Затем студент продолжил:
— Профессор, существует ли тьма?
— Конечно, существует, и вы это знаете сами. — ответил профессор.
Студент возразил:
— И здесь вы, прошу прощения, не правы: тьмы также нет в природе. Тьма, в действительности — есть полное отсутствие света. Мы можем изучать свет, но не тьму. Мы можем использовать призму Ньютона для того, чтобы разложить свет на его составляющие и измерить длину каждой волны. Но тьму нельзя измерить. Луч света может осветить тьму. К тому же без света ничего живого не существовало бы. Кстати, вы, профессор, этому нас и учили: белый цвет состоит из семи цветов радуги, но даже малой составляющей чёрного цвета там нет. Но как можно определить уровень темноты? Мы измеряем лишь количество света, не так ли? Тьма — это слово, которое лишь описывает состояние, когда нет света, и ничем эта тьма не измеряется.
Студент был настроен по-боевому и никак не желал уняться:
— Скажите, пожалуйста, так существует ли зло, о котором вы говорили?
Профессор, уже неуверенно, ответил:
— Конечно, я же объяснил это, если вы, молодой человек, внимательно меня слушали. Мы видим зло каждый день. Оно проявляется в жестокости человека к человеку, во множестве преступлений, совершаемых повсеместно, в великих и малых войнах. Так что зло все-таки существует.
На это студент вновь возразил:
— И зла тоже нет, точнее, оно не существует само по себе. Зло есть лишь отсутствие Бога, подобно тому, как тьма и холод — отсутствие света и тепла. Это — всего лишь слово, используемое человеком, чтобы описать отсутствие Бога. Не Бог создал зло. Зло — это результат того, что случается с человеком, в сердце которого нет Бога. Это как холод, наступающий при отсутствии тепла, или тьма — при отсутствии света. Бог, причём, всегда наказывает зло.
Профессор замолчал и сел на свое место… Вот такая история, мужики…
— А ты, Герасимыч, действительно в воскресно-приходской учился!? — Влад так увлёкся очаровательным рассказом, что даже забыл про свой тесак, глаза округлились.
— Да вы что, мужики, я ж простой парень, — Герасимыч прищурился, — в обычной советской школе учился, потом в училище…
— А откуда ты все эти вешши знаешь?
— Дык ить умные книги читать надо, мужики. Имя у студента было Альберт Эйнштейн. По молодости это с ним случилось, а он тоже Библию частенько почитывал, другие книги. Чего и вам рекомендую. Может, поумнеете.
— А будет такое время, когда зла на земле не станет?
— Конечно. Даже не сомневайтесь.
— И когда же?
— Когда все до последнего уверуют в Христа!..
Бог наказывает зло.
Рассказывали: был один офицер, который всегда был против того, чтобы добивать раненых. Было у него два друга, которые после горячего боя, ослеплённые чувством мести и ненавистью, имели привычку жестоко добивать раненых бандитов. Он всегда им говорил: зачем вы это делаете? Ведь это не по-Божески, Бог вас накажет за беспричинную жестокость, сами же потом жалеть об этом будете. Нельзя на раненых руки поднимать, они же не могут защищаться, а вы не имеете права судить.
И действительно, по прошествии некоторого времени, даже и года не прошло, осознавая своей совестью и всей своей душой, что они совершили преступление против Бога, они попросту сошли с ума. Никто из людей их не осудил и не наказал: это война, война — зло. Вроде бы и правильно — зло необходимо наказывать, но всему должна быть мера.
Был ещё случай — с человеком с другой стороны — полевым командиром. Похваляясь перед своими собратьями, показывая свою доблесть, перед видеокамерой отрезал головы пленным солдатам, после чего закапывал их. Прошло какое-то время, горячка прошла, и в его в жизни стали наблюдаться тяжёлые проблемы: без видимой причины умерла мать, затем внезапно тяжело заболела и умерла жена, за ней последовали дети. Человек всё-таки осознал, что его наказывает Бог за то зло, которое он совершил, начались душевные муки. Но что-то исправить уже было поздно, и для того, чтобы окончательно не сойти с ума, стал откапывать тела этих солдат и передавать российским властям. Выяснилось, что он хорошо помнит каждый случай, и даже каждое место… От себя не уйти.
Чудеса в решете
Не знаешь, кто кинул камень, кто грушу.
Про интересные случаи можно рассказывать долго и нудно, можно, но не нужно. Ограничимся малым.
…Степь. Ночь. Блокпост. Страшно…
Однажды Рома и Сергеич оказались в одной смене. Сергеич внутри блока при радиостанции, Рома — на одном из периметров. Сергеич уже стал клевать носом, как вдруг по вертушке раздался звонок:
— Сергеич, передай таки в штаб, на северо-западе, где-то в двадцати километрах, наблюдаю три… не-ет! Четыре… не-ет… пять энлэо! — голос у Ромы возбуждённый, даже кажется, несколько испуганный.
— Ты это про чшто? — Старшина спросонья ничего не может понять, — тревога, что-ли!?
— Передай, говорю — «наблюдаем восемь неопознанных летающих объекта!»
