Вечером 16 апреля 1846 года Голицын, Анзоров и несколько других офицеров беззаботно играли в здании управления центра Кавказской линии. Сослуживцы шутили, все шло как обычно. После очередной партии Анзоров, сославшись на усталость, покинул веселую компанию, но поехал кабардинец не отдыхать, а встречать Шамиля и его мюридов, подходивших к Кабарде.
После Дарго Шамиль решил, что настал момент вовлечь в священную войну весь Северный Кавказ. Имам знал, что западные адыги сражаются с Российской империей на Кубани и в Причерноморье. Туда он и намеревался прорваться.
Оправившись от шока, вызванного неожиданным появлением в Кабарде Шамиля с 20 тысячами мюридов, Голицын быстро и умело организовал оборону своего участка Кавказской линии.
Шамиль рассылал прокламации к кабардинцам и западным адыгам, призывая их присоединиться к нему. Но расчет на всеобщее восстание не оправдался. Не получив поддержки, имам уже 25 апреля начал отступление и вскоре ушел обратно за Терек, возвратившись в Чечню. Больше он не предпринимал масштабных попыток превратить весь Северный Кавказ в сплошной огненный пояс войны против Российской империи. Кавказская война горела на Кавказе двумя большими кострами: первый — Чечня и Дагестан; второй — Кубань и Восточное Причерноморье.
Магомет-Мирза Анзоров ушел с Шамилем и стал его наибом. 19 июня 1851 года он умер от многочисленных ран, полученных во время набега горцев на Сунженскую линию. Двумя годами ранее князь Голицын вызвал раздражение кавказского наместника Михаила Воронцова и покинул Кавказ. Он поселился в Москве, где прожил до 1861 года.
С того апрельского вечера 1846 года они больше не сыграли ни одной партии за общим столом.
Шамиль объединил восставших горцев в имамате — теократической державе, построенной на принципах общественного равноправия и политического единоначалия. Государство третьего имама не имело четких границ. Они то сужались, то расширялись в зависимости от военных успехов непокорных горцев. Но ядром имамата были Нагорный Дагестан и Чечня. Отсюда Шамиль рекрутировал воинов для ведения войны, здесь он скрывался в случае неудач.
Ветеран Кавказской войны, генерал Ростислав Фадеев писал об имамате: «Мы имели теперь дело не с обществами, ничем не связанными между собой, сопротивлявшимися или покорявшимися отдельно: но с государством, самым воинственным и фанатическим, покорствующим перед властью, облеченной в непогрешимость, и располагающим несколькими десятками тысяч воинов, защищенных страшной местностью; с государством, вдобавок окруженным сочувствующими ему племенами, готовыми при каждом успехе единоверцев взяться за оружие и поставить наши войска между двух огней».
Как Шамилю удалось построить это государство? Как оно функционировало, сопротивляясь огромному российскому левиафану?
В марте 1850 года унтер-офицер русской армии Карл Калиновский закончил работу над своими заметками о Шамиле и горцах. Они были написаны под сильным впечатлением от трехлетнего (1846–1849) пребывания-плена в чеченском ауле Ведено — одной из столиц имамата. Калиновский увидел и запомнил многое из жизни государства свободных горцев.
Начнем с резиденции имама. Она не отличалась помпезностью. Это небольшой двухэтажный дом «с колоннадою кругом», отмечает Калиновский. По соседству, в нескольких домах под одной земляной крышей разместилась семья Шамиля. За комфорт и удобство жен и детей имама отвечал небольшой штат прислуги: «трое русских, два грузина и несколько пленных старых и молодых грузинок». Здесь же располагались хозяйственные склады, «шариатный дом», в котором Шамиль вершил суд и расправу, и государственная казна, пополняемая податями с населения. Вот и весь правительственный квартал.
Вся власть в имамате сконцентрировалась на небольшом пятачке скромной резиденции Шамиля. Имам «соединил всю духовную, административную и военную власть», писал другой шамилевский пленник — князь Илья Орбелиани. Но это не значит, что Шамиль правил в одиночку.
Территория имамата делилась на несколько административных единиц, которые именовались наибствами. Их возглавлял военный губернатор — наиб. За все время правления (1834–1859) Шамиль учредил более сорока наибств. Первоначально права наибов во вверенных им областях были почти безграничны. Их власть была властью Шамиля в уменьшенном масштабе. «Шамиль слишком доверяет своим наибам», — сообщают заметки Калиновского. Власть, как известно, развращает. Испортила она и многих наибов имама. Некоторые из них стали руководствоваться в управлении не государственными и общественными интересами, а личными прихотями.
Пытаясь ограничить наибский произвол, Шамиль разработал «Низам» (от арабского слова «дисциплина») — свод законов, который регламентировал различные стороны жизни государства горцев. В кодексе сказано: «Наибы должны оставить решение дел по шариату муфтиям и кадиям и не входить в разбирательство тяжб, хотя бы были и алимами (учеными. — А. У.). Им предоставляется вести дела только военные. Сим низамом запрещается вручать одному лицу две должности для того, чтобы устранить всякое сомнение народа относительно наиба и пресечь всякие дурные и подозрительные помышления о нем».
