У обоих у них городские костюмы Гилли, полученные в лагере и маскирующие под крошево бетона и камней. Магомед удивился бы, узнав, сколько стоит один – полторы тысячи долларов, за эту цену в Махачкале можно машину купить. Оружие у них румынское – винтовка «Дракула» 7,62 с нестандартным оптическим прицелом «Люнетта 12Х» и глушителем, а у Магомеда – укороченный «Мини-Дракула», и еще пулемет Калашникова, но со складным прикладом и коротким стволом. Магомед был очень горд, что он у него есть – на Кавказе его называли красавчик, и на рынке в Хасавюрте за настоящий, а не кустарно укороченный «ПКМ» легко дали бы «Приору»…
Сегодня день почему-то не задался – они стреляли только два раза и только один попали. Так-то охота их была более результативной, им удавалось даже подстрелить асадовских солдат, этих богохульников, которые кричат: «Башар акбар!» Но приказ устанавливал время их нахождения на позиции – и они не могли ослушаться.
Их смерть находилась почти в семистах метрах от них, приняв облик двух человек, неподвижно лежащих в разбитом бомбежками доме, от которого остался только обглоданный огнем каркас. Оба они, несмотря на жару, накрылись собственноручно сделанным маскировочным тентом из дерюги и лежали неподвижно вот уже более пяти часов.
Официально их здесь не было – да и не могло быть. Это были граждане России, официально уволившиеся из бригады специального назначения и уже через несколько дней знакомившиеся со своими подсоветными в Сирии. Они числились охранниками при российском посольстве, и в этом качестве им шла и выслуга, и довольствие, но фактически они занимали должности советников-инструкторов в элитной пятой дивизии Республиканской гвардии, которой командовал брат президента Асада. Их основной задачей были передача накопленного российской армией опыта действий в Чечне и подготовка снайперов на российском вооружении, которое прибывало в Сирию во все больших и больших объемах. До этого сирийские снайперы были вооружены исключительно «СВД», сейчас шло освоение другого оружия. Два изделия были сейчас с ними – снайперская винтовка «МЦ116М», которая хороша тем, что питается магазинами от «СВД», но при этом обеспечивая значительно лучшую точность боя, и «ОСВ-96», тяжелая снайперская винтовка тульского производства, которая по точности превосходит разрекламированный «Барретт». На обеих винтовках были белорусские прицелы в стальном корпусе двенадцатикратного увеличения. Второй номер располагал пулеметом ПКМ, на котором проходил испытания прицел типа «Тюльпан» с разметкой под винтовочный патрон. Прицел хороший, годный, не уступающий «ACOG». Здесь, например, прицельная марка как бы перевернута с ног на голову, но это хорошо. Ты стреляешь и видишь цель, если, к примеру, противник упал, ты это видишь, тебе ничего не загораживает обзор.
Они не должны были заниматься тем, чем занимались, но делали это. Во-первых, они прибыли сюда недавно, и им надо было завоевать доверие подсоветных, а доверие в учебных классах не завоевывается. Во-вторых, они все равно здесь были, и чтобы кого-то чему-то учить, им надо было самим знать и понимать обстановку, особенности ТВД, особенности тактики, применяемой противником, используемых ими укрытий, увидеть взаимодействие. Именно этим они сейчас и занимались – разведкой. Но что касается разрешения открывать огонь – его здесь никто и никогда не просил, а ночью они слышали в Сети обмен на русском. Если здесь есть русские или русскоязычные, то их надо убить. Увидел – убил. Не убьешь, они к тебе домой придут…
Один солдат гвардии им рассказывал, почему он здесь. До того, как все началось, они жили вместе, мусульмане, алавиты, христиане. В тот день его сестра выходила замуж, позвали гостей, пришли соседи. Со свадьбой поторопились, потому что в стране уже было неспокойно. Он тоже там был. А ночью соседи пришли убивать. Его за то, что он солдат, и всю семью…
Вот так вот…
Их время тоже подходило к концу – они разведали местность и нанесли обстановку на карту. Надо было уходить…
– Обмен… – вдруг сказал второй номер на русском.
– Это те, на высоте?
– Похоже.
– Что говорят?
– Спрашивают про замену. Жрать хотят. О… один шашлык говорит.
Шашлык…
Снайпер несколько раз напряг мышцы и расслабил – статичная гимнастика.
– Вызывай прикрытие и наводи. Сделаем шашлык…
– Змея, я Тридцать Третий, – забормотал второй номер, – Змея, Тридцать Третий. Концерт пять минут…
…
– Есть концерт.
– Наводи.
– Ориентир пять, два влево. И чуть ниже…
– Дальность?
– Семьсот.
Снайпер чуть пошевелился… до этого он пролежал неподвижно больше трех часов.
– Не вижу.
– Они там. В глубине комнаты, чуть левее. Отсчет от окна.
– С балконом?
– Нет, соседнего. Я вижу их на тепловизоре.
В отличие от американских спецвойск русские далеко не всегда могли себе позволить термооптические прицелы. Но вот термобинокли были уже почти у всех серьезных пар. Разница между прицелом и биноклем была в том, что биноклю не надо выдерживать отдачу от винтовки. Потому и цена в два раза ниже. За цену прицела можно приобрести недорогую, но новую иномарку. За цену бинокля – новую «Ладу».
