[77]. Чтобы взять такие опорные пункты, ИГИЛ или рыла подкоп (еще одна тактика боя, невиданная со времен Первой мировой), или использовала смертников. В одном случае смертники атаковали на небольших машинах последовательно, из расчета того, что какому-то удастся прорваться, иногда – смертник был один, но ему давали старый БТР или БМП (трудно остановить обороняющимся) или груженный взрывчаткой укрепленный самосвал. В одном из таких подрывов, по слухам, было применено шестьдесят (!!!) тонн взрывчатки в тротиловом эквиваленте. Смертники, пешие или на машинах, бросались на танки (из танка плохо видно, можно пропустить) или использовались при атаках на позиции правительственной армии на открытой местности. Сразу после подрывов одного или нескольких смертников боевики ИГИЛ шли в атаку, добивать оглушенных, контуженных солдат. Для противодействия такой тактике надо было иметь сильное наблюдение, чтобы вовремя обнаружить смертников, опытных пулеметчиков и снайперов на опасных направлениях и резерв в относительно безопасном месте, который может быстро вступить в бой после подрыва, заменив контуженных бойцов. В какой-то момент появилась еще одна, невиданная до этого нигде тактика. У ИГИЛ было мало танков и БМП – и они пускали их в атаку в сопровождении мотоциклетного эскорта из смертников. Смертники окружали танк, как только они засекали подлетающую к танку ракету «ПТУР» или «РПГ» – они подрывались, пытаясь ее сбить и уберечь танк. Подобного история войн еще не знала.
Откуда брались такие смертники?
Ну, частично это были фанатики: что в Сирии, что в Ираке было немало тех, кто потерял всю семью и был готов на все, чтобы отомстить. Но большей частью смертниками быть заставляли, что кардинально отличалось от всей практики шахадата до этого (кроме разве что Чечни) – самопожертвование на Востоке было строго добровольным, вот почему шахидов были единицы. Тут надо понимать, что джихад в Сирии – это первый джихад, в котором были джихадисты двух… скорее даже трех сортов. Первый сорт – это высшие офицеры разгромленного саддамовского режима, спецслужбисты, офицеры Асада, предавшие страну и присягу. Это были члены БААС, партии арабского социалистического возрождения, и исповедовали они социализм в трактовке гитлеровской Германии. Их джихад был скорее возрождением гитлеризма под другими лозунгами и в другой обстановке, а сами они имели стойкие фашистские взгляды. Второй сорт – это впервые проявившие себя джихад-туристы, потомки мигрантов в Европу второго и третьего поколения, арабы, но родившиеся и выросшие в Европе. Их было настолько много, что они составляли целые джамааты, они говорили, что делают джихад. Но на самом деле в их действиях было много от европейских войн и революций, многие из них также имели стойкие фашистские взгляды, хотя сами этого и не осознавали. И наконец третий сорт – это местные жители, к которым европейские джихадисты и спецслужбисты относились как к скоту, считали, что их можно забирать в армию джихада насильно, заставлять воевать угрозами и угрозами же становиться шахидами. В Сети имела хождение брошюра, напечатанная боевиком ИГ британского происхождения, в которой тот восхищается, как амиры чеченского, русского, европейского происхождения держат в «ежовых рукавицах» местную радикальную молодежь, запугивают и заставляют воевать и идти на смерть. Прочитайте это – и вам многое станет ясно. И то, что происходит там, и то, что в будущем ожидает и нас.
Часть боевиков-курдов погибла или была контужена, но большая часть осталась в доме и уцелела. Сам дом тоже уцелел и не рухнул – видимо, был построен в расчете на войну, крепко.
А когда из окна, со второго этажа, ударил «ДШК», все окончательно стало ясно.
Магомед ждал.
И дождался. Он сразу увидел курдского лидера – тот появился из главных ворот в сопровождении двоих телохранителей – единственный без оружия. Поймав промежуток между двумя ударами сердца, Магомед выстрелил…
Он попал в цель – в этом можно было не сомневаться, он всегда знал, когда попал и когда – нет. Вопрос теперь был в том, как уйти, – они кое-что не предусмотрели. Взрыв поднял на ноги весь город, и теперь на улицах были вооруженные люди. А любой чужак был хорошо заметен: здесь все знали всех.
Бросив винтовку, он решил идти через само здание – благо ночью в нем никого не было, это было какое-то офисное здание. Дверь изнутри открывалась без ключа. Прикрывая автомат полой своего пиджака свободного покроя (тут такие часто носили – афган-стайл), он пошел по улице, разыскивая мотоцикл. Вон, кажется, и он.
– Эй, ты!
Крик он слышал и перед этим, но на курдском, потому не отреагировал. Теперь кричали на сирийском арабском.
– Ты кто такой?
Магомед обернулся, включил фонарь на цевье – и окатил противника очередью.
Теперь быстро! Мотоцикл в лагере переделали, так что он теперь заводился без ключа. Магомед запрыгнул на мотоцикл, повернул рычажок – мотак чихнул и взвыл, приветствуя нового хозяина. Пришпорив его, Магомед понесся сквозь ночь, оставляя за собой крики и стрельбу курдов…
Следующий день он уже встретил в полевом лагере турецких войск.
