– Пли…
Новицкий потянул крючок и, только лишь ощутил мягкий толчок приклада, немедленно откатился в сторону и потянулся к газырям за зарядом.
Ударила над головой винтовка Семена, а немного погодя они услышали и Мухетдина. Теперь уже Семен прогонял по дульным нарезам пулю, а Новицкий караулил врага. Абдул-бек не ответил на выстрелы, он не мог позволить себе тратить заряды впустую, а потом отвлекаться на заряжание.
Дважды они повторили тот же маневр, и Темиру уже оставалось расстояние в два прыжка, чтобы перекатиться из последнего укрытия за скалу, а там уже он мог, взбежав на уступ, выцеливать беззащитного разбойника, словно волка из засидки на дереве.
– Ну, остался еще раз, Александрыч. Готовься… целься… пли!..
Опять с небольшими интервалами треснули три винтовочных выстрела, и снова наступило затишье. Осаждавшие заряжали оружие и выжидали. Абдул-бек готовился к решительной схватке. Он понимал намерения врагов, но знал, что бессилен им помешать. Выскакивать же на открытое место, под пули таких стрелков, как Мухетдин и Атарщиков, представлялось совершенно бессмысленным. Он выложил оба пистолета перед собой, а винтовку направил вверх, надеясь, что пуля невидимого снизу стрелка не поразит его сразу и он еще успеет ответить, целясь хотя бы по звуку. «Каждый должен когда-нибудь умереть, – подумал он равнодушно. – Так чем же эта смерть хуже других?..»
– Смотри, – Атарщиков тронул плечо Сергея. – Темир! Уже наверху!
Юноша бежал с винтовкой наперевес, на ходу выбирая место, откуда вернее можно было выцелить укрывшегося белада. Но, только лишь он остановился, готовясь упасть ничком и подползти к краю, как неожиданно стукнул выстрел. Пуля пришла сверху, ударила Темира в спину, парень сунулся вперед и полетел головой вниз.
Черная фигура побежала от гребня, спускаясь огромными скачками, зигзагами. Мухетдин вскочил, выцеливая убийцу второго брата. Такую мишень уже не упустил Абдул-бек. Мухетдин завертелся, выронил винтовку и рухнул. Но и Атарщиков не промазал: неизвестный в черном отлетел к скале, упал на колени, а потом покатился по склону. Абдул-бек с пистолетом в руке выскочил, обхватил раненого и затащил в укрытие. Новицкий успел выстрелить, но промахнулся.
Несколько минут протекли в молчании. Абдул-бек рвал рубаху, пытаясь заткнуть рану в груди Дауда, так вовремя прибежавшего на помощь беладу. Семен с Новицким переживали неожиданный удар, обрушившийся на них почти накануне победы.
И тут начал кричать Темир. Пуля не убила его, падение тоже оставило в живых, но, ударившись о землю, парень поломался так сильно, что никакое воспитание не могло побороть страшную боль. Мухетдин же лежал неподвижно и был, видимо, мертв. Солнце палило нещадно, и три коршуна уже закладывали круги на фоне выцветшего от жары неба. «Так всегда в этих горах, – подумал Новицкий. – Ночью замерзаешь, днем плавишься. Только крайности. Ровной середины нет и никогда, наверно, не будет».
– Абдул-бек! Ой-е, Абдул-бек! – крикнул Атарщиков.
– Ой-е! Что тебе нужно?! – отозвался белад.
– Твою жизнь! – рявкнул Новицкий, исходя слепой ненавистью.
– Я дарю ее тебе с радостью, – долетел насмешливый голос. – Подойди и возьми!
Атарщиков посмотрел на Сергея с укором.
– Я хочу забрать раненого, – крикнул казак. – Он еще совсем молод и не должен так мучиться.
– Если он достаточно взрослый, чтобы убить, может и умереть. Но, наверно, ты прав. Забери своего раненого, а я пока что займусь своим, и отдохнем от убийства.
Дауд сидел, привалившись к камню, тяжело дышал, уставившись в землю. Струйка крови вытекала из безгубого рта, стекала в дыру, где давно, до сражения под Левашами, была нижняя челюсть. При каждом выдохе кровь закипала пузырьками, и Абдул-бек понял, что его любимый нукер умирает.
– Что будешь делать? – спросил Дауд.
Слова его были невнятны, но бек понял сказанное.
– Подожду, – ответил он безразлично. – Потом попробую их убить.
«Подожду, пока ты умрешь», – понял Дауд.
– Не надо ждать. Пусть гяур подойдет. Я выстрелю, ты ускачешь.
– Я дал ему слово, – возразил бек, не слишком уверенно.
– Ты дал, не я. И помнишь, что говорил молла: Аллах не слышит клятвы, данной перед неверными.
– Хорошо, – ответил белад и потянулся к ружью Дауда.
Атарщиков с винтовкой в руке, косясь на валуны, за которыми прятался Абдул-бек, пошел к Темиру, обходя врагов как можно дальше. Парень уже ослабел, впал в забытье и только стонал отчаянно. Одна нога его изогнулась под углом совершенно немыслимым. Последние шаги Семен пробежал, но только нагнулся к раненому, как Дауд выстрелил. Глаза его уже видели плохо, нечетко, и пуля пошла ниже, ударив казака в мякоть бедра. Он упал, но перекатился, перехватывая винтовку удобнее. Ошеломленный Новицкий увидел, как из порохового дыма вымахнул всадник и понесся вдоль склона, уходя за скалу. Бек понял, что Атарщиков жив, и не хотел подставляться под его пулю. Новицкий вскрикнул и пустился бежать.
