В Анкару они прилетели безо всяких проблем, потому что Турция принимала туристов и имела либеральный визовый режим. Аэропорт Анкары был даже поменьше, наверное, чем бакинский, но тут везде были солдаты. С автоматическими винтовками, они внимательно смотрели на проходящих людей, но кого искали – непонятно.
В аэропорту их встретил проводник, собрал всех в кучу (их было одиннадцать человек), вывел к автобусу. Им оказался большой «Форд Транзит», который собирался здесь, в Турции.
Два места были впереди, и Магомед сел на одно из них, с интересом смотря на Турцию. Страну, которая много лет была исламской империей и осуществляла мечты мусульман о Халифате. Страна, в которой главный город – Истамбул – это бывший Константинополь, зримое свидетельство того, что исламский мир тоже может побеждать. Страна, при упоминании которой одни мечтательно закатывают глаза, а другие плюются и называют турков бидаатчиками, лицемерами и националистами.
Анкара по сравнению с Махачкалой была огромна, хотя и не дотягивала до Москвы. Она была очень разнообразна – здесь соседствовали маленькие домики частной застройки, виллы, совершенно советского вида многоэтажки, более новые жилые комплексы (но их было немного, это не туристическое побережье) и мечети. Мечетей было достаточно, но, на взгляд Магомеда, не больше, чем в его родной Махачкале.
Автомобильный поток другой, богаче, чем в Махачкале, и беднее, чем в Москве. Намного меньше маршруток, вместо них тут автобусы, а маршрутки чаще всего принадлежат отелям и доставляют гостей от вокзала и аэропорта, часто бесплатно. Нет ни типичных для Москвы «Мерседесов» и черных джипов (почти нет), ни типичных для Махачкалы «Приор», шкрябающих по дороге дном, с тонированными в черноту окнами и бухающими колонками эстрады или рэпа. Намного меньше грязи, не видно слоняющихся без дела людей – зато кое-где полицейские и армейские бронетранспортеры и солдаты с винтовками. Все такси ярко-желтого цвета – а не так, как в России, повесил на крышу шашки и таксуй. Почти нет покрытых женщин, многие одеты в джинсы, а то и мини-юбки. Сами улицы немного другие – например, во многих местах совсем нет бордюров, и проезжую часть от тротуара отделяют только деревья. На первых этажах много кафе и магазинчиков. В рекламе встречается немало изображений людей, что строго запрещено шариатом…
Водитель ехал примерно так же, как в Махачкале, – быстро, почти не обращая внимания на знаки, неистово сигналя и ругаясь. Из магнитолы лилась какая-то эстрада…
– Брат… – спросил Магомед, – а почему армии много? Зачем с винтовками?
– А… – досадливо произнес водитель, – это курдов ловят. Бандиты.
– А кто такие курды?
– Бандиты, говорю же. Нападают, взрывают. Они в горах живут. Зверье…
Магомед и водитель разговаривали по-русски – в Турции его выучили многие. И ему не понравились эти слова, потому что точно таким же зверьем в России считали их. И многие встали на джихад от несправедливости.
– Брат, а эти курды… – осторожно спросил Магомед, – они кяфиры, да?
– Нет, – с досадой ответил водитель, – правоверные.
Это Магомеду не понравилось еще больше. Получается, что правоверные убивают правоверных…
Их привезли и поселили в каком-то не то отеле, не то в меблированных комнатах – по несколько человек в комнате. Все то же самое – матрацы и одеяла на полу, кибла на стене, Интернет. Как им сказали – формируется группа для перехода через границу в лагерь, но придется подождать несколько дней. В город выходить не надо, продукты принесут, а кухня, чтобы готовить, есть. Интернетом пользоваться можно. Намаз совершать прямо в комнатах.
Магомед не знал, что отель и эта часть пути контролируются турецкой разведслужбой…
Все было так, как и сказали, – они совершали намаз, смотрели Интернет… большинство из тех, кто тут был, были русскоязычными. С первого же дня их начали выдергивать на какие-то опросы. И вот настала очередь для Магомеда…
Опрос проводил в отдельной комнате какой-то брат, невысокий, даже щуплый, в сильных очках и за ноутбуком. В этой комнате были нормальный стул и стол, и стул для посетителей – Магомед с детства привык сидеть на стуле и обедать за столом, и потому сама возможность нормально посидеть была благодатью для его ног. Он благодарно кивнул в ответ на предложение располагаться и сел, чувствуя, как гудят затекшие ноги…
– Ас саламу алейкум, – сказал ему брат.
– Ваалейкум ассалам ва рахматуллахи ва баракатух, – ответил Магомед. Он знал, что приветствовать полным приветствием правильно и Аллах ведет учет всякой вещи. Возможно, это была проверка.
Брат за компьютером кивнул… он пялился в компьютер, и Магомед подумал, что это невежливо. Он не знал, что его снимает скрытая камера, а в компьютере – программа, оценивающая по выражению его лица и глаз степень правдивости сказанного. Бесконтактный детектор лжи, разработанный израильтянами.
– Ты говоришь на английском?