Обиды, наносимые наибом местному населению, вызывали протест, который, в свою очередь, расшатывал само государственное здание имамата. Поэтому имам пытался контролировать наибов. Он не позволял им принимать важные решения о наказании авторитетных лиц, репрессии которых могли вызвать смуту. Эти особо важные дела Шамиль рассматривал сам, а после отправлял предельно краткие инструкции своим наибам. Как, например, это письмо, написанное наибу Исмаилу в 1845 году: «Привет. Затем. Мы получили письмо салтинского ученого Махмуда, подтверждающее правоту подателя сего письма. Поэтому тебе следует взыскать в его пользу имущество от лица, на которого он жалуется и в чем он принял присягу, не обращая внимания на разговоры последнего. Все».
Шамиль был грозным и жестоким правителем, не прощавшим предательства, не терпевшим пререканий. Иначе и быть не могло. Имамат находился в состоянии военно-политической турбулентности. Селения постоянно конфликтовали. Вот, что пишет Калиновский: «Аулы одного и того же общества враждовали между собою беспрестанно, и в них сильный грабил слабого». Одного религиозного цемента для скрепления имамата и утверждения закона и порядка было мало.
Некоторые аулы и вовсе отказывались признавать Шамиля и его наибов. Если переговоры не приносили успеха, то имам применял силу. «Часто Шамиль напоминал скорее завоевателя, чем властителя», — замечает историк Владимир Дегоев. В 1847 году жителям непокорного дагестанского аула Чох имам отправил послание, которое красноречиво характеризует политическую программу Шамиля в отношении фронды: «Вот я пишу вам второй раз мои наставления и увещевания, зову вас к повиновению благому, если вы примете их и будете повиноваться, то вас ожидает пощада и спокойствие. На земле вы будете пользоваться нашим благословением и земным счастьем, на небесах же вас будет ожидать вечное блаженство. Если же нет, то мы хлынем на вас с неожиданным вами числом войск, разорим ваши дома, обрушим на вас все ужасы, поставим ваше селение вверх дном, и вас постигнет ужасное мучение. Тогда не пеняйте на нас: воля в руках ваших. Мир тем, которые держатся истины».
Но не только аулы-оппозиционеры отвлекали Шамиля от борьбы с Российской империей. Лояльность популярных наибов временами тоже вызывала серьезные сомнения.
Знаменитый Хаджи-Мурат рассорился с Шамилем еще в 1848 году после падения аула Гергебиль. Наиб опоздал к сражению. Сам Хаджи-Мурат объяснял задержку болезнью, но злые языки уже нашептали Шамилю об измене наиба. Имам больше не доверял Хаджи-Мурату.
Голова убитого Хаджи-Мурата
В 1851 году, когда Хаджи-Мурат вернулся из неудачного табасаранского похода, Шамиль предъявил к нему претензии и потребовал свою долю добычи. Хаджи-Мурат уступил и отправил имаму богатые дары. Через несколько дней к Хаджи-Мурату пришли трое мюридов — посланцев Шамиля и сказали, что имам лишает его звания наиба за военные неудачи и в качестве компенсации требует выдачи всего состояния. «Ступайте назад и передайте Шамилю, что все, что я имею, я приобрел моею саблею; так пусть Шамиль придет ко мне и возьмет все тою же саблею: без бою я ему ничего не отдам», — ответил мюридам Хаджи-Мурат.
Он прекрасно понимал, что силы не равны, и принял решение сдаться русским. 23 ноября 1851 года Хаджи-Мурат вышел к крепости Воздвиженской на позиции Куринского егерского полка, которым командовал полковник Семен Воронцов — сын кавказского наместника Михаила Воронцова.
Дальнейшая судьба бывшего наиба была трагичной. Весной 1852 года он попытался бежать обратно в горы, но его настигли и в завязавшейся перестрелке Хаджи-Мурат погиб. Голова одного из героев Кавказской войны демонстрировалась в анатомическом театре военного госпиталя в Тифлисе.
Поддержал недовольство Хаджи-Мурата еще один известный наиб — Кибит-Магома, правивший в Тилитле. Со временем Шамиль передал под его управление еще семь других наибств Дагестана, соседних с Тилитлем. Кибит-Магома пользовался популярностью в народе, его уважали за справедливость и честность. Имел он и воинские дарования, храбро предводительствуя горцами в многочисленных набегах на русские укрепления и непокорные имаму аулы. Благодаря собственным талантам Кибит-Магома превратился в независимую фигуру. Взгляды славившегося красноречием наиба иногда противоречили указаниям имама. Однако Шамилю приходилось мириться с вольнодумцем. Слишком велики были его политический вес и поддержка среди населения. «Власть Шамиля весьма стеснена влиянием мюридов и наибов, и хотя от него зависит назначение одних и других, как равно и удаление от занимаемых ими должностей, но Шамиль принужден поступать с чрезвычайной разборчивостью, руководствуясь мнением большинства, а во многих случаях приказания свои может заставить исполнять, единственно основывая их на правилах религиозных», — читаем в заметках Калиновского.