– Вниз! – заревел Семен, корчась и зажимая рану. – Вниз! Там наши лошади! Вниз скачи, скалы его отожмут от гребня!
Новицкий бежал по склону, прыгая через камни, а вслед ему летел мощный голос казака, пытавшегося перекричать боль:
– Убей его, Александрыч! Убей мерзавца! Убей!..
В самом деле, дальше под самым гребнем стояли мощные ряды скальных выходов, и подняться наверх конному не было возможности. Склон же, по которому скакал Новицкий, выполаживался к речной долине. Река, помнил Сергей, вытекала из горного озера, лежавшего синим зеркалом под перевалом. Если бы абрек решил уходить вверх, он был бы хорошо заметен в безлесной местности – черный всадник на белой лошади. Но сколько Сергей ни обшаривал глазами местность, ничего не двигалось, никто не скакал ни в каком направлении.
«Да и вряд ли Абдул-бек станет спасаться бегством от такого противника, как я, – подумал Сергей. – Скорей всего, он свернул и спрятался за какой-нибудь складкой, неровностью. Уложил коня и выцеливает неразумного русского». Мелькнула мысль – вернуться, но тут же пропала. Слишком много людей погибло из-за знакомства с ним, Новицким, чтобы он еще трусил и прятался. Он положил винтовку поперек седла и поехал шагом, напрягая зрение и слух.
Он спустился со склона и поехал параллельно руслу реки, направляясь вверх по течению. С его стороны тянулась широкая галечная отмель, правый же берег поднимался гораздо круче, и там тянулись редкие холмики, за которыми знающий человек вполне мог ожидать засаду. «Ты кожей должен чувствовать человека, который тебя выцеливает», – вспомнил Новицкий слова Зейнаб, и воспоминание укололо сердце, будто кинжалом. И вдруг он почувствовал, что левую щеку будто бы обожгло, словно свечкой или же серником. Не рассуждая, он наклонился к гриве лошади, и тут же услышал, как свистнула пуля над головой. Облачко дыма над грядой показало ему, где притаился враг. Сергей тут же направил лошадь в реку, чтобы не дать противнику времени перезарядить винтовку. Но и бек, понимая маневр врага, выскочил из-за укрытия и быстро помчался ему навстречу. Он то и дело заставлял Белого поворачивать, в одну сторону, в другую, свешивался то на левый бок, то на правый. Новицкий остановил лошадь еще на отмели и, приложившись, ловил мушкой ловкого абрека, который, казалось, двоился в прицеле. Когда же Белый остановился на миг, Сергей потянул спуск, курок сухо щелкнул – осечка. Новицкий схватился за шашку, и тут бек пустил коня вскачь. Стволом ружья он отразил удар Новицкого, а прикладом выбил противника из седла. Сергей покатился на гальку. Дыхание перехватило, и последнее, что он увидел: огромное копыто своей же лошади, закрывшее от него весь дневной свет, весь мир.
Очнувшись, он понял, что полулежит, прислонившись спиной к валуну. Напротив, на таком же камне, сидел Абдул-бек, поигрывая плетью.
– Очнулся, русский? – спросил он, заметив, как поднялись веки Новицкого.
Сергей не стал отвечать. Он разглядывал ногу бека: ступня прижималась к камню как раз на линии, до которой поднималась вода. Сверху камень был серого цвета, снизу темного и казался влажным; также, подумал Новицкий, разделяются, наверное, жизнь со смертью.
– Ты меня слышишь, русский? – повторил белад.
Новицкий посмотрел за его спину, где по колено в воде ходили две лошади: белая и гнедая. Подумал и поднял взгляд.
– Почему ты меня не убил?
– Успел бы зарядить снова винтовку, убил бы. А когда ты осекся, подумал – зачем торопиться?
Он помолчал, а Новицкий скосил глаза на свой пояс. Ножны кинжала были пусты.
– Не торопись, – усмехнулся бек, заметив его движение. – Человек живет только однажды. И умирает всего один раз. Но одни легко, другие же очень трудно. Я знаю – ты храбрый. Ты хотел бы быструю смерть – пулю, кинжал или шашку. Но я решил, что ты будешь умирать долго.
Иных слов Новицкий не ждал. Но отчего-то уже не испытал того животного ужаса, что охватил его при первом разговоре с беладом. Только усталость чувствовал он, только пустоту внутри когда-то живого тела. Абдул-бек поднял с гальки кинжал, тот самый, что когда-то подарил Сергею Атарщиков, и подошел к Новицкому. Тот смотрел на приближающегося белада с безразличием, удивлявшим его самого. «Боюсь ли я боли? – спросил он себя и ответил решительно: – Больше я уже ничего не боюсь. Ни боли, ни смерти, ни даже этого рябого убийцу… Я не смог защитить друзей, я не сумел даже отомстить за их гибель. Что же мне до того, что случиться теперь с моим телом…» Новицкий поднял глаза к небу, скользнул взглядом по темному диску солнца, которому было решительно все равно, что творили внизу несчастные люди. И вдруг словно услышал сверху тихий голос Зейнаб.
– Добыча набега станет добычей набега, – повторил он слова любимой.
Губы его едва шевелились, но Абдул-бек, кажется, услышал его и понял. Он перехватил рукоять кинжала, так, чтобы уместились обе кисти, размахнулся, подняв оружие выше папахи, и, припав на колено, опустил с силой. Отточенное лезвие вошло между раскинутых ног Новицкого, едва не разрезав ему промежность; мелкие камешки, брызнув в стороны, посекли щеку. Оставив кинжал, бек тут же вскочил на ноги.