Дежурный по связи начинает лихорадочно перебирать шифровальные бумажки. Такого кода нигде не находит, и окончательно просыпается. Пробудившись, хватает автомат и бежит к Роме:
— Ты про чшто это? По-русски скажи! — но определив направление взгляда застывшего соляным столбом постового, действительно обнаруживает на горизонте шары НЛО! — ого!
Висят себе, светятся, и не двигаются. Вдруг один из объектов прекратил свечение, неподалёку возник другой:
— Видал, видал!? Переместился!
— Резко-то как! Ты заметил?
Сергеич для верности вооружает глаз биноклем и убеждается, что это не обман зрения:
— Однако надо передать!
— Надо бы…
Связист бегом возвращается к рации, шуршит бумажками и сообщает, куда следует, о необычном явлении в степи:
— «Вышка» (наблюдаю), «девять-двенадцать» (северо-запад), «два-ноль косых» (два км), «восемь» (восемь), неопознанный летающий объект!
Динамик выдаёт до обиды лаконичный и равнодушный ответ: — «Понял». — Наверняка динамик ничего не понял, потому, как голос шибко сонный был.
А Сергеич даже запись в журнале сделал, и время поставил — для Истории.
Опять стоят, любуются свидетельством непознанного:
— Слышь, Антоху подыми, пусть посмотрит, интересно же.
…А мне в это время сон снится, будто я, с супругой своей, Элеонорой Поликарповной… Ну, неважно. Главное — вовремя подняли, как раз до нужника приспичило. Ну и возвращаюсь я так равнодушно, вполне облегчённый, и уже мимо них прошмыгнуть пытаюсь, но старшина притормаживает: любит он притормаживать:
— Глянь, Антоха, — пальцем тычет, — висят!
Посмотрел, зевнул:
— Висят, — соглашаюсь, — спать хочу, мужики…
— Так НЛО же!
— Бесово отродье… Где!? — еще раз глянул, уже более внимательно, — так это ж — мины.
— Какие мины?
— Из миномёта которые, осветительные которые, на парашютиках которые… Вы что, на мне, издеваетесь?
За спиной слышу:
— Сергеич, тебе заняться больше нечем?..
— Товарышч майор, — спрашивает Сергеич у командира, — разрешите, мы с Антохой на озеро сходим, уточшку стрельнем?
Шеф, даже не глядя в нашу сторону, коротко бросил:
— Сходите. — по виду непонятно, врубился он в вопрос или нет: как в гипнотическом трансе наблюдает за поплавком.
Рядом, в нирване, его зам, и тоже с удочкой. По речке проплыла черепаха, но рыбаки и глазом не ведут.
Проходя мимо УАЗа, ёмко инструктируем Рому с водителем:
— Вы это, братцы, не отвлекайтесь, берегите командиров.
— А сами то, куда?
— На озеро, здесь, рядом.
— А где здесь озеро, — спрашивает местный водитель, — рисовый чек озером называете?
— Где утка, и умников рядом нет, там и озеро!
В степи леса не имеется, но на противоположном берегу виден кустарник, на фоне кустарника — гуси! Огромная стая непуганых, вероятнее всего, диких гусей!
— Сергеич, ты левых бери, я — правых, — низко пригнувшись, осторожно, чтоб не спугнуть, приближаемся поближе к воде, — …ты — левых, я — правых…
— А вдруг домашшние?
— Да откуда здесь домашние?
— Вот ни хрена себе, дома бы так близко не подпустили!
Неожиданно, впереди, метрах в пяти от нас по бережку прошлась полоса фонтанчиков, до слуха дошла автоматная очередь. Стая с шумом поднялась, поверхность воды покрылась рябью.
— Что это было? — оба лежим в канаве-арыке, — откуда?
Ответ не понадобился, — из кустов видны яркие вспышки, но фонтанчиков не видать: видать пули поверху пошли.
В ответ стали методично, короткими очередями, обрабатывать кустарник. Не знаю, сколько времени на это ушло, но шуму прибавилось, — это командиры с бойцами на огонёк подоспели: стали густо поливать в сторону направления наших выстрелов.
Некоторое время все лежали, молча, в тишине.
— А что, собственно, случилось? — спрашивает кто-то из прибывших.
— Стреляли…
— Кто, с какой стороны?
— Да вон с тех кустов.
Лежать надоело. Двое остались на месте, две пары пошли в обход, преследуя цель убедиться в уничтожении невидимого врага. На маневр ушло минут тридцать-сорок: это только в кино всё быстро происходит. На всякий случай обработали кустарник с флангов и с тылу. Так как ответа не последовало, решили войти.
Никаких следов! Вернее след, сорок второго размера, и пара десятков гильз имеют место быть, — а самого супостата — нет…
Ночь, звёзды, тишина…
— Слушай, Рома, у меня такое чувство, будто за нами кто-то наблюдает…
— Пошли, в окопе покурим.
Хоть и не курил я в то время, составляю Роману компанию:
— Да, и впрямь, что-то ножки устали, — прыгаем в окоп.
Рома, сидя на ящике, пригнувшись, курит. Облокотившись локтями об бруствер, осматриваю окрестности в прибор ночного видения. До смены поста ещё около часа.
— Смотри, Антох, звёзды какие ясные, — на Рому накатила волна романтики, — прям таки скопления, не то что у нас дома… — я внутренне поёжился, как правило, такое перед смертью говорят, — красиво то как… ты на кошару глянь.