Примерно к середине дня обстановка в городе стала явственно склоняться в сторону повстанцев, к которым примкнула часть городского населения, которому новая-старая власть надоела уже до чертиков.
По сути, Махачкала – это город на побережье, прижатый к берегу горами. Из него есть четыре пути для отступления – по Аэропортовскому шоссе, на Каспийск по бывшему Комсомольскому шоссе, на Дербент по Имама Шамиля вдоль железнодорожных путей и на Буйнакск – по одноименному шоссе, идущему через частную застройку. Правительственный квартал расположен ближе к побережью, его контроль дает возможность контролировать и стратегически важные морпорт и железнодорожный вокзал, который в Махачкале совмещен с морским[101]. Но когда в Нефтяном порту началась высадка боевиков «Исламского государства», переброшенных морем с того берега Каспия, – правительственные силы поняли, что удержаться им не удастся. И, собрав все силы, пошли на прорыв в сторону Комсомольского проспекта по короткому и широкому Ленинскому проспекту (Расула Гамзатова). У железнодорожного моста завязался самый страшный бой с начала того дня…
Бывший проспект Ленина был застроен в основном невысокими, четырехэтажными, сталинками. Здание Дома быта было тоже четырехэтажным, но уже новой постройки, с виду оно было похоже на бетонную гребенку, царапало взгляд. Внутри было не лучше: коридоры советского стиля (белый верх, грязно-зеленый низ), пол с дешевым линолеумом «под паркет», узкие коридоры, разномастные двери. Радовало только одно – держава цемента не жалела, так что рухнуть оно не должно было.
Они уже продвинулись до гостиницы «Ленинград» и заняли перекресток со знаменитой «Двадцать шестой»[102]. Впереди были джамаатовские, а Магомед был в это время как раз у Дома быта, вместе с какими-то чеченцами и несколькими местными парнями. На его глазах один парень со старым «СКС» разгреб хлам, разбил прикладом дверцу, достал пару бутылок колы. Свернул голову одной, отхлебнул, зажмурил от удовольствия глаза.
– Лазат[103].
В этот момент раздался тоненький нарастающий свист, который так хорошо знаком профессионалам.
– Миномет!
Взрывы хлестнули горячим воздухом, бетонной крошкой, осколками. Ударили по ушам.
– В здание! – заорал Магомед, как самый опытный. – Ползком, не вставать!
Они ползли в здание, до входа было метров пятнадцать, но их можно было никогда не пройти. За их спинами мина попала в автобус, к счастью, пустой.
– Что за нах…
– Они на прорыв пошли, – сказал один из чеченцев, – надо позицию занять. Бронетехника пойдет…
На крышу выхода не было. Они едва успели занять позиции, как действительно пошел прорыв. Бронетранспортеры и БМП чередовались с «Лендкрузерами», «Лексусами» и «Кайеннами», но это было не самое страшное. Страшнее были тачанки – пикапы с пулеметами, часто крупнокалиберными. В отличие от стрелка БТР стрелок на тачанке отлично видит все происходящее и реагирует мгновенно. Вот почему, кстати, американцы предпочитают БТРу «Хаммеры» с защищенным пулеметом и даже щит делают из дорогого бронестекла. Время реакции и тактическая осведомленность тут важнее защищенности от поражающих факторов ядерного взрыва…
Магомед сделал два выстрела – и был вынужден убраться, потому что стрелок обратил на него внимание и открыл огонь на прикрытие. А потом чеченцы ахнули из «РПГ», видимо, нашли-таки выход на крышу, – в ответ правительственные войска нанесли такой удар, что Магомеда в коридоре сбило с ног. На какой-то момент его обдало смертным ужасом, он подумал, что сейчас здание рухнет и он окажется погребенным под его завалами, но нет, здание советской постройки стояло. Только в коридоре ничего не было видно от пыли и дыма, и начали залетать пули, противно цвикая, – значит, обвалили часть стены.
Со второго этажа Магомед спрыгнул на тыльную сторону здания, там было все нормально, и даже машины стояли, только все было густо засеяно битым стеклом. В этот момент раздался чудовищный взрыв, дрогнула земля. Магомед оглянулся в сторону взрыва – для того чтобы увидеть неспешно встающее над крышами бурое облако. Это кто-то догадался и подорвал железнодорожный мост.
Кто-то прыгнул рядом, хрустнул сапогами по осколкам стекла. Это был один из чеченцев, глаза его горели недобрым огнем, что особенно убедительно смотрелось на грязно-белом от строительной пыли лице. Он вышиб окно у стоящего рядом пикапа и в несколько секунд завел двигатель.
– Что стоишь, садись! Сейчас джамаат соберем, охоту на них будем делать!
Магомед подумал, что не дело такое делать на родной земле, в родном городе – это чеченцу они не родные, а так лучше бы отпустить их восвояси…
Но он просто полез в кузов.
Остановленная подрывом моста колонна частично потеряла управляемость и под огнем начала распадаться. Часть пошла по проспекту Гамидова, часть попыталась прорваться по железнодорожным путям, а хвост колонны попытался прорваться по «Двадцати шести». Последних остановили и истребили полностью.