Это… скажем так, это был не совсем войсковой лагерь, поскольку помимо собственно войск тут еще много кто был. Контрактники – это элита армии, потом призванные из запаса – эти старались не ходить на войну, гасились, как могли. Потом были Серые волки – это добровольцы, их использовали при зачистках курдских населенных пунктов, они в бой особо не рвались, только мародерствовали и издевались над мирняком, кололись наркотиками. Они же постоянно попадались на воровстве в лагере, у своих. И были они – боевики различных группировок, в основном ИГ и связанных с ИГ. Их посылали на самые опасные задания, потому что они были фанатики и искали смерти. Но они также участвовали и в зачистках вместе с волками[78]. Так как они подчинялись турецким спецслужбам, армейские офицеры их боялись и ненавидели. Они тоже не скрывали того, что придет время – и Турция может стать следующей в списке.
После того как Магомед вернулся, с ним захотел побеседовать сам Бекеш Онлар. Этот человек то появлялся в лагере, то исчезал, никто не знал, кто он такой, знали только, что он выполняет какие-то специальные задания, ездит по лагерям. До этого он никогда не ходил к Онлару лично, но замечал, что некоторые офицеры в лагере провожают этого человека взглядами, полными ненависти[79]. Вообще, отношения между турками были сложными, это было заметно невооруженным глазом.
Онлар – высокий, наголо бритый, с короткими, аккуратными усами – предложил присесть и налил кофе, что было поощрением к откровенному разговору
– Тебя зовут Мухаммед. Как Пророка?
– Да, эфенди.
– Это хорошо. Это твое настоящее имя? Отец так назвал тебя?
– Да, эфенди.
– Ты родом из Дагестана? Я был на вашей земле. Там очень красиво. Если бы не русские…
…
– Как тебе удалось уйти сегодня? Мы отправляли тебя на смерть.
– Волей Аллаха, эфенди. А смерти я не боюсь.
– Это хорошо. У тебя есть семья?
– Нет, эфенди.
– Это плохо. Можно помочь. Вот, посмотри.
Офицер жестом факира разложил на столе фотографии.
– Красивые, правда?
Фотографии были сделаны в Анжелике, самом роскошном клубе на берегу Босфора.
– Очень красивые девушки. Клянусь Аллахом, будь я помоложе и не имей трех детей…
…
– Если хочешь, я отвезу тебя в клуб. Хочешь?
Магомед помотал головой.
– Почему?
– Удаляйся от прелюбодеяния.
– Напрасно. Живем один раз. А вот, посмотри…
Офицер достал новые фотографии.
– Это жилой комплекс Махмутлар в Алании. Посмотри, какие красивые квартиры.
…
– Есть однокомнатные, двух– и трехкомнатные. Специальные квартиры для тех, кто переселяется в Турцию из-за гонений на ислам, для мухаджиров. Там будут жить только правоверные, там есть мечеть и исламский лицей для детей. Хочешь, съездим, посмотрим? Одна может стать твоей.
Магомед мотнул головой.
– Там хорошо. Ты знаешь Москву?
Магомед кивнул.
– Хорошо знаешь?
Еще кивок.
– Там у тебя есть кто-то, кто укроет тебя? Может, девушка.
Магомед кивнул – но только чтобы офицер отстал.
– Это хорошо. Ты сражаешься за свободу своей земли, Магомед?
– Я сражаюсь за ислам.
– Это хорошо. Но Дагестан должен быть свободным от кяфиров?
Кивок.
– Ты хорошо стреляешь, верно?
…
– Нам бы хотелось, чтобы ты поехал в Москву. Там ты сможешь выстрелить?
Магомед покачал головой.
– Почему?
– Разве там джихад?
– Джихад везде, где кяфиры. Ты понимаешь, что мусульмане всего мира не смогут быть свободными, пока есть Русня?
…
– Русисты много столетий угнетали мусульманские народы. Только с падением Русни многое начнет меняться. Мы хотим, чтобы ты сделал выстрел. А потом вернулся. Мы дадим тебе турецкий паспорт и квартиру.
– Я в розыске, эфенди. ФСБ.
Офицер зло прикусил губу.
– Хорошо. Мы проверим, так ли это. Иди.
Выйдя из здания штаба, он услышал крики. Они доносились с того места, где стояли машины Серых волков.
Магомед подошел ближе. Несколько Серых волков развлекались, как они это умели. В клетку запирали мать, отбирали у нее грудного ребенка и начинали тыкать его ножом. Сегодня представление давал Ислям, он протыкал ребенка не ножом, а тонкой заостренной вязальной спицей, стараясь не повредить внутренние органы, чтобы ребенок не умер. Его мать, курдка, бросалась на стенки клетки, билась головой, грызла стальные прутья и выла, в ней уже не было ничего человеческого. Окружившие место потехи турецкие солдаты и боевики Серых волков обсуждали происходящее, ржали…
Магомед сплюнул, сказал негромко:
– Да обрадует вас Аллах тяжким наказанием, – и прошел мимо…