашим позициям. И голод начался, так на полях картошку плохо выбрали люди, она померзла, вот мы ее собирали и ели, конина тоже в дело пошла. А ведь поначалу все было отлично, первые партизаны встретили нас, сами без формы, но очень сильно радовались, были все приветливые такие, что мы пришли наконец-то. Но в итоге мы остались одни, когда заняли оборону за болотами, куда вывели партизан, не знаю, но их уже не было с нами. Вскоре немцев уже другие наши части окружили, а мы все сидим в окружении, немцы по ночам листовки бросали, и я читал, хоть нам строго-настрого запрещали, там было написано: «Мы в кольце и вы в кольце. Что будет в конце?» В итоге все-таки прорвались мы, и сразу перед нами поставили задачу перерезать шоссейную и железную дороги Витебск – Полоцк. Одни наши части наступали с юга, а мы с севера, Городок быстро взяли, тут было много разных наших частей, кстати, отец жены шел рядом со мной в 100 км, и он погиб там, они брали Городок с запада, его убило и похоронили прямо в городе, он был райцентром. Что уж говорить, немцы там сопротивлялись очень сильно. Но все же к тому времени верх на войне за нами был, когда немцев окружили в Витебске, то там попало в кольцо несколько дивизий, и нам пришлось ехать мимо кладбища техники, где они машину на машину пускали, взрывали пушки и тягачи взрывали, чтобы они нам не достались. За участие в этих боях нашей дивизии присвоили наименование Витебская, после мы наступали на северную сторону Белоруссии, освобождали г. Лиду. И там мы загуляли, потому что оказался в Лиде винзавод, самолеты за городом поднимались и улетали, а мы вино пили. Грешили сильно, пока офицеры не начали бочки расстреливать, а нас бросили на передовую. Брали другие города, освобождали Гро