Магомед участвовал в охоте на промке и точно убил шесть человек, наверное больше, но он не был уверен. Но одного он спас.
Когда он увидел лежащего парня в камке – его, видимо, сбросило взрывом с брони, и он, оглушенный, так и остался, а остатки колонны ушли, – и увидел стоящего над ним бородача с ножом, в нем что-то перевернулось. Бородач успел произнести привычное при забое скота «бисмилло рахмону раджим», но перерезать горло не успел – подбежавший Магомед сильно ударил его по голове и направил на него свою «СВД».
– Стоять!
Бородач поднимался, глаза его были белыми от бешенства. К нему бежали его соплеменники, Магомед достал из кармана «эргэдэшку» и выдернул кольцо.
– Стоять, с…а.
Сразу стало как-то тихо… мертво тихо.
– Не дам…
– Он кяфир. Его надо принести Аллаху!
– Он не кяфир. Не русский. Он аварец, такой же, как я.
Люди молчали. Рядом догорал БТР.
– Мы больше не воюем с русскими. Это наша страна, – упрямо сказал Магомед, – самосуд делать не дам.
Еще неизвестно, чем закончилось бы, но к скоплению подошли еще несколько человек, явно местные.
– И верно, – сказал один из них, – с правоверным так нельзя. Э, пацан, ты правоверный?
Раненый кивнул, на лице его запеклась кровь.
– Есть шариат. Отдать в шариатский суд, пусть его судят и наказывают. А убивать нельзя, это не по шариату…
Магомед спрятал гранату и помог парню подняться.
– Давай… тут рядом больница…
Они выбрались из кольца враждебно настроенных к ним людей и побрели по разбитому городу. На улицах было много горящих машин и бронетехники, кто-то уже палил в воздух с криками «Аллаху акбар»!
– Эфенди… Вы должны знать кое-что, – сказал парень.
…
– Я не аварец. Я лезгин.
Магомеду вдруг стало очень стыдно.
– Ты дагестанец. Такой же, как я…
Исламский вилайят Дагестан… Шамилькала. Июнь 2017 года
День возмездия близок,
А мы позабыли о страхе.
День возмездия близок,
О нем возвестит нам Исрафил.
В муках судного
Пред Аллахом мы ужас познаем.
День возмездия близок,
Так зачем мы о нем забываем…
Исламский вилайят Дагестан…
После того как русская власть на Кавказе рухнула в считаные дни, в республики пришла власть национальная. Но она продержалась даже меньше, чем Временное правительство в семнадцатом, за сто лет до этого. Потому что люди не хотели демократии, люди хотели порядка. И демократию не положишь в рот. Удивительно, но несмотря на то, что люди смотрели телевидение и точно знали, что происходило и происходит на Ближнем Востоке, люди в дагестанских городах в большинстве своем относились к приходу исламских радикалов положительно, даже встречали их. Так было ровно по той же самой причине, почему сто лет назад не воспротивились приходу к власти большевиков – потому что большевики несли с собой порядок. После бардака многие стали ценить порядок, пусть жестокий, но порядок.
Вилайят Дагестан – это было государство без определенной территории, оно однозначно включало в себя Махачкалу, второй эпицентр ваххабизма был на севере, близко к линии размежевания, и включал в себя Буйнакск. На большей части горного Дагестана власть держали либо отряды самообороны в селениях, чаще всего основанные на базе бывших РОВД (в РОВД все равно служили свои, не с Марса прилетевшие), либо поднявшиеся в горы в родные селения отряды криминала, политических боевиков и просто отморозков, которым нечего было терять и больше не было работы. Все они уходили в горы и занимали оборону. Понятное дело, что «оборонцев» надо кормить, а земля Дагестана – это тебе не Краснодарский край, и толпы бездельников, которые хотят не только хлеба кусок, но и маслица на него, а то и икорки, сельское хозяйство, контрабанда и примитив типа выгона самогона не прокормят. Таким образом налаживались какие-то коммерческие, контрабандные связи, и на них ситуация как-то держалась. Пришлые тоже понимали, что они пришли на чужую землю, и это значило, что возбухать противопоказано.
Хотя и очень хотелось.
В Махачкале повторилась ситуация девяностых годов, когда отряды «Талибана», в основном состоящие из малограмотных молодых парней, говорящих на пушту, стали хозяевами почти двухмиллионного столичного города, в котором была даже Академия наук и в котором большинство говорило на дари. Хозяевами Кабула талибы были только пять лет, но крови за это время пролилось очень и очень много.
Прежде всего ваххабиты выпустили омру (указ), согласно которому, утверждая принцип «Ла иллахи илла Ллагъ», все органы власти, ранее существовавшие в Дагестане, объявлялись куфарскими и отменялись, равно как и все законы. Отменялась также Конституция, вместо нее – Коран, вместо законов – шариат, вместо судов всех уровней – исламские суды, возглавляемые Верховным кадием Дагестана. Главой государства ст