– Это преступление против законов.
– Местный люд не увидит в этом поступке ничего страшного. Сильный всегда забирает у слабого. Каждый хочет сделаться сильным, чтобы забирать себе, что принадлежит многим слабым. Они вовсе не хотят, чтобы сильные стали слабыми. И еще одно – они привыкли подчиняться только своим.
– Но ты же родился в этих горах.
Валериан поморщился и отгородился ладонями.
– Меня они слушают, пока я начальник над ханами. Но уже в Нухе, в Шемахе мне приходится ставить русских начальников: чиновников, офицеров. А пришлые люди не понимают земли, в которой живут. Теперь то же самое станет и с Карабахом.
– Ты заставишь хана уйти?
– Я сделаю то, что приказано.
– Он подарил нам имение в Чинахчи.
– Он отдал то, что и так мне принадлежало по праву. Я сейчас первый в роде Шахназаровых, и селение с замком принадлежит мне.
– Ты пошлешь к нему солдат и казаков?
Валериан потупился.
– Мне придется идти самому. Я послежу, чтобы ни ему, не его женам не причинили вреда.
– Наверное, есть много способов объяснить человеку, что ему следует делать.
Валериан встретился глазами с Софьей и медленно растянул губы в улыбку.
– Я понял тебя. Я подумаю. Я, кажется, даже нашел уже способ…
Он замолчал и вдруг с силой впечатал кулак правой руки в раскрытую ладонь левой. Хлесткий отзвук шлепка заметался меж стен и взлетел к потолку.
– Но ни одного разбойника я здесь больше не потерплю. Моя земля действительно станет садом.
Софья отбросила покрывало, сложилась изящно и улеглась щекой на твердое бедро мужа.
– Ты – Тесей, – пробормотала она, ощупывая пальцами пояс шелкового халата Мадатова.
– Что такое? – спросил Валериан вполголоса, снисходительно наблюдая, как жена теребит тугой узел, ловко управляясь с кистями.
– Был такой герой в древности. Не слишком далеко отсюда – у греков. Разбойники поставили свои укрепления у проезжей дороги, грабили путников, мучили, убивали. Тесей прошел по всему Коринфскому перешейку с мечом и палицей в руках и сделал путь безопасным.
– И он отпускал бандитов под честное слово? – спросил Валериан, наклоняясь к жене.
– Нет, – ответила она коротко, потому что уже управилась с поясом и руки ее скользнули под полы халата…
По средам Мадатовы принимали. Когда они месяца три назад поднялись из Чинахчи в город, Валериан предложил жене устраивать званые вечера, как, он это знал, делали знатные семьи в столице. Софья еще была слаба, но с радостью схватилась за предложение: ей и самой хотелось чем-нибудь занять себя, и отчасти стать помощницей мужу. Общество в Шуше было самое примитивное, но все-таки собирались в доме люди, заполняли большую залу, пили вино и пунш, танцевали, играли в карты, беседовали, рассказывали хозяйке о простой человеческой жизни, что клубилась в соседних улицах, отдаленных селениях. Больше всего Софья Александровна хотела бы видеть в своем доме Новицкого, выловить в толпе тонкую, сутуловатую фигуру, услышать глуховатый, чуть пришепетывающий голос; обменяться суждениями о недавно прочитанных книгах, пофлиртовать, пофехтовать колкостями. Но тот, увы, пропал с того самого утра, когда тайно выехал из потайной калитки старого замка. Поднялся в горы со своим казаком да затерялся, не спустился назад в Кахетию, не прорвался вперед к Сулаку, как собирался. Беспокоилась не только она одна – князь, как случайно удалось ей узнать, осведомлялся в Тифлисе, но ответ был обескураживающий: не появлялся ни в одной из крепостей Терской линии.
– Не пропадет, – твердо уверил Софью Мадатов, когда она посетовала на молчание Новицкого. – Ты неправильно думаешь, что он слабый. В рукопашной, один на один, Новицкий, может быть, и не много стоит. Но если надо держаться, я лучше его поставлю. Зубами вопьется, но ни на шаг не отступит…
Где-то, стало быть, Сергей Александрович держался, пробивался в снегах, облаках, цеплялся за скалы, коротал морозные ночи, дожидаясь не слишком теплого утра, а в доме Мадатовых собирались другие люди. Приходил пристав Непейцын, ражий, дюжий штабс-капитан в отставке; от его голоса едва ли не прыгала на полках посуда, и ни одну служанку он не мог пропустить, чтобы не облапить, не шлепнуть. Софья Александровна делала ему замечания, но пристав только похохатывал снисходительно, и видно было, что человек искренне не может взять в толк, как кому-то может быть неприятно то, что ему доставляет хотя бы толику удовольствия.
Появлялся купец Курганов, Иван Христофорович; маленький, кругленький человек, у которого постоянно потели ладони, и перед тем как подойти к ручке княгини, он вытирал их, как ему казалось, совсем незаметно, проводя руками по бокам длинного архалука, и все равно позволял себе дотронуться одними лишь пальцами, и красные жирные губы останавливал на волосок от кожи.