– Yes, but very bad, – ответил Магомед, – ты знаешь русский, брат?
– Да, знаю. А еще на каких языках ты говоришь?
– На аварском, брат.
– А арабский ты знаешь?
– Очень немного, брат. Я хочу прочитать Коран[45], чтобы постичь всю сокровенную мудрость его, но пока Аллах не дал мне достаточно терпения для этого.
– Аллах да вознаградит тебя за твое усердие знанием. Ты и так делаешь лучшее, потому что встал на путь Аллаха Всевышнего, в то время как лицемеры остаются сидеть с сидящими. Нет для Аллаха Всевышнего лучшего ибадата, чем джихад, и тот, кто сомневается, впал в ширк[46].
– Аллаху Акбар.
– Расскажи, брат, откуда ты и почему ты решил сделать итизаль от кяфиров, мушриков и мунафиков[47] и встать на джихад. Я слышал, что в Дагестане полно мушриков, да наставит их на истину Аллах…
– Я из Дагестана, но решение встать на джихад принял в Москве, когда увидел несправедливость…
Оперативный пост турецкой военной разведки был расположен в соседнем здании, и лицо Магомеда было не только на экране ведущего опрос брата, но и на экране компьютера, расположенного в этой комнате. Два человека вглядывались в лицо очередного молодого человека, который думал, что вышел на прямую и ровную дорогу, ведущую прямиком в рай, а на деле встал на скользкую и кривую тропку, по которой нечестивые бредут день и ночь прямиком к шайтану.
– Уровень искренности девяносто один и семь. Более чем достаточно, – сказал оператор.
Стоявший за его спиной офицер кивнул.
– Записывай весь разговор и перегоняй на резервную пленку.
– Есть.
– Отметь – знает русский язык. В достаточной степени интегрирован в российское общество, английский на невысоком уровне, жил в Москве. Надо проверить, что на него есть в российском Мухабарате[48]. Интеллектуальный уровень довольно высокий, после подготовки можно выдвигать на амира…
Через несколько дней им принесли одежду и сказали переодеваться. Одежда была вся черная, но для ислама это святой цвет, потому что черным был плащ Пророка Мухаммеда.
Потом они сели в большой автобус и поехали на юг. К сирийской границе…
Надо сказать, что Магомед испугался, испугался настолько, что полдороги он шептал слова ду’а, взывая к Аллаху, чтобы он не оставил их милостью в этом путешествии и не допустил, чтобы они слетели в пропасть. Даже то, что он родился в Дагестане и наездился по горным дорогам, не вселяло бесстрашия. И даже то, что тот, кто вышел на пути Аллаха и упал с коня и свернул шею, тот все равно шахид и ему рай, – не вдохновляло.
Автобус был обычным, туристическим – правда, пахло в нем дурно, как в свинарнике, а все шторки были задернуты, можно было только подглядывать. Они ехали в ночь, причем ехали по опасным дорогам и очень странно. То водитель разгонялся до ста – ста двадцати километров в час, а то останавливался, и они стояли, иногда по часу. Часто водителю звонили по сотовому телефону, и он тоже постоянно кому-то звонил. Потом Магомед узнает, что это из-за того, что на дороге полиция, и если она поймает такой автобус с такими пассажирами – то придется дать взятку, а водитель хочет сохранить деньги и проехать без взятки. И потому у всех дорог, ведущих на юг, расставлены наблюдатели с мобильными телефонами, а то и с ночными биноклями, и они сообщают всем на трассе о том, где стоят полицейские или военные. Вот так вот они и ехали – рывками, чтобы не попасться…
Утром, уже посветлу, они прибыли в район Баб аль-Хава, турецкий район, фактически находящийся под контролем исламских экстремистов, чтобы пересечь границу. Как им сказали – день они проведут в лагере, а ночью, если на то будет воля Аллаха, они попадут в Сирию, где их встретят братья и отвезут в лагерь.
Лагерь…
В Дагестане существовало такое: закинь себе на ахират. Это значило – делали какие-то номера телефонов, и надо было скинуть туда деньги, по телефону же, пятьдесят-сто рублей. Часть из них шла бедным, как говорили – на Ближний Восток. Кто-то шутил относительно того, что мы сами тут бедные…
Но только тут Магомед понял, что такое бедность…
Лагерь был расположен на куске земли, выжженной солнцем, вытоптанной до пыли и совершенно бесплодной. Он был огорожен забором из сетки-рабицы, высотой примерно метра два, с колючей проволокой поверх, а периметр его патрулировали турецкие солдаты с винтовками. Внутри было что-то вроде больших палаток-навесов, в которых размещалось человек по сто, а то и больше. Кормили их из полевых кухонь турецкой армии, и еще какие-то гуманитарщики привозили рис в мешках. Выходить из лагеря запрещалось. У большинства беженцев не было никаких вещей, кроме тех, которые могут поместиться в небольшую сумку.
Их встретил местный имам и сразу пригласил в одну из палаток, в которых были постелены ковры. Там они совершили намаз, после чего имам предложил привести тех, за кого они будут сражаться, и послушать их.