Снайпер положил палец на спусковой крючок снайперской «МЦ116М». Винтовка была заряжена и снята с предохранителя, такое обращение со спусковым крючком было продиктовано требованиями безопасности.
– Готов.
Второй номер нащупал леску… леска была привязана к спусковому крючку установленного на кирпичах через две комнаты от них пулемета Калашникова с обрывком ленты. Старый трюк снайперов – и отвлекает от истинной позиции, и скрывает сам факт наличия снайпера. Мол, пулемет заработал – и одна пуля случайно попала прямо в голову…
– Ноль.
Пулемет застучал, палец плавно дожал настроенный на минимальное усилие спуск – и снайперская пуля отправилась в недолгий полет…
– Ну чего?
– Говорят, выехали уже.
– Ту машалла…[60]
– Амин шашлык пожарил.
– Хорошо…
– Вниз идем?
– Давай.
Смысла здесь торчать больше не было – лучше было спуститься вниз и там, в подъезде, подождать, пока подойдет машина. Братья вбегут в подъезд (здесь все надо делать бегом, даже если опасности на первый взгляд нет), они запрыгнут с ходу в багажник их джамаатовского пикапа и поедут в лагерь, где их ждет шашлык…
Абдуррахман встал, потянулся…
– Брат… как мне надоело одно и то же…
– Брат… – настороженно сказал Магомед, но больше ничего не сказал. Потому что не успел. Раздался шлепок – и Абдуррахман неловко завалился на бок.
– Брат! Брат!
Магомед бросился к нему, попытался оттащить.
– Брат… все саул будет.
– Ла… иллала Илла…Ллагъ…
– Брат, все саул будет. Мы еще в Махачкале по «Двадцать шесть»[61] вверх-вниз прокатимся, да? Брат, не теряйся!
– Аллах…
– Брат…
Магомед привстал, чтобы удобнее было тащить, и вторая пуля попала в него.
То, что было дальше, он помнил с трудом.
Оглушительный грохот пулемета на улице. Крики по-русски.
– Сейчас!
– Пошел! Пошел!
– Он мертвый совсем!
– Леша шахид теперь! Лешу кончили.
– Аллаху акбар!!!
Рядом взорвалась минометная мина, обдав их роем осколков и градом камней. Его уронили – засыпанная битым камнем земля ударила в лицо, и он снова потерял сознание…
В себя он пришел уже в Иордании, в госпитале, спустя много времени…
Госпиталь был хорошим, да и вообще ему повезло. Пуля попала плохо, ее осколок задел нервный центр, и он мог вообще остаться на всю жизнь с недействующей рукой или все время мучиться от болей. Но военные хирурги не только спасли ему руку, но и обещали, что она восстановит все функции. Только надо пройти программу медицинской реабилитации.
Было скучно.
Однажды к нему в палату зашел Сейфулла. На нем был незнакомый военный камуфляж типа «Пустыня», черные очки, в руках – большой пакет.
– Ялла, ихва…[62] – с шутливым наездом закричал он, – ты чего тут лежишь?
Магомед привстал, они крепко обнялись.
– Что говорят врачи?
– Говорят, через месяц. Надо руку разработать.
– Я-лла, какой месяц. Ты нам сейчас нужен, Аллах свидетель.
Магомед попытался встать.
– Шучу, шучу…
– Как Абдуррахман?
Сейфулла помрачнел.
– Абдуррахман шахид инша’Аллагъ. Да примет его Аллах, да повысит его степень, да простит его заблуждения и да введет в высшее общество
– Когда он… последнее что он сказал, было: «Аллах»…
– Брат, как хорошо, что ты это запомнил. Это высшее свидетельство веры, тот, кто сражался за Аллаха и умер с его именем на устах – лучший из людей.
– Аллаху акбар. Как на фронте?
– Плохо, брат… появились русские.
– Русские?
– Да, русские, да покарает их Аллах. Братья слышали, что вас тоже подстрелили русские.
– Русские…
– Русская армия, брат. Русские опять пришли. Бомбят, самолеты летают. Иногда я думаю, что русских надо уничтожить до последнего человека, потому что пока есть русские, не будет ни Халифата, ни победы, ничего не будет. Русские стоят на пути между нами и Аллахом.
– Рания… Рания… ее надо вывезти…
– Брат, крепись, ибо такова воля Аллаха, и он сделал, как пожелал. Рания теперь тоже шахид инша’Аллагъ, и я думаю, что ее джихад был даже более угоден Аллаху, чем наш. Бочка с вертолета попала в больницу.
– Рания…
– Крепись, брат, Аллах ведь жив…
Но Магомед вдруг дико закричал. И кричал, не переставая, до тех пор, пока вбежавшим докторам и медсестрам не удалось его зафиксировать и воткнуть в руку шприц…
Ирак. Декабрь 2017 года
Появится слепая, глухая и немая смута (имеется в виду смута, которая будет ослеплять сердца, из нее не будет видно выхода, и люди не станут слушать истину). Она будет стремиться к тому, кто стремитс