Приходил советник хана Мирза Адигезаль-бек. Властитель одного из татарских племен, он служил достаточно долго русским. Начинал переводчиком у статского советника Ковалевского, посланного в Тифлис еще императором Павлом. Затем выполнял секретные поручения генерала Лисаневича [52], после несколько лет помогал разбираться с делами Ермолову, а недавно направлен был из Тифлиса в Шушу. К пятидесяти годам он как восточный человек чрезмерно отяжелел, но еще мог подняться в седло без посторонней помощи и удерживаться в нем часов по восемь, по десять кряду. Он хорошо говорил по-русски, путая лишь иногда окончания мужского и женского рода. Его черные выпуклые глаза были постоянно полуприкрыты, но когда он поднимал веки, лицо принимало вид откровенной, будто бы детской хитрости, к которой подмешивалась далеко запрятанная жестокость.
Эти люди и уселись за ломберный стол в доме Мадатовых в среду, через пять дней после того, как князь встретил и уничтожил банду грабителей, прорвавшихся в Карабах. Четвертым в компании оказался Джафар-ага, родственник хана. Он считался официальным наследником Мехти Кули, но уже заждался своей очереди править. Недавно Джафару минуло сорок, а между тем дядя его выглядел бодро и вовсе не собирался уступать свою власть. Наследник нервничал и торопился, о чем, безусловно, было известно хану. Да еще между ними, как говорили, была давняя кровь, пролитая хотя и русскими, но не без участия совсем юного тогда еще Джафар-аги.
Почти два десятка лет назад Ибрагим-хан, тот самый, что отстоял Шушу во время первого нашествия Ага-Мохаммеда, задумал переметнуться к персам. Россия воевала с Ираном, те наступали, и хан был уверен, что пришельцы с севера вот-вот отступят из Карабаха. Чтобы они не захватили его с собой, хан задумал покинуть Шушу, а потом вернуться в город с войсками Аббас-мирзы. Об этом плане и уведомил Лисаневича юный Джафар. Ибрагим-хан погиб в стычке, но ханом сделался его старший сын, а вовсе не внучатый племянник. Мехти Кули знал о доносе Джафара, но терпел предателя рядом, опасаясь гнева русских и тяжести непонятного их закона. А те еще вдобавок приставили к нему Адигезаль-бека, служившего Лисаневичу как раз в год гибели Ибрагима. Хан понял, что ему готовят ловушку.
Валериан бродил по зале. Он так и не приучился к картам. Для азартной игры ему не доставало слепой веры в удачу, для коммерческой – привычки скрупулезно рассчитывать сложные комбинации. Иногда он садился за стол, если нужно было составить компанию, играл, проигрывал, расплачивался с легким сердцем, искренне недоумевая, как способен тот же Карганов помнить наизусть всю колоду – и те карты, что вышли, и те, что оставались еще в игре; купец, кажется, доподлинно знал даже комбинации на руках у каждого игрока, хотя никто не подозревал его в нечестных приемах. Ну, усмехался Валериан про себя, наверное, также он вел свои купеческие дела, не доверяя приказчикам, твердо зная, сколько штук китайского шелка хранится на его складе.
А Софья играла с удовольствием и успехом. Сейчас она на глазах у Валериана освободилась от скучной собеседницы, жены одного из чиновников, дамы, высохшей под карабахским солнцем почти до костей; подошла к столу, поговорила с играющими, и тут же юркий Иван Христофорович вскочил, освобождая ей место. Валериан подозвал слугу, объяснил, какого вина еще принести гостям, тем, кому Аллах еще не успел запретить невинное удовольствие, а после, обернувшись, увидел Карганова, что смиренно дожидался, пока князь разрешит к нему обратиться.
– Проигрались, Карганов?
– Что вы, ваше сиятельство, разве бы я посмел княгиню приглашать на такое место? Пока все хорошо, и Софья Александровна тоже игрок не из худших. Ну а если фортуна повернется вдруг к нам, как говорится, спиной, то уж как-нибудь расплатимся за удовольствие.
Валериан как бы нехотя, с ленцой направился к окну, выходившему в сад и распахнутому настежь. Кивком показал Карганову двигаться следом.
– Вы недавно из Шемахи. Какие новости привезли?
– Все спокойно, ваше сиятельство. Мустафа по-прежнему в Персии. Камбай-бек сторожит его у Аракса.
Камбай-бек, отважный и умный воин, вел ширванские сотни, когда отряд Мадатова шел на Кази-Кумух.
– А здесь, в Шуше, кажется, неспокойно.
– Что такое?
– Люди недовольны нынешним ханом. Говорят – он только кутит да распутничает. Тратит силы на охоту да женщин. Злые языки утверждают, что он проводит больше времени на тахте, чем в диване [53].
– Кто говорит?
– Я слышал подобное сам от Джафар-аги.
Валериан, до сих пор глядевший на ночной сад, обернулся к Карганову. Лицо купца изображало совершеннейшую почтительность и внимание.
– Кто еще это слышал?
– Адигезаль-бек, господин пристав… Да многие слышали. Джафар-бек неосторожен и пылок.
– Плохо, когда наследник произносит такие слова прилюдно.
– Он еще слишком молод. Но многие в городе втайне хотели бы видеть Джафара в ханском дворце.
– Дворец разрушен.
– И это ставят в вину Мехти Кули-хану. Люди надеются, что новый энергичный правитель сумеет восстановить его